Занкевич говорил в комитете коротко и резко. Его речь не была похожа на ту, которую он произнес несколько минут назад перед бригадой на плацу. Теперь в каждом его слове звучала угроза.
— Господин генерал! — обратился Волков. — До сих [103] пор нас еще никто не слушал, даже никто не делал попыток выслушать нас. Позволяем себе надеяться, что вы, представитель Временного правительства, не откажете нам в этом.
Волков продолжал:
— Во время наступления на форт Бримон нас расстреляла французская артиллерия. Что это — ошибка или предательство, сейчас судить трудно. Все солдаты бригады знают, что полковник Иванов и подполковник Готуа были в то время на командном пункте артиллерии, но не приняли никаких мер, чтобы изменить прицел. Когда мы сменились с фронта, нас долгое время перегоняли из одних деревень в другие, не устраивали бань, не выдавали белья. По неизвестным нам причинам нас неоднократно пытались разоружить. Теперь, прибыв сюда, мы не успели еще разместиться, как нас уже называют ворами, грабителями, обвиняют в том, что мы обижаем французских граждан соседних общин...
Волков еще долго говорил о том, что произошло в бригаде в течение последних трех месяцев. Затем перешел к событиям последних дней...
— Солдаты 1-й бригады, отказавшиеся подчиниться Временному правительству и выполнить ваш приказ, — правы. Законные просьбы солдат никем из представителей Временного правительства во Франции во внимание не принимаются. Так же глухо к ним и французское военное командование. Солдаты обижены всем этим и питают полное недоверие к своим офицерам. Поэтому возвращение солдат на родину стало необходимостью. Этого требуют все солдаты бригады.
Выслушав Волкова, Занкевич встал и заходил большими шагами по комнате не говоря ни слова. Видно было, что он обдумывает все сказанное Волковым. Наконец, приняв свой обычный вид, Занкевич заговорил:
— Я прибыл сюда не дискутировать. Я хочу знать: подчиняются ли мои войска Временному правительству и моим приказам? Мне ясно, что 1-я бригада находится под влиянием ленинцев. Я прикажу поэтому всех солдат, безусловно подчинившихся, завтра же вывести из лагеря ля-Куртин. Я срочно запрошу Временное правительство, как квалифицировать поступок солдат, изъявивших желание сражаться только на русском фронте, и какие меры я должен применить к мятежникам... [104]
— «К мятежникам»? — возразило ему несколько голосов.
— Да, к мятежникам! — воскликнул Занкевич и быстро вышел из комнаты. За ним молча последовал и комиссар Рапп.
Во второй половине дня генерал Занкевич издал следующий приказ по дивизии.
«ПРИКАЗ № 15ПО РУССКИМ ВОЙСКАМ ВО ФРАНЦИИ, ЛАГЕРЬ ЛЯ-КУРТИН, 24 июня (ст. ст.) 1917 годаСреди русских войск 1-й особой пехотной дивизии возник раскол. Одна часть солдат высказалась за безусловное подчинение всем требованиям Временного правительства, а другая официально заявила мне, что согласна сражаться только на русском фронте. Об этом я сегодня донесу Временному правительству с ходатайством указать мне: какую точку зрения я должен установить на эту последнюю группу и, в частности, как я должен решить вопрос относительно денежного и прочего довольствия солдат этой группы.Ввиду создавшегося положения при дальнейшем обострении отношений обеих групп приказываю: солдат, высказавшихся за безусловное подчинение требованиям Временного правительства, вывести из лагеря ля-Куртин. При солдатах в лагере ля-Куртин офицеров оставить по моему назначению...Представитель Временного правительства при главной квартире французской армиигенерал-майор ЗАНКЕВИЧ»{22}.
Приказ генерала Занкевича о выводе из лагеря всех солдат, признавших Временное правительство, преследовал цель закрепить раскол между солдатами русской дивизии. И эта цель была достигнута. Молодому и малоопытному руководству комитетов 1-й бригады русских войск во Франции не удалось присоединить к себе своих братьев — солдат 3-й бригады, оказавшихся в руках врагов революции. 7 июля в 10 часов утра 3-я бригада оставила лагерь ля-Куртин.
Глава IV. Кровавая расправа в городах Иер и Ванвез
Произвол и беззаконие, чинимые русским военным командованием во Франции, вызывали протесты не только солдат боевых частей 1-й особой дивизии и в первую очередь солдат 1-й бригады, составлявшей основное революционное ядро русских войск во Франции. Революционные выступления стали отмечаться и в тыловых учреждениях русских войск — госпиталях и командах выздоравливающих. Особенно большой размах эти выступления получили в госпиталях и командах выздоравливающих, расположенных в небольших французских городах Иер и Ванвез.
События в Иере и Ванвезе явились прологом к кровавой драме, происшедшей спустя несколько месяцев в лагере ля-Куртин.
В начале 1917 года группа солдат команды выздоравливающих, расположенной в Иере, отказалась выехать на фронт, пока ей не будут выданы суточные деньги. Эта группа была немедленно арестована. Но ее пример нашел последователей. Еще несколько групп выступили с такими же требованиями. Требование солдат об уплате им суточных денег было вызвано тем обстоятельством, что русское военное командование во Франции произвольно лишило раненых солдат, находившихся на излечении в госпиталях и в командах выздоравливающих, положенных им суточных денег. Оно использовало эти деньги для банкетов, приемов и т. п.
Солдаты команды выздоравливающих Иера решили покончить с этим беззаконием и восстановить свои права.
Отказ солдат Иера выехать на фронт, прежде чем им будут выплачены суточные за все время лечения в госпитале и нахождения в команде выздоравливающих, заставил [106] главноначальствующего русскими войсками во Франции генерала Палицына запросить 18 января 1917 года высшие русские военные власти о том, имеют ли право на получение суточных денег нижние чины особых бригад, эвакуированные в тыловые госпитали.
На запрос Палицына 3 февраля последовал ответ Главного управления Генерального штаба, из которого следовало, что законом установлен отпуск суточных денег вообще всем нижним чинам, командированным на Французский и Салоникский фронты, и что больные нижние чины не должны составлять исключения.
Однако русское командование во Франции и после этого разъяснения продолжало не выдавать раненым и больным солдатам положенного им денежного содержания.
Но чтобы не возбуждать еще большего недовольства солдат, командование решило выдавать солдатам аванс по 5–10 франков в месяц. При выдаче этих денег солдатам издевательски объясняли, что остальные деньги не выдаются им потому, чтобы они не пропили их и не заводили бы в пьяном виде драк с солдатами других союзных армий.
Подобные «объяснения» оскорбляли русских солдат и еще больше озлобляли их, так как открытое хищение офицерами солдатских денег ни для кого не было секретом. Оно полностью подтвердилось материалами, собранными комитетом русских солдат и матросов в Марселе в марте 1917 года.
Комитет русских солдат и матросов в Марселе был образован после Февральской революции. В начальной стадии своей работы он ставил перед собой задачу помочь всем чем можно больным и раненым русским солдатам, заброшенным в чужую страну, улучшить их условия быта в госпиталях, вытребовать для них причитающиеся им за долгие месяцы деньги и т. д.
Работу комитета возглавлял русский врач, проживавший в Марселе. По настойчивой просьбе солдат комитет проверил местные казначейские кассы, в которых хранились деньги на содержание больных и раненых русских солдат. В результате проверки касс в городах Иер и Марсель комитет установил, что в этих кассах имеются злоупотребления должностных лиц. Чтобы ликвидировать эти злоупотребления, комитет обратился к военному министру Временного правительства Гучкову с просьбой принять [107] необходимые меры. Но комитет не дождался от Гучкова ответа. Тогда он послал своего представителя. Русские власти в Париже заверили его, что в ближайшие дни все нужды солдат будут удовлетворены, а все больные, раненые и выздоравливающие солдаты получат причитающееся им содержание.
Поверив этим обещаниям, комитет сообщил о них солдатам во всех госпиталях и командах выздоравливающих и призвал их сохранять спокойствие.
Однако русские власти во Франции не собирались всерьез выполнять свои обещания. Вместо того, чтобы удовлетворить нужды солдат, власти уговаривали их согласиться на получение не всех денег, причитающихся им за 6–8 месяцев, а лишь аванса в размере 15–20 франков на человека. Солдаты не согласились с этим предложением и потребовали выдачи всего, что им причиталось. И так как командование стояло на своем, солдаты повели борьбу за свои законные права более решительно. В Иере снова начались волнения.
