– А что про Пинчука скажешь?
– Трудолюбивый, опытный, исполнительный. Старательный, я бы сказал. Характер у него спокойный. Ну, немного как бы себе на уме…
– Это можно про каждого сказать. Как у него складывались отношения с Голышевым?
– Рабочие отношения. Никаких конфликтов, никаких непоняток, тем более ссор, насколько мне известно, между ними не было.
– Что по части выпивки?
– Да у нас тут практически сухой закон. Разве что граммов сто-двести по особому случаю – праздник там какой или день рождения.
– Спирта полно…
– У нас с этим строго. Все сотрудники предупреждены. Если будет замечен в распитии – контракт прерывается. Сразу под зад и за свой счет – на материк. А Голышев так вообще, сколько его помню, редко когда рюмку поднимал.
– Что-то не вяжется, Дим Димыч! Ни в случае с пожаром, ни с исчезновением Пинчука. Тем более никак не вяжется с тем, что произошло с нашими двумя ребятами…
– Это вообще трагедия. Жаль мужиков.
– Да и сами норги что-то ведут себя подозрительно. Фактически обложили нас в поселке.
– В принципе можно положить с прибором на все их заявления и ограничения. Согласно Договору от двадцатого года, у них нет полной юрисдикции над островами. Однако не все так просто…
– Вот именно. Сразу возникает куча всяких «но». Можно легко наломать дров… Такого наворотить, что дипломаты будут все ближайшее десятилетие разгребать. Мы должны и эти вот моменты учитывать. Есть четкое указание – «не поддаваться на провокации» и не привлекать повышенного внимания тех же местных властей к тому, что здесь произошло.
– Иными словами, не гнать волну. Мне об этом баренцбургское начальство сказало. И сам консул строго-настрого предупредил, чтоб я и мои люди вели себя с норгами «дипломатично». Но они, то есть норвежцы, удивляют.
– Да просто внаглую следят за каждым нашим шагом! И, уверен, – прослушивают даже наши переговоры в УКВ-диапазоне.
– Сам не пойму, зачем это им? Чего это они так возбудились? Из-за полярного медведя, якобы убитого одним из наших?
– Видать, рыло в пуху! Или знают что-то такое, чего покамест не знаем ни мы с тобой, ни наше начальство. А медведь… – Мурманчанин махнул рукой. – Этот лишь повод. Такой своеобразный casus belli, повод для инициации конфликта, который, допускаю, может быть кому-то выгоден…
Они так же неспешно, дожидаясь возвращения сотрудников, посланных сразу по двум направлениям для рекогносцировки и прояснения планов местных «заклятых друзей», прогулялись к двухэтажному кирпичному строению генераторной. Если не переменится погода и начальство не сгенерирует новые инструкции, то около двух пополудни из Баренцбурга прилетит вертолет. Он доставит сюда, в Пирамиду, четверых сотрудников, которые останутся здесь и будут находиться в поселке вплоть до прибытия инспекционной комиссии. Уже известно, что в конце марта сюда наведается первый замглавы треста «Арктикуголь» и еще какие-то шишки. Эта поездка и прежде стояла в планах руководства. Но теперь, после двух ЧП кряду, как самому этому законсервированному поселку, так и в целом «русскому» Шпицбергену, надо полагать, будет уделено особое внимание…
Всех остальных, включая прибывших из Мурманска под видом – и под прикрытием – команды МЧС и сотрудников Следственного комитета офицеров Главного разведуправления, тот же «Ми-8МТ» должен взять на борт и обратным рейсом доставить в Баренцбург. Мероприятия по розыску пропавших без вести Пинчука и Кривцова в сложившейся обстановке и с учетом метеообстановки решено – кем-то вышестоящим – «на время приостановить»…
Дверь, как здесь водится, была не закрыта на ключ, но подперта деревянным брусом, подставленным под дверную ручку. Они вдвоем, пройдя через предбанник, ступили в помещение генераторной. Именно здесь, в этом строении, по договоренности с норгами, размещались все эти дни, с двадцать восьмого февраля и по нынешнее утро, те волонтеры, что участвовали в розыске двух пропавших русских (хотя, стоит уточнить, в самом поселке Пирамида и его окрестностях надеялись обнаружить – живого или мертвого – одного лишь Пинчука).
В помещении царила идеальная чистота. Ни одной бумажки на полу, ни одной смятой упаковки, ни одного окурка или иного постороннего предмета…
– Норги даже специальные биоконтейнеры и растворяющиеся биопакеты с собой возят, – буркнул Дим Димыч. – Они просто помешаны на чистоте и экологии! И нам постоянно выговаривают, что вы, русские, мол, не бережете местную природу… Типа, гадим тут повсюду.
– Кое-какие их привычки неплохо бы и нам перенять, – сказал мурманчанин. – Я прошлым летом с ребятами был на Земле Франца-Иосифа. Ну так там все изрядно загажено. Одних только бочек, и порожних, и с горючкой, несколько тысяч брошено. Еще при царе Горохе завезли уйму всякого оборудования… Все это хозяйство лежит под открытым небом и ржавеет. А уж про биотуалеты, как у норвегов, нечего и заикаться. Хотя бы то дерьмо, что завезли за годы «освоения Арктики», после себя прибрали…
Они спустились вниз, в цокольный этаж. Пока здесь располагались местные волонтеры, для нужд которых доставили спальные мешки, продукты и все необходимое для проживания их же коллеги из Лонгйира, из россиян никто сюда, в это строение, кажется, не наведывался. Группа спасателей из Баренцбурга в первые дни размещалась в одной из соседних четырехэтажек, где поставили и запустили запасной дизель-генератор. А затем уже, когда более-менее привели в порядок ангар, смогли перебраться в уцелевшие после пожара «модули».
Андрей Юрьевич, пройдя в мастерскую, включил освещение, огляделся. На рабочем столе – пара широких полозьев с наклеенным поверх углепластика «шкурами». Что-то бряцкнуло за спиной… Он резко обернулся. И успел увидеть, как лег, звякнув еще раз, в пазы ребристый металлический лист, являющийся частью покрытия пола.
– Эй! Кто здесь? – громко и резко произнес он. – Есть тут кто-нибудь?
В мастерскую, услышав его голос, заглянул Дим Димыч.
– Что случилось, Юрьич?
– Там кто-то есть! – Гэрэушник ткнул пальцем прямо под ноги вошедшему в помещение мужчине. – Ну-ка, Димыч, отойди в сторонку! И подержи-ка вот это!
Он снял с плеча и передал местному коллеге карабин, стащил шапку, сбросил варежки, расстегнул куртку…
– Ты уверен? – несколько озадаченно произнес Дим Димыч. – С чего ты взял, что здесь кто-то есть? Норги-то ведь уехали!
Андрей поискал глазами подходящий предмет, взял с полки стамеску. Присел на корточки, вставил острие в паз и стал подваживать этот плотно прилегающий к пазам металлический лист. Пахло мазутом и еще чем-то, не очень приятным для обоняния. Ему удалось, казалось, поднять этот ребристый лист… Но в следующую минуту чья-то рука – определенно, это была рука, хотя и грязная, почти черная – ухватившись за край листа, попыталась вернуть этот фрагмент покрытия пола на место.
– Оп-па! – удивленно произнес Дим Димыч. – А ведь ты прав! Точно кто-то там шхерится! А ну вылезай! – крикнул он, зайдя чуть сбоку и наведя дуло карабина в образовавшийся проем. – Кто бы ты ни был, мать твою! Вылезай, кому сказано!
– Назад! – прохрипел кто-то из этой вонючей шхеры. – Не лезьте ко мне, а не то сам пальну!
Как бы в доказательство серьезности намерений этого существа в проеме, которому Андрей не давал закрыться полностью, вновь появилась рука. Но на этот раз – с ракетницей!
Андрей мигом перехватил руку. Нажал пальцами на запястье, вырвал сигнальный пистолет «Корнет ПРС», ухватил за ту же руку, потом за шиворот, и рывком, в два-три приема, извлек на свет божий это «существо»! Определенно, это был «хомо сапиенс». Чумазый, заросший щетиной, одичавший, дурно пахнущий, но – человек.
– Николай?! – ахнул Дим Димыч. – Едри твою… Точно – Пинчук!
– Пинчук?! – охнул Андрей. – Ничего себе… Вот это поворот!
Они помогли «пропащей душе» подняться на ноги. Конечности у того, надо сказать, дрожали, как и голос…
По лестнице Пинчука поднимали буквально на руках…
Когда они уже оказались этажом выше, в генераторной, тот произнес первые более-менее членораздельные слова:
– Вы русские, что ли, мужики?
– Русские, – сказал Андрей. – Из России.
– А это… война закончилась?
– Какая еще война? Не понял?!
Пинчук вытер покатившуюся по чумазой щеке слезу.
– Ну дык… какая… Третья мировая!
Андрей и Дим Димыч переглянулись. Похоже, мужик сильно не в себе…
– Николай, это я, Димыч! Из Баренцбурга! Узнал?
– А-а… Тебя, значит, не убили? А Игоря… Голышева… – Пинчук громко всхлипнул. – Убили Валентиныча!..
– Кто убил? – Андрей встряхнул его за грудки, пытаясь привести в чувство. – Ты видел? Ну же… Говори, Николай! Это очень, очень важно!
– Отпусти!
– Отпущу! – Андрей и вправду отпустил его. – Ну? Так что ты видел, Николай? Ты сказал, что Голышева убили?
Тот как-то странно развел руки, как будто хотел кого-то приобнять.
