койке уже приподнялась и тянула к Элинор кряхтящий сверток.
— Я — Маргарет, леди. Возьмите ребенка! Почитайте «Отче наш» над ним, или что сами сочтете нужным!
Губы Элинор задрожали. Еще мгновение, и темноволосая женщина всучила младенца девушке и упала на простыни.
Ребеночек был теплым, красным, немного пофыркивал и недовольно сопел, но не плакал. Он был так неестественно мал и беззащитен.
— Это мальчик? — Элинор присела на край кровати женщины, не в силах отвести взгляда от младенца.
— Да, мой Бенджамин! Какой красавец, не находите? Здоровый, сильный! — стоило Элинор поднять глаза на Маргарет, как она зашлась горькими слезами. — Почитайте «Отче наш», леди! Ведь я грешна! Так пусть грехи мои не коснуться этого дитя!
Ребенок на руках Элин заворочался, вытащил одну ручку из пеленок, слегка царапнув себя по носу острыми ноготками, и уже собирался заплакать, вторя своей матери, но девушка интуитивно прижала его к себе и тихонечко зашептала молитву, прервавшись лишь на секунду.
— В чем вы грешны, Маргарет? — вопрос священника, не леди, но кто ее осудит сейчас?
— Не повторяйте никогда ошибок глупых женщин! Даже если дитя пришло к вам неожиданно, никогда не поступайте так, как дурная Маргарет!
Женщина скомкала ворот своей сорочки, всхлипнула, отвернулась на мгновение к стене.
— Упаси Господь! Даже мысли у женщины не должно быть избавится от своего дитя! А я грешна!
Элинор вздрогнула, но продолжила внимательно слушать, покачиваясь из стороны в сторону.
— Я обратилась к этим «докторишкам», у которых молоко еще на губах не обсохло! Мне было так плохо! Я не могла ни есть, ни спать! Грешна я дважды. Не имею супруга, но имею дитя! Откуда мне было знать, что стоит лишь понести, так все внутренности начнут проситься наружу?
— Расскажи, что ты сделала? — на груди у Элин лег тяжелый камень, она и ждала, что ответит ей Маргарет, и в тоже время боялась. Этой стороне жизни женщины ее никто не учил. О таком молчали даже на кухне.
— О… я грешница… живот уже большой стал, а я пришла к этим студентам… попросила избавить от бремени…как хорошо, что доктор подоспел. Он спас нас… нас обоих — женщина плакала, ее красивое молодое лицо покраснело, рубашка намокла.
— Это благословение! Это дар! Я поняла это, стоило лишь взглянуть в эти синие маленькие глазки! Вдохнуть этот сладкий аромат!
Новорожденный кроха в руках Элинор и не знал, какой ужасной участи он избежал. Он уснул, устроив свою щечку на груди у девушки.
Ей не хотелось отдавать младенца, спускать его с рук. Его живительное тепло начало расползаться по душе Элинор, но ей нужно было спешить и она аккуратно, словно драгоценность, уложила дитя в колыбель.
— Маргарет, благослови тебя Господь! Сейчас мне нужно уйти, но я обязательно еще навещу вас! — она еле ощутимо коснулась губами горячего лба женщины — Все мы грешны.
С этими словами Элинор развернулась и побежала, что есть сил обратно в приемное отделение, молясь лишь об одном! Что бы не было слишком поздно!
Приемная опустела, несколько медсестер и одинокий студент среди них. Анны не было.
— Куда ушли Ваши дружки? Куда они увели девушку, которая стояла здесь? — Элинор была полна праведного гнева! Эти мясники! Эти глупые мальчишки! Они не посмеют и дальше бесчинствовать! Играть жизнями испуганных и нуждающихся в помощи женщин! Никто больше не посмеет!
Разъяренная леди не на шутку испугала бедного студента, а медицинские сестры и вовсе попытались незаметно улизнуть, но от Элинор не так-то просто убежать!
Боль, злость и страх кипели у нее внутри, и придавали решимости!
Студент, дрожащей рукой указал в темный боковой коридор. Слов не требовалось. Забыв об осторожности, Элин бросилась туда, открывая все попадающиеся на пути двери.
Изможденные старики на операционных столах, чуланы с тряпками и бинтами, холодные кладовые.
«Анна, где же ты?»
Терпкий, пропитанный формалином воздух перехватил дыхание девушки, и она сильно закашляла. Хотелось перевести дух, глотнуть больше кислорода, но против Элинор играл ее корсет, терпкий формалин и утекающее время.
В конце коридора забрезжил свет. Двустворчатая дубовая дверь была слегка приоткрыта и Элин проскользнула внутрь.
Деревянные ступени и скамьи, заполненные молодыми мужчинами. Это был амфитеатр. Только выступали на его арене отнюдь не актеры.
На белой простыне, в самом сердце подиума, лежала худенькая девушка в тоненькой больничной сорочке. Рядом стоял юноша в хирургическом халате, с щипцами в руках. Медицинская сестра держала над лицом девушки маску и бутыль, из которой капля за каплей падал на маску опиум.
— Прекратите… — голос Элинор сел после бега, она снова зашлась в сильном кашле и побежала вниз по ступеням амфитеатра. — Прекратите немедленно!!!
— Леди, вам стоит выйти! — Сзади к Элин подошел студент, и больно потянул ее обратно к двери.
— Я никуда не уйду без этой девушки! Как дочь самого графа Спенсера, я приказываю вам отойти от нее! И прекратить все ваши манипуляции! — холодными, дрожащими пальцами, Элин пыталась освободиться от захвата, но студент держал крепко.
— А леди то у нас подвержена истерии! — загоготал он, а другие мужчины поддержали громким гавканьем.
Извернувшись, Элин замахнулась посильнее, и по аудитории разнесся громкий хлопок от пощечины.
— А вот это вы зря… — от металлического тона студента у Элинор пробежал по спине холодок, но она не собиралась сдаваться! Да, он сильнее ее… юноша сжал с силой челюсти, и уже было собирался занести руку для ответной пощечины, как к ним подлетела темная фигура.
— Только посмей ее тронуть. — Уже летящую в сторону девушки ладонь перехватили знакомые загорелые пальцы.
Артур заломил плечо студента назад, с силой приложил его спиной к каменной стене, и второй рукой сжал его лицо.
— Я размажу тебя по этой самой стенке…
В амфитеатре наступила гробовая тишина. Ни один из присутствующих не посмел приблизиться и прийти на помощь товарищу. Медсестра и действующий хирург отошли от безжизненно лежащей на столе Анны.
Элинор со свистом глотала воздух, но не могла отдышаться. Перед глазами мелькали искры, ноги не хотели слушаться.
Она пятилась назад, нащупывая ногами ступени.
Артур здесь. Ничего плохого не случится.
Анна казалось мертвой, но то было лишь действие опиума. Жилка на ее шее билась. Лицо было белее простыни. Но она была жива. И это главное.
Элинор пеленала Анну Лефортен как младенца. Не оставляя ни единого не укрытого участка на теле. Маниакальное желание увезти ее отсюда, пусть даже без сознания, держало Элинор на ногах и адреналин в крови, не давал волю чувствам.
Девушка не услышала громкого «Все вон отсюда!», и не заметила, как
