Пока моя королева Марго искала точку опоры за дощатым сараем, я решил осчастливить её, и на свои собственные честно заработанные деньги купить ей билет до Москвы, и не в каком-нибудь, а в купейном вагоне. Пусть не считает, что мы здесь сплошь деревенские прижимистые кержаки! Жаль, конечно, деньги! Матери надобно что-нибудь купить… Но – гусарить, так гусарить! На, бери билет на верхнюю полку!
Мне почему-то всегда казалось, да и теперь пока ещё кажется, что верхняя полка в вагоне самая удобная в длительной поездке.
– Эй, малый, не балуй! – вытащил меня за воротник из окошка мужик неопределённого возраста, но с деревянной ногой и в кителе, что говорило о его боевом прошлом. – Не балуй! Лучше скажи, что надо?
– Билет вот до Москвы…
– До Москвы?.. – посмотрел на меня подозрительно. – До Москвы – не знаю. Поезда проходящие, а вот до Тамбова – пожалуйста! Пригородный подходит.
Действительно за окнами, громыхая всеми суставами и сердито сопя, пододвинулся паровоз, за которым, стукаясь лбами, остановились несколько зелёных вагонов.
И вот уже в станционных обшарпанных дверях показалась моя попутчица, которая спешно махала мне руками на выход.
Я, поднимая чемоданы, вопросительно на неё посмотрел.
– Миленький, давай, а то опоздаем!
Слово «миленький» на меня так подействовало, что я, не раздумывая больше ни о чём, ринулся за ней в вагон.
Лавки в вагоне были полупустыми, и мы свободно уселись. Я на всякий случай поставил чемоданы между ног: мало ли что может с ними случиться? Шпана так и рыскает! Хотя в сквозном, не разделённом на отсеки вагоне, кроме тройки степенных мужиков и тройки баб в платочках, никакой шпаны не оказалось.
К нам подошла проводница и попросила билеты.
Маргарита, ни слова не говоря, протянула ей какие-то деньги, и та, махнув рукой, чтобы мы сидели спокойно, перешла в другой вагон.
Поезд тронулся, и за окном, словно перевёрнутая скучная страница залежалой книги, тут же забылась Платоновка.
Через какой-нибудь час мне снова пришлось вытягивать чемоданы на бетонку перрона уже тамбовского вокзала.
Здесь было людно и много интереснее, чем на той заштатной станции. Народ, словно в праздник, сновал туда-сюда и, казалось, что праздник здесь длится вечно.
Надсадно пыхтя, подходили пассажирские поезда, но нам с ними было не по пути. Пролетали, обдавая людей каменьями грохота, товарняки; некоторые порожние, длиной почти в бесконечность, а некоторые надрывались с чугунными чушками на дощатых платформах, или с крутобокими вонючими, источающими нефть и мазут, такими огромными цистернами, в которых, казалось, уместилась бы вся целиком наша речка Большой Ломовис.
– Ты никуда не уходи, пока я за билетом схожу, – как-то безрадостно поглядывая то на чемоданы, то на сверкающие лезвия железных скрещённых путей, сказала королева Марго и направилась в здание вокзала.
Я остался стоять, нетерпеливо поглядывая на чемоданы. Солнце уже перевалило за ту черту, когда можно говорить, что наступил вечер, а мне ещё надо как-то добираться обратным путём в родные края…
Но тут моё внимание привлёк ларёк с пивом, и я непроизвольно слизал с губ солоноватый налёт. Сразу же неимоверно захотелось пить. Пришлось тянуть чемоданы к ларьку.
Пиво, хотя и тёплое, но довольно пенистое и крепкое, освежило моё сознание, придавая уверенность и оптимизм. Ничего, доберусь как-нибудь, деньги есть, а с деньгами можно и такси нанять.
Захотелось выпить ещё кружку.
Не успел я сдуть желтоватую, кудрявую по краям гранёной кружки пену, как подошла непривычно грустная королева.
– Как ты пьёшь эту гадость? – она взяла из моих рук толстого стекла тяжёлую кружку и выплеснула содержимое в мусорницу, отлитую в виде огромной греческой вазы. – Билетов на Москву нет, – сказала она, вернув порожнюю кружку мне. – Предложила кассирша билет в СВ, а у меня на спальный вагон денег не хватило…
Вот тут-то, наконец, пришло время и мне покрасоваться! Я небрежно вытащил из кармана лохматую пачку:
– Как не хватило? А вот они – хрусты! Пошли за билетом!
У королевы Марго глаза стали большими, и она от неожиданности отпрянула назад:
– Ах, ты, богатенький Буратино! Банк ограбил?
– Заработал! – сказал я с достоинством. – Пошли!
– А чемоданы?
– Сиди, я сам за билетом схожу!
В кассе народу – никого, и за окошком – тоже никого. Кассирша, освобождённая отсутствием билетов, отошла в неизвестном направлении. Крикнув несколько раз в окошко, я стал ждать. Пока я ждал, у меня созрела здравая мысль: давай, возьму я и себе билет до Москвы. Всё равно сегодня до Бондарей уже не добраться. А ночь до Москвы с Маргаритой в мягком вагоне обеспечена. Завтра я снова до Платоновки доберусь, а там на попутке в Бондари! Всего одна ночь, но какая звёздная!
На доске объявлений цена за билет стояла немалая, но я решил сыграть в купчика.
– Ходють, ходють тут всякие! – послышалось в окошке. – Шпана привокзальная!
На кого сердилась эта грубая тётка, я сразу не понял, и попросил купе на двоих в мягком вагоне до Москвы.
– Не хулигань! Милицию позову!
– Какая милиция? Мне два билета в СВ! Вот деньги!
Кассирша подозрительно на меня посмотрела и потянулась за телефонной трубкой:
– Милицию вызову!
Но я уже положил ей на столик деньги с прибавкой на чай. Чем чёрт не шутит, пока Бог спит.
И вот уже два розоватых листика у меня в руках. До отхода поезда Тамбов-Москва оставалось около часа.
Я, чтобы разыграть сцену, медленно вразвалочку вышел на перрон. Там возле ларька сидела на чемоданах Марго. Пусть посидит, ничего! И я завернул к буфету. Бутылка шампанского и шоколадка только подчеркнут мою щедрость с билетами.
Увидев меня, королева вскочила, словно под ней распрямилась пружина:
– Взял?
– А то нет!
Я в свободной руке держал два билета в грядущий рай. Слышал, рассказывали, какие там, в спальных вагонах, апартаменты. Закрыл дверь, и ты – вот он! Делай, что хочешь!
– Ах, Буратино, я Ваша! – Маргарита сладко потянулась, словно только что встала с постели. – Дай, поцелую!
Мягкая податливость её губ чуть не опрокинула меня рядом. Я безвольно опустился на чемоданы: в одной вытянутой руке шампанское, а в другой – билеты и большая плитка шоколада.
Вероятно, сцена была настолько вызывающа, что проходящая мимо баба, плюнув в сторону, сказала, как пролаяла:
– Блудёшка! Юнца соблазняет, зараза!
Маргарита весело рассмеялась:
– Сумей дать, и ты будешь б. дь! И нечего завидовать!
Даже меня, бондарского хулигана и заядлого матерщинника, такие откровения повергли в шок. Я что-то хотел сказать, и тут же, сражённый, подавился словом. Ай, да девочка! Ай, да студенточка! Ай, да актрисочка! Попала в самую десятку. В этой циничной фразе сквозила железная логика жизни. Точность поразительная!
Баба на всякий случай сделала вид, что это не про неё, и, не оглядываясь, заспешила, заспешила по своим бабьим делам.
Я, как показывают в кино, небрежно прихватил пальцами проволочную уздечку на тепловатой бутылке с шампанским. Но не успел сделать и пол-оборота маленькой жёсткой петельки, как пластиковая пробка с громким хлопком выстрелила прямо в сидящих под навесом вечных привокзальных голубей, которые сразу, смахивая пыль и угольную сажу со стропил, взлетели, но, не обнаружив никакой для себя опасности, снова оказались на обсиженных местах. Белая пенная струя вырвалась из бутылочной теснины, щедро поливая мои руки, кирзачи на ногах и серый на вечернем солнце асфальт.
Я, обескураженный, суетно крутил головой, не зная, что предпринять. Маргарита подставила под струю пустую пивную кружку, из которой медленно стала выползать та же пена.
Когда бутылка успокоилась, в ней осталось вина не более чем на два пальца. Да и в кружке плескалось на самом донышке. От этого ещё больше захотелось пить. Я, запрокинув голову, стал вливать в себя из бутылки остатки былой роскоши. Но вино было тёплым и таким кислым на вкус, что я, кроме двух-трёх резких ширяний иголками в нос, ничего не почувствовал.
Маргарита разочарованно сунула мне тяжёлую пивную кружку в руки:
– Допивай вот…
Я выплеснул эти остатки в стоящий рядом цветочный горшок с какими-то сухими ветками бывших цветов.
Не получилось песни! А как хотелось нарисоваться пушкинским гусаром рядом с полтавской ведьмой, то бишь московской королевой Марго.
От потери лица меня выручил поезд. Он, словно боясь вспугнуть толпящихся обочь пассажиров, крался так медленно, что, казалось, никогда не остановится. Но вот громыхнули тяжёлые тарелки амортизирующих буферов и, свиснув коротким фальцетом, поезд остановился. Я стал шарить глазами наш вагон, но номера на них никак не совпадали по установленному порядку: во главе, за паровозом, должен быть вагон номер один, но на этом вагоне вообще не было никаких номеров.
Пока я с баулами метался туда-сюда, Маргарита остановилась возле одного вагона почти в самом конце поезда и отчаянно махала мне руками.
