– проговаривает с акцентом, довольно ярким, – я пришла помочь, не бойся.
Роется в саквояже, который ставит на кровать перед собой.
– Где у тебя болит?
Поднимает руки, и я вижу зажатый в старческих пальцах стетоскоп.
– Везде. Все тело ломит.
– Я послушаю тебя.
– Зверь решил послать ко мне врача с помощью?! – тяну губы в улыбке, но женщина не отвечает, она сноровисто откидывает покрывало и тянет меня, заставляет сесть. Старческие пальцы оказываются необыкновенно цепкими и сильными.
– Ты слишком болтлива. Нехорошо. Хочешь продержаться в этом доме, постарайся выказывать почтение.
Пока говорит, греет кругляш, затем прикладывает к моей спине, а у меня все равно мурашки идут. Передергиваю плечами.
– Что, кыз?
– Х-холодно.
– Терпи, девочка. Дыши. Вот так. А сейчас задержи дыхание.
Ставит два пальца мне на спину и постукивает, заставляет открыть рот, светит в глаза.
– Вашему хозяина нужна здоровая племенная кобыла, да?!
Трясусь в негодовании, злость комком поднимается к горлу, но старуха лишь бросает на меня острый взгляд черных глаз.
– Для женщины главное умение быть покорной и держать язык за зубами.
Делает паузу и продолжает строго:
– Пока не отрезали!
Голос звучит спокойно настолько, что мне становится жутко.
– Вы сейчас ведь не серьезно, правда?!
Спрашиваю шокированно, но мне не отвечают.
Сухие пальцы касаются моего подбородка, разворачивает лицо то в одну сторону, то в другую. Рассматривает, ощупывает царапину на щеке. Щелкает языком и белесые брови сходятся на переносице.
– Слишком слабая, – осторожно прикасается к границам ушиба, а я чувствую, что у меня там уже приличная припухлость, жмурюсь от боли.
– Потерпи.
Лезет в чемоданчик и вытаскивает баночку, открывает, смазывает мне щеку каким-то пахучим жиром.
– Не беспокойся. Я травница старой закалки с медицинским дипломом, так что все хорошо будет, кыз.
Голос у женщины успокаивающий, тянет покрывало вниз, еще дальше, а я цепляюсь за него в панике.
– Я только осмотрю. Ты говори, что и где у тебя болит.
Мои пальцы слишком слабы, и женщина спокойно отнимает мое прикрытие.
Оголяет тело полностью. Во мне сейчас сил, как в котенке, особо сопротивляться не могу.
– Скажи, живот болит? Что чувствуешь? Дискомфорт, резь, острую боль?
Спрашивает внезапно и застает врасплох своим взглядом, устремленным в самый низ живота.
– Что?!
Выпаливаю резко.
– На кровати нет простыни, – отвечает многозначительно.
Молчу. Слова закончились.
– Ты не беспокойся. Я действительно врач. Могу осмотреть, помочь…
Смотрит прямо и внутри у меня все дрожит от того, что вижу в этих черных глазах. Там проскальзывает сострадание.
Последняя капля наполняет чашу, и я начинаю плакать навзрыд, горько.
– Ну тихо, кыз, тихо, – накидывает покрывало обратно, обнимает меня за плечи, и я кладу голову на грудь незнакомой женщины.
– Не плач. Хозяин не лютует с женщинами…
– Я так не думаю, – наконец, выдыхаю, поняв, что передо мной человек, который хоть немного может помочь, или ответить на мучащие вопросы.
– Молодость глупа. Мне нет смысла лгать.
– Что он от меня хочет? Когда отпустит?
Хочется надеяться, что заточение в этом доме имеет временный характер, что меня отпустят.
– Не спрашивай об этом, дочка. Я не скажу. Не знаю я планов господина.
– Почему так? Чем я провинилась? Разве я виновата, что меня выбрал в жены его враг?! Что за странные законы у вас?!
Пожимает плечами.
– Хозяин человек сложный, но справедливый. У Тургуна есть причины быть таким.
Цепляюсь за незнакомое слово и повторяю:
– Тургун?!
Кивает.
– Просто смирись и прими свою судьбу. Пути Всевышнего ведут каждого, и как ни петляй, то, что предначертано, случится.
– Я не понимаю! Я просто хочу домой!
Слезы текут рекой, проводит руками по моим волосам, привлекает к себе, дает выплакаться, а затем отстраняется внезапно и поджимает губы.
– Так что болит у тебя? – и опять бросает взгляд вниз.
Машу головой из стороны в сторону.
– Он не… не…
Проговариваю рвано, не могу выговорить слов, щеку печет и тело ломит, чувства в хаосе.
Останавливает на мне свои проницательные глаза, некрасивая женщина, смуглое лицо испещрено морщинами, черты тяжелые, но все же есть в ней что-то теплое, а в глазах зажигается огонек, когда в полном шоке повторяет за мной:
– Он не тронул?!
Прикусываю губу и просто киваю.
Проговаривает что-то неразборчивое на своем языке и заглядывает мне в глаза.
Накрываюсь одеялом по самое горло. Тело бьет сильная дрожь. Мне кажется, что у меня кровь в венах кипит.
– Тише, кыз. Потерпи. Сейчас собью жар.
Осматривает комнату, будто ищет что-то и не находит.
– Пойду принесу воды.
Оставляет меня, прикрываю глаза, впадаю в дрему и уже в следующее пробуждение чувствую, как кромка стакана надавливает на губы, прохладная вода приносит облегчение.
– Попей, милая, – проговаривает мягко.
Опять падаю на подушку, молча рассматриваю женщину, которая сноровисто мочит тряпку и прикладывает к моему полыхающему лбу. Платье у нее странное, словно двойное, напоминает длинный кардиган с орнаментом по краям.
– Полежишь, наберешься сил. Ничего страшного не произошло… – голос убаюкивает, успокаивает.
– Как мне к вам обращаться? – задаю вопрос и получаю улыбку в ответ.
– Рения. Можешь звать тетушка Рения.
– А я Ярослава.
– Красиво. Тебе подходит. Говорят, имя человека предопределяет его судьбу.
– И какая судьба у меня?
Улыбается и в глазах искорки словно танцуют, или это свет от лампы играет с моим воображением?
– А это тебе решать.
– Вы назвали Монгола Тургуном. Так его зовут?
– Да.
Кажется, что Рения настроена весьма дружелюбно. Внезапно в мозгу рождается идея. Она придает храбрости, заставляет понадеяться, что добрая женщина не откажет, может, даже поможет, стираю с лица слезы-сопли и произношу совсем тихо:
– Ваш хозяин похитил меня, понимаете?! Я здесь не по своей воле, помогите мне, прошу!
Поднимает на меня сочувствующий взгляд и губы слегка растягиваются в улыбке.
– Похищение невесты одна из многовековых традиций. Не ты первая и не ты последняя. Просто смирись со своей долей. Будет легче. Хозяин мужчина видный. Любая девушка сочтет за честь скрасить его ночи.
Протягивает мне стакан с водой, словно ничего не происходит.
– Попей еще чуть-чуть, полегчает.
Сначала хочу отказаться, ударить по руке, но жажда берет свое и я припадаю потрескавшимися губами к граненому стакану, делаю жадные глотки, пока жидкость охлаждает изнутри.
– Право первой ночи. Спроси об этой традиции у господина. Если посчитает нужным – ответит.
– Моя семья, мой отец и брат, они остались там… Я хочу знать, что с ними все в порядке… Один звонок. Сообщение. Все, что угодно… Я ведь ни в чем не виновата…
Не отступаюсь. Скулю в отчаянии. Когда видишь сострадание в глазах, когда тебе сочувствуют – это ломает, это доводит до агонии бессилия.
Сжимает губы, словно не желает отвечать, но затем все же проговаривает тихо:
– Ты просишь у меня невозможного, кыз. Да и глупая ты, если считаешь, что все ограничится
