– Я вас понял, – бормочет Макс, краснея от досады. – И все же нельзя ли говорить по-английски?
Венсан готов на все ради гостя.
– Обед готов. Хозяйка приглашает к столу.
Спокойствие. Главное – сохранять спокойствие. До вечера каких-нибудь три-четыре часа. Даже если опоздает на паром, всегда сможет заночевать в городском отеле. Придумает что-нибудь. В худшем случае посидит до закрытия в каком-нибудь кабаке, а потом – на скамеечке в парке. Ничего ему, голубчику, не сделается.
Обед прошел в теплой, дружественной обстановке. Все рас–точали похвалы шеф-повару, то есть Джемме, а она горделиво улыбалась, не забывая подкладывать Лизе лучшие куски. Жареная курица, салат, отварной картофель с зеленью и оливковым маслом – все было так вкусно, что в течение часа непримиримые враги вели себя как лучшие друзья. За столом – никаких разборок!
Венсан, как всегда, был на высоте. «Еще капельку бренди, mon vieux ?.. Сигарету?..» Этакое несокрушимое добродушие, свойственное сытым, самодовольным европейцам и доводящее до исступления русских. В исполнении Венсана это выглядело на редкость правдоподобно. Надо было знать его, чтобы заподозрить, что это всего лишь игра.
Все просто классно, только вдруг Лиза почувствовала, что обед просится обратно. Извинившись, она выскочила из-за стола и опрометью кинулась в ванную.
Буквально через минуту раздался стук в дверь. Она опрометчиво открыла.
– В чем дело, Лиза? Тебе плохо?
Она покосилась на себя в зеркало. Белое лицо, испарина на лбу...
– Ерунда. Немного тошнит, вот и все.
Очередной позыв заставил ее резко повернуться и присесть на корточки.
Макс все изображал обеспокоенного родственника:
– Что, опять? Ведь прошло же...
– Уйди, бога ради, – выдавила она, склоняясь над унитазом.
Макс убрался.
Лиза представила, как он разглагольствует там сейчас в ее отсутствие. Да-да, старый недуг. Думали, все прошло, и на тебе... Нервная анорексия. Бедняжка не могла есть. Сколько докторов пытались помочь! А главное, с чего бы? Спокойная, обеспеченная жизнь, любящий муж...
Отдышавшись, она прополоскала рот, умылась, тщательно промокнула лицо полотенцем. Взглянула на себя еще раз. Ладно, наплевать. Вышла на веранду и присела на широкие деревянные перила. Солнце, просвечивающее сквозь зелень ветвей... одуряющий аромат кипарисов и сосен...
– Сегодня он уедет. – Венсан щелкнул зажигалкой, прикурил и уселся напротив, прислонившись спиной к опорному столбу. – Обещаю.
Она тихонько вздохнула.
– Это была не очень хорошая идея, правда? Привезти его сюда.
– Гораздо худшей была идея выйти за него замуж.
– Но...
– Вам нужно было расстаться еще шестнадцать лет назад.
– Мы и расстались, а потом...
– Нет. – Венсан покачал головой. – Нужно было расстаться навсегда. Навсегда.
Не сразу после этого Лиза рискнула заговорить. Но Венсан молчал, никак не обнаруживая своего раздражения, и это придало ей решимости.
– Знаешь, недавно мне приснился сон...
– Сон? – Он зорко глянул на нее из-под черных ресниц. – Расскажи.
Рассказывая, она не переставала следить за его лицом. И вот что ее удивило: странная трансоподобная сосредоточенность. Казалось, он разгадывает сложный ребус. А когда она повторила слова, прозвучавшие у нее за спиной уже после расставания со змеем, Венсан чуть не упал с перил.
– Что?
– Поднимись к Великому Агатовому демону и проси помощи у него... – послушно повторила Лиза. – И что, по-твоему, это значит?
– Я не большой специалист по толкованию сновидений, но эти слова... Это же цитата из Останеса у Абу-аль-Касима. Поднимись к Великому Агатовому демону и проси помощи у него, и знай, что в тебе есть нечто от его природы, что никогда не будет извращено... Таким образом Гермес указывает Останесу, что в его природе есть нечто нетленное, что он делит с Агатовым демоном. Нечто божественное, evidemment [56] , зачаток единства.
– И где же я могла это услышать?
– Ты могла прочесть, забыть, а потом вспомнить во сне. Такое бывает.
– Прочесть? Где?
– У Юнга, например. Он много писал об алхимии.
Лиза задумалась. Пока она перебирала в уме все прочитанные за последнее время книги, у Венсана тоже возник вопрос:
– С чего это он психанул? Ты разозлила его? Сказала что-то обидное?
– Не помню. Мы наговорили друг другу столько всего...
– Постарайся вспомнить. Сегодня утром, у машины, и потом, на пляже... о чем вы говорили?
Старательно, как будто отвечала урок, Лиза воспроизвела чуть ли не дословно все мало-мальски значимые диалоги.
Венсан насторожился.
– Ты сказала ему, что принимала противозачаточные таблетки?
– Ну да. Я правда их принимала.
– А сейчас?
– Сейчас – нет.
– Сколько уже прошло?
– Чего? – не поняла Лиза.
– Сколько времени прошло с тех пор, как ты перестала их принимать?
Она прикинула.
– Года полтора. Может, чуть больше.
– Как же ты обходилась все это время?
– У меня никого не было, – нехотя призналась Лиза. – Я имею в виду постоянных партнеров. А непостоянных я просила пользоваться презервативами.
Венсан молча смотрел на нее, потихоньку сцеживая дым сквозь зубы. Она догадывалась, о чем он думает.
– Мы занимались сексом почти ежедневно на протяжении двух месяцев.
Лиза отвернулась со скучающим выражением лица. Взгляд в сторону, как будто и вопросы, которые он собирался задать, и ее уклончивые ответы уже прозвучали.
Венсан смотрел на нее в упор.
– Ты беременна?
– Не знаю.
– Впервые слышу такой ответ.
– А вопрос? Вопрос, выходит, задаешь не впервые?
– Нет.
– Какими же были предыдущие ответы? – В ее голосе появились насмешливые нотки.
– Разными, – тихо ответил Венсан.
– Вот как?
– Да.
Теперь уже и ей стало интересно.
– У тебя есть ребенок?
– Нет. Но мог быть. – Венсан помолчал, разглядывая кончик сигареты. – Она сделала аборт раньше, чем я узнал.
– Имела право.
– Конечно.
– И после этого ты ее бросил.
– Как ты догадалась?
– Типично мужская реакция. Поступок человека, отказывающегося признать, что аборт – личное дело женщины.
– Мое тело – мое дело. Я слышал этот лозунг. Но ты не похожа на феминистку.
– Я не очень хорошо представляю, кто такие феминистки, – пробормотала Лиза.
– Я тоже.
Они одновременно рассмеялись. Хором, но совсем не весело.
– А если ты поймешь, что беременна, ты скажешь мне?
– Нет.
– Так я и думал.
В шестом часу вечера Макс начал собирать вещички. Чтобы его напоследок не пробило на разговоры, Джемма и Лиза вышли на веранду с початой за обедом бутылкой вина и расположились в плетеных креслах. Венсан крикнул, что будет на кухне. Он устал и хотел побыть один.
– Знаешь, о чем я думаю? – внезапно сказала Лиза. – О том, что ведь он был прав, этот подонок. Рядом с нами никого не было. Венсан появился просто из ниоткуда, из-под воды, причем без акваланга.
– Он зашел за мыс, нырнул и подплыл к вам под водой, – пояснила Джемма.
– Как же ему удалось столько времени обходиться без воздуха?
– Он тренированный ныряльщик. Я слышала, некоторые из них могут находиться под водой без дыхательного аппарата больше пяти минут. К тому же он очень быстро плавает. Знаешь, как он плыл вместе с тобой?
– Ну и как?
– Как ракета. Вжик – и уже на берегу. В жизни не видела, чтобы кто-нибудь так плавал.
Предмет их обсуждения тем временем колдовал над кофеваркой, в спешном порядке решая вопрос: добавить ли в кофе корицу и ложечку сахара или уж не экспериментировать и сварить так, без всего? За этим занятием и застал его Макс. Лиза отказалась говорить с ним, а высказаться между тем хотелось. И у кого же еще искать сочувствия, как не у своего брата-мужика?
– Не помешаю? – Макс застенчиво улыбнулся.
Венсан решил не нагнетать обстановку.
– Заходи. Чашечку кофе?
– Можно.
За последующие полчаса он успел изложить всю историю своей неудачной женитьбы с последующим скандальным разводом и разделом имущества. Венсан слушал с вежливым интересом, без эмоций и комментариев. Кому нужна эта исповедь? Через пару часов они распрощаются и забудут друг о друге. Выкопать ямку в земле и излить душу... м-да.
Пользуясь случаем, он разглядывал этого русского Казанову. Странный персонаж. Самоуверенный и в то же время трусоватый. Чуть что – и за чью-нибудь спину. Это всегда чувствуется, даже если имеют место видимые доказательства преуспеяния: дорогие часы, дизайнерская одежда, модная стрижка... Легкая небритость – тоже дань моде. Черты лица мужественные (глянцевая мужественность, от которой млеют официантки), разве что подбородок мелковат. Но с ямочкой, как и положено кумиру всех женщин.
– Господи, если б я только знал, что она будет мусолить это всю оставшуюся жизнь!.. – причитал Макс, упиваясь своими страданиями. – Зачем ей это понадобилось? Ума не приложу.
