И алабай рычал. Он словно ругался, высказывая все, что думает о двуногих самцах рода человеческого, способных не только обидеть детеныша, но и глумиться над беззащитным малышом! Да ни один зверь не позволит такого! Рвать уродов, р‑р‑рвать, р‑р‑рвать!
— Все, хватит, — Кирилл обнял пса за шею и успокаивающе погладил по голове. — Теперь — полная тишина. Мы с тобой спрячемся вон за тот выступ и подождем, как и собирались.
Алабай еще пару раз глухо клокотнул, а потом отправился вместе с хозяином в засаду, сжатой до упора пружиной замерев у его ног.
И тягучей, липкой струей столярного клея потянулось время. Секунды вязкими каплями падали на землю, образуя лужицы минут. Натянутые до предела нити ожидания грозились вот‑вот лопнуть, и тогда Кирилл не только не смог бы удержать пса, но и сам бы с ревом ломанулся следом.
Прекрасно осознавая, что бежит на пули.
Но, к счастью, у братишек, затаившихся внутри дота, с выдержкой дела обстояли гораздо хуже, чем, к примеру, с выпивкой. Распространяя миазмы страха, они просидели в норе не больше пяти минут. А потом неизвестность начала разъедать и без того пожеванную циррозом печень упырей, и они решили выяснить все же, что там, снаружи.
И — хвала их трусливости — использовать в качестве отвлекающего фактора своего пленника.
Видимо, какой‑то коридор в доте все же был, потому что послышавшиеся вдруг голоса звучали немного приглушенно:
— Витек, а может, не надо пацана впутывать? Вдруг зверюга еще там и загрызет парнишку? А потом Зотов загрызет нас.
— Ты че…, хочешь, чтобы глотку тебе или мне вырвали? Ты слышал, как зверюга рычит? У меня до сих пор мурашки по коже, чуть не обделался!
— Че‑то ты постоянно ссышься сегодня? — нервно гоготнул братец. — Простату застудил?
— Заткнись…! А то щас сам вместо пацана на разведку пойдешь, раз его тебе так жалко.
— Ни… мне его не жалко, я просто не хочу перед Зотовым отвечать потом.
— Слушай, нам Зотов че велел? Пацана не бить. Так мы ж его и не бьем. А если зверь загрызет — мы тут ни при чем. Я лично соваться первым не собираюсь. Забыл, какая слава про местный лес ходит? Мы ж сюда потому и приехали, что сюда ни охотники, ни грибники не забредают.
— Ага, я помню, как отец нам про местную нежить рассказывал. Думаешь, — голос мордоворота задрожал, — это как раз нежить и рычала? Я никогда такого звука не слышал!
— Щас узнаем. Если оно там, то кинется на мальчишку, и мы поглядим, что там кто. Пшел вперед, говнюк!
— Не надо! — испуганно вскрикнул наплаканный мальчишеский голос. — Дяденьки, не надо! Ну пожалуйста!
Алабай вздрогнул и дернулся было вперед, но Кирилл удержал пса:
— Рано.
Из провала, ведущего в дот, буквально вылетел, получив ускорение от мощного толчка в спину, худенький парнишка в перепачканных джинсах и маечке. Шапки, закрывающей глаза, о которой упоминал Шайтаныч, на голове у пленника не было, а вот руки «отважные» стражи мальчонке не развязали.
Ну да, шапка мешала их развлечениям. Как могли помешать и свободные руки — отбивался бы, гаденыш, царапался, нанес ощутимый вред мужскому достоинству извращенцев.
Не удержавшись на ногах, мальчик упал в грязь у края болота и замер там, тоненько поскуливая от ужаса.
И снова пришлось сдерживать рвущегося в бой пса.
Двадцать секунд, тридцать, минута, две. Тишина, нарушаемая лишь тихим плачем маленького пленника.
— Кажись, никого, — повеселел один из братьев, кто именно — Кирилл не разобрал. Для него голоса этих скотов звучали так же одинаково, как и их чувства. Одна сплошная гниль. — Ушел, наверное.
— Че наверное — ушел, в натуре. Был бы здесь, уж б пацана порвал. Мясо молодое, нежное, не то, что мы с тобой.
— А может, нас чует, вот и затаился.
— На… мы ему сдались? Ты, брателло, ужастиков пересмотрел, да еще и про нежить вспомнил. Скорее всего, волк какой забрел, а теперь убежал по своим делам.
— Ну так и иди первым, че базаришь?
— И пойду, только теперь я первым пацана…, понял? Ты не успел, теперь моя очередь.
Пара мерзких комментариев, гнусный хохоток — и первый из «храбрецов» выбрался из норы, держа пистолет наготове.
Хотя нет, при чем тут какая‑то «готова»? Пистолет мордастый, названный родителями «победителем» (Виктором, в смысле), держал в руке, а вовсе не на непонятной «готове».
Сделав пару шагов, Витек оглянулся по сторонам и, не заметив ничего подозрительного (не зря же подозрительные прятались), махнул рукой брату.
Появилась сначала пушка Коляна на вытянутых руках, а потом и его тушка:
— Ну че, все чики‑пуки?
— Да нормалек, прячь ствол, пока с перепугу не отстрелил че нужное. Хорошо, если себе, а вдруг мне?
— Хватит вы…, тут зрителей нет.
Облегченно переругиваясь, братишки спрятали пистолеты и направились к сжавшемуся в комочек мальчишке:
— Па‑а‑адъем! Пора сделать дяденькам приятное. И учти, говнюк, пустишь в ход зубы — останешься без них.
— А как насчет моих зубов?
Мордовороты вздрогнули от неожиданности и обернулись.
И, будь у них подолы, непременно подхватили бы их и ломанулись в болото. Но за неимением подолов ограничились истерическим визгом.
И вовсе не оскалившийся гигантский пес вызвал столь неадекватную реакцию двух здоровенных типов, мерявшихся крутизной.
Просто Кирилл снял с лица балаклаву.
Глава 20
Он даже ружье с плеча снимать не стал, дабы не нарушать целостности образа. Какого образа? Местной нежити, разумеется.
Заливая верещавших недорезанной свиньей братцев волной накопившегося гнева, Кирилл медленно приблизился почти вплотную к трусливым гнусам и процедил:
— Напрасно вы рискнули нарушить мое уединение, человекообразные. Надо было старших слушать, они ведь вас предупреждали. Теперь все, допрыгались.
Колян икнул, закатил глаза и завалился на бок, едва не придавив совершенно ошалевшего парнишку, побелевшими от ужаса глазами смотревшего на Кирилла.
Второй, оборвав визгливое соло на самой высокой ноте, упал на колени и поковылял к «нежити»:
— П‑п‑прости нас! Мы не думали…
— А надо было думать, вкусняшки, надо, — промурлыкал Кирилл, облизнувшись. — Давненько я людишек не пробовал, забыл уже сладкий вкус вашего мяса. Да и зверь косточки погрызть не прочь.
Теперь самое главное — не заржать. Злоба и ярость, раздраженно матерясь по поводу невозможности работать в таких условиях, покинули место действия. Ведь эти болваны даже не попытались достать оружие — один в обморок эмигрировал, а другой…
Алабай брезгливо чихнул и рыкнул погромче, заставляя приближающегося Витька замереть в луже собственной мочи.
Клацая зубами так, что сохранность языка оставалась загадкой, скот загнусил:
— Н‑н‑но зачем же есть нас, к‑к‑когда есть молодое нежное мяско? П‑п‑посмотрите, какой славный пацанчик! П‑п‑примите его в качестве жертвы, г‑г‑господин, и клянусь, что буду привозить вам новые к‑к‑каждый месяц! Т‑т‑только не убивайте! А хотите — берите пацана и вот эту — т‑т‑тушу, — он угодливо указал на валявшееся в отключке тело брата. — Я даже п‑п‑помогу отнести, куда скажете. Или тут к‑к‑кушать будете?
Вот скотина, а? Готов жизнью брата выкупить свою никчемную шкурку. Высокие отношения!
Кирилл не удержался и от всей души врезал ногой в трясущийся подбородок.
Мерзкий хрустящий звук, фонтан кровищи из пасти, нудный, раздражающий барабанные перепонки вой, осколки зубов, выплевываемые вместе с кровью — хор‑р‑роший получился удар!
Впервые за последние два года Кирилл получил дивиденды от своей изуродованной внешности. Может, именно это имел в виду старец Никодим, утверждая, что Кирилл нужен здесь?
Спасение неизвестного мальчонки? Хотя не такого уж неизвестного, имя алюминиевого короля Владимира Павловича Тарасова было хорошо известно не только в финансовых кругах. Так что спасает он сейчас алюминиевого принца.
Нет, спасает он несчастного запуганного пацаненка, совсем сомлевшего от ужаса. Ничего, парень, самое страшное уже позади, просто ты пока об этом не знаешь. Потерпи немного, малыш.
Кирилл наклонился к псу и шепнул:
— Успокой ребенка, а я пока займусь сладкой парочкой.
Алабай направился к мальчику, лег рядом и ласково лизнул заплаканную мордашку. Парнишка, вконец измотанный непрекращающимся ужасом сегодняшнего дня, недоверчиво посмотрел на гиганта и, получив очередной облиз носа, гусеничкой (по‑другому со связанными руками сложно) подполз к собаке вплотную и зарылся лицом в густую шерсть, спрятавшись там от зла.
Ну, вот и отлично, пора заняться опарышами.
Кирилл без всякого сожаления осмотрел быстро наливавшуюся фиолетовым, жутко деформированную нижнюю часть лица Витька. Похоже, сломана челюсть. Или обе? А, без разницы.
