Вот подошла очередь Светланы. Блондинка, затянутая в расшитое стеклярусом сиреневое платье, схватила руку Маши и прижала к своей пышной груди:
— Деточка, мы так тебе сочувствуем! Я тоже горюю по Кешеньке — ты не представляешь, как сильно! До сих пор вспоминаю, как он спал у нас дома на полу, на матрасике, когда только-только приехал в Тарасов в тысяча девятьсот шестьдесят первом году! Знаешь, Машенька… ничего, что я так, по-родственному? Знаешь, мы должны встречаться почаще. Мы ведь родные люди… Приходи к нам в гости, а? Цветочный проезд, дом одиннадцать. Совсем рядом с твоим домом! Я тебя познакомлю с сыном… Володя, Володя!
Блондинка завертела головой, ища сыночка, но юноша укрылся за спиной высокого родственника. А тут уже другие Серебряковы оттеснили Светлану.
Владимир подошел последним. Момент он выбрал верно — утомленная наследница только что с облегчением вздохнула, выполнив тягостную обязанность, и тут появляется ОН.
— Рад знакомству, — вот и все, что сказал Владимир. Потом обольститель поднес к губам руку наследницы и поцеловал. Слегка. Сухими губами. И щекотнул усиками. Ну, то есть это я так себе представляю. На Машу это произвело потрясающее впечатление.
Никто никогда так с ней не обращался. Кувыркания на сеновале с соседскими Колькой, Васькой и Серегой не в счет. Девушка вздрогнула, на щеках ее полыхнул румянец. Маша опустила пушистые ресницы, прикрыв вспыхнувшие глаза.
А Владимир равнодушно проследовал к двери. На пороге помедлил, словно вот-вот обернется… Но не обернулся и вышел, гордо вскинув голову. Ну, мастер мизансцены! Ну, змей!
Намерения красавца ясны — он задумал обольстить наследницу империи Серебряка. Маша юна и неопытна, в любовных делах она просто деревенская простушка. Одного не понимаю — демонический Вова девушке родня…
Когда за последним из гостей захлопнулась дверь, Маша устало вздохнула и позвала:
— Сусанна!
Черно-белая служанка возникла тихо, как тень.
— Сусанночка, приготовь нам, пожалуйста, чаю. И подай наверх, в голубую гостиную.
Тон у Маши был доброжелательный, но твердый. Да, это вам не Кира. Сусанна не стала спорить, говоря, что надо подождать распоряжения Нинели Васильевны — она молча кивнула и скрылась в кухне.
Мы вернулись в голубую гостиную. Нинель все еще сидела там, только сняла свою роскошную антрацитово-черную шубу. Огненно-рыжие волосы Серебряковой растрепались. Они были крашены хной, по старинке — видимо, Нинель привыкла к этой краске году этак в семидесятом, так и пользовалась до сих пор. Хна кое-где облезла, на висках проглядывала честная седина. Серебрякова вообще на удивление мало уделяла внимания своей внешности. Шубы и бриллианты были просто фоном ее жизни и ничуть не мешали невыщипанным усам, измятой блузке и крашенным хной волосам. Нинель Серебрякова могла позволить себе выглядеть как угодно, не обращая внимания на чьи-то косые взгляды.
Сусанна внесла поднос с чаем. Маша отпустила служанку небрежным движением руки и сама принялась разливать чай. А я подивилась тому, как быстро эта девочка, спавшая в одной комнате с курами, усвоила привычки своего нового круга. Черно-белая служанка послушно вышла, но я заметила взгляд, который Сусанна Ивановна кинула на Машу. И взгляд этот мне чрезвычайно не понравился…
— Ну что, выпроводила? — осведомилась Нинель, шумно прихлебывая ароматный китайский чай. — Терпеть их всех не могу. Когда Кеша сидел, они от него как от чумы шарахались. Я ему со своей стипендии посылки на зону собирала. Никто из этих тварей ни копейки не дал. А теперь вьются, как мухи над говном…Ты, Мария, им не верь. Никому не доверяй. Поняла? Если я вдруг помру и ты останешься одна…
— Что вы говорите, тетя? — воскликнула Маша, обжегшись чаем. — Вы до ста лет проживете! Правда-правда!
— Ну, спасибо, детка! — усмехнулась усатая старуха. — Это вряд ли, сердце у меня пошаливает… но все равно спасибо. Ты хорошая девочка. На отца очень похожа. Он тоже такой был — уж кого ненавидит, все, копай могилку. А уж если кого-то любит, то можно спать спокойно — последнюю рубашку отдаст, своей спиной прикроет… Да. Было, все было.
— Нинель Васильевна, я думаю, вы должны знать, — прервала я поток воспоминаний. — У девочки есть кое-какие тайны. Маша, расскажи.
Нинель вся подобралась в кресле.
— Ты что, беременна, дурища деревенская?!
Маша испуганно замотала головой, и Нинель с облегчением перевела дух:
— Уф, а я-то думала… Ну, какие у тебя могут быть тайны, рассказывай?
Маша, путаясь и торопясь, изложила странные события последних дней — как кто-то влез к ней в окно, как изрезали шубу… когда речь зашла о шубе, Нинель вскинулась:
— Немедленно покажи!
Маша, виновато моргая, принесла изрезанную шубку. Да, неизвестный злодей постарался на совесть — дорогущая вещь превратилась в лоскуты.
— Какой кошмар! — воскликнула Нинель с чувством. Она взяла испорченную шубу на колени и принялась гладить скрюченными пальцами. Я подумала, что для Нинели Серебряковой шубы являются одушевленными существами. Мне даже показалось, что в глазах стальной старухи блеснули самые настоящие слезы.
— Шубу тебе подарю краше этой, не переживай, — сказала Нинель, откладывая в сторону меховое изделие. — А теперь ответь, девочка — почему ты мне сразу не рассказала? Почему я узнаю об этом от какой-то охранницы, а?
Маша ответила, но так тихо, что Нинели пришлось переспросить.
— Я боялась, что вы будете меня ругать, — тихонько призналась наследница.
В этот момент откуда-то из глубины дома донесся крик — такой жуткий, что даже я на мгновение замерла. Потом Маша вскочила и бросилась бежать, я понеслась за ней, а следом за нами ковыляла Нинель Васильевна. Старуха ругалась на ходу и приказывала не нестись так быстро и подождать ее.
Крик доносился из комнаты в конце коридора.
— Это комната Киры! — вскрикнула Маша и рывком распахнула дверь.
Нашим глазам предстала жуткая картина. На полу посреди комнаты лежала Кира Валерьевна Серебрякова. Вдова скрючилась в позе эмбриона, лицо ее было белоснежным, глаза закрыты. Вокруг Киры растекалась лужа крови — такая большая, что в первый момент я решила, будто вдове перерезали горло.
Кричала Сусанна — служанка стояла, прижав руки к плоской груди, и безостановочно издавала дикие вопли.
Нинель подошла и влепила ей пощечину — хлесткую, смачную. Женщина ахнула и немедленно замолкла.
— Что это такое? — строго спросила Нинель.
— Ой, мамочки! — прошептала Маша.
— Ничего не трогайте до приезда полиции! — скомандовала я.
В этот момент вдова застонала и пошевелилась. Я бросилась к ней. Пришлось опуститься на колени прямо в лужу крови. Я нащупал пульс — слабый, неровный.
— Маша, немедленно «Скорую»!
Я не врач, но даже мне ясно, что дело плохо. Я наскоро осмотрела безвольное тело. Нигде никаких ран! Приподняла веко — глаза закачены под лоб. Да что с ней такое?!
— Это выкидыш, — спокойно сказала за моей спиной Маша.
«Скорая» прибыла быстро. Киру поместили на носилки, и машина, тревожно завывая сиреной, повезла вдову в больницу.
Мы уселись в мой «Фольксваген» и поехали следом.
В приемном покое ожидала длинная очередь страждущих. Нинель развила бурную деятельность — на кого-то наорала, кого-то припугнула влиятельными знакомыми в Минздраве, кому-то сунула денег — и вот Киру уже укатили в операционную, а мы уселись под дверью ждать. Пробегающие мимо медсестры странно поглядывали на меня — колени моих джинсов были в крови, а переодеться мне было не во что.
— Скажи мне… только не ври! Ты знала, что Кира беременна? — строго спросила Нинель, глядя на Машу ледяным взглядом.
Маша виновато шмыгнула носом:
— Знала, конечно. Что я, дура совсем, что ли? Ее так тошнило по утрам, просто жуть! Мы же в одном доме жили!
— Чей это ребенок? — Взгляд тетки прожигал наследницу насквозь. — Кто его отец?
— Папа, конечно, кто ж еще! — пожала плечами Маша. — Это был мой братик… или сестричка…
И девушка заплакала.
— Не ври мне, Мария! — взвилась Серебрякова. — Мой брат не мог иметь детей после того, как перенес инфекцию!
Маша утерла лицо платком и ответила, всхлипывая:
— А они ЭКО сделали.
— Что?! — ахнула тетка.
— Ну, в пробирке ребеночка собрали. Взяли у Киры яйцеклетку, а у папы… это самое… сперматозоид. И подсадили эмбрион Кире. Только у нее срок был еще маленький. Она не хотела никому говорить. Не знала, приживется или нет…
Нинель Серебрякова застонала и обхватила голову руками:
— Девки, вы такие дуры! Это феноменально! Эта кретинка только что потеряла ребенка моего брата, моего племянника!
— Ну, может, еще обойдется, — неуверенно проговорила Маша.
Не обошлось. Примерно через час к нам вышел молодой хирург и сообщил, что ребенка Кира потеряла, но ее состояние стабильное. В больнице она пробудет минимум две недели. Родственников просят сдать кровь, потому что во время операции потребовалось перелить более двух литров. Можно прямо сейчас.