газетах и в блогах, не судачили бабки на лавочках. Они не протестовали против лингамов, не шли в террористы, просто жили, рожали и воспитывали детей. Странные люди. Я ушел из службы мониторинга, Антон в ней остался, его повысили, из простых оперативников он поднялся до координатора (это уже практически штабная работа). А я теперь дворник. Убираю сразу три участка – иначе не прожить. Зато на воздухе и в курсе последних новостей. Наших – о делах дворовых, простых и незатейливых.
И вот ведь как получилось. С батей наладилось. Мы не находились в контрах, но держались друг от друга на почтительном расстоянии. Да, помогали, да исполняли все, что родственные связи предполагали. Но без фанатизма и уж тем более без телячьих нежностей. Шли, так сказать, параллельными курсами. А тут он мне выдал на свадьбе: "Держись за нее, охламон!" И так тепло стало после этой его фразы, как будто в костёр бензином плеснули. "Батя!" – тока и смог ответить я и чуть не заплакал. И мы обнялись, а такого не бывало с детства. И ещё он мне сказал: "В жизни мужчины бывает только две женщины: его мать и мать его детей. Раньше я тебе этого не говорил, потому что ты, как и я в молодости, был просто глупым охламоном, а теперь ты меня поймёшь". И я его понял, не головой, а сердцем.
А вот последний разговор с Антохой… для меня так и остался мраком, сколько я над ним голову ни ломал. Только начать надо с предпоследней беседы, потому что негоже телеги ехать впереди лошади. Мы сидели на скамеечке в одном слегка заброшенным муниципальными властями парке и пили водочку. Пэпээсники, обратив на форму Антохи свой взор и получив приглашения присоединиться к нашему алкоголизму, отрицательно помотали головами, явно поставив свои желания в разрез с долгом. И нас оставили в покое. Тогда-то Антоха и произнес свою речь. Про то, что нас всех ждет коллапс. То есть экономику ждет коллапс, а мы окажемся в полной жопе. Правда, Антоха называл это место анусом. Разница несущественная, на мой взгляд, особенно, если глядеть через бутылку водки, а допили мы её быстро почти без закуски.
– …часть денег, получаемых корпорацией "Айк" за лингамы, возвращается на фондовый рынок. И что ты думаешь, на них покупается? Сеть интернет на корню, плюс к этому операторы связи, плюс телевидение. Сеть и связь понятно – это нужно для активизации лингамов. А ты видел по дуроскопу хоть раз что-нибудь про "Айк"?
– Я вообще телек перестал смотреть.
– Очень хорошо. А мне вот приходится, и поверь, что, владея по сути самым мощным медиа-ресурсом на планете, "Айк" себя не пиарит. Кто владеет информацией, тот не хочет владеть миром! Ты можешь себе это представить? – Антоха был на взводе.
– Может, просто всему своё время.
– Этого я ещё не понял… – сказал Антоха словно бы и не мне. – Эти ребятки просто разгоняют экономику, сейчас деньги банкам дают под ноль процентов, ну а сами банкам клиентам – под один процент и это почти во всех странах. Когда такое было?
И дальше он что-то развивал, но я уже плохо понимал, куда друг клонит. До того, как меня проглотила муть, я спросил:
– Антоха… а ты на звонки отвечаешь, когда сексом занимаешься?
– Да…
– А я… ик… нет…
– Так вот почему иногда… до тебя дозвониться нельзя…
И одновременно сказав "Друган" мы обнялись… "Но вуман, но край!", – затянул Антоха, а я добавил рева в его баритон: "Нет Динки, нет слёз!"
Тогда я заметил, но не предал значения: друг мой на что-то решился, на что-то большое, большее, чем он сам. Но я уже напился и восстановил картину эту много позже, когда время было, а тогда я мог сносно уже только моргать… ну, а самый последний разговор… да и не разговор это был, а послание. Только четыре слова друг сказал:
– Правда там, где свет… – и его смартфон отрубился.
Позже я много раз прокручивал в памяти эти мгновения, но так и не смог понять, что хотел до меня донести Антоха. А на следующее утро по телевизору – я специально смотрел новости – показали сюжет о самоубийстве координатора СМ Антона Михайлова. Про его доблестную службу Отечеству ведущая заливалась соловьем. Глаза сухие у меня были, я и в детстве, ежели разжалобить кого надо было, то палец слюнявил, а из глаз мокроту ни по желанию, ни от боли или обиды вышибить не получалась. Вот и сейчас только пелена алая, но не мокрая, а огненная.
Раскололи они Антоху. Это я могу прикинуться пробкой и убедительно тупить: "Мне нужна босая беременная блондинка на кухне отдельной виллы на Канарах и чтобы эта… значится… мильон золотых червонцев в тумбочке рядом с двуспальным сексодромом… а лингамы ваши мне ваще неинтересны" и ни один Полиграф Полиграфович меня бы с этой темы не сбил. А Антоха… он же думал, чувствовал, переживал. И где-то прокололся. Больше у меня нет живых друзей…
Потом я кое-что написал Динке с зарегистрированного не на моё имя почтового ящика:
Динка! Надеюсь, ты не знала, что ваши хотят повесить Антоху. То, что он не самоубийца… это даже не обсуждается. Мы же одна душа на троих и понимаем друг друга без лишних слов. Если захочешь выбраться из лингамного болота, приезжай к нам – мы с Надей примем тебя как родную! Но, ежели ты в курсе была про Антоху… тогда не приезжай никогда. Он бы тебя, может, и простил, а я цельный и простой, как табуретка. Зашибу!
А дальше – освободившись от глупых слов – я начал действовать легко. На подъеме из эмоциональной пропасти я расстался с самыми дорогими для сердца людьми: отправил в Тьмутаракань Надю и Валюшу – наша доча, принцесса с такими глазищами, что я за неё уже спокоен, за принцев волнуюсь … прощание прошло быстро, потому что долгие проводы моё сердце с детства не переносит. Лучше ударный инструмент гитару сразу о стену ломануть, чем каждую струну по отдельности лопать… так и хвост у собаки надо отрубать сразу, а не по частям. Валёк за палец мой большой подержалась и в беззубой улыбке расплылась, и я щетинистую морду-лица попытался скруглить в улыбке, мол, все пучком! Только плохо получилось. Надя пыталась не сорваться до слёз, знала, что я остро на них реагирую… но не удержалась и так крепко ко мне прижалась, чтобы
