— Чтобы ты ни делала, Элени, имей в виду, что тебе не дозволено меня трогать.
Это заявление немного смутило меня. Однако когда мужчина начал языком ласкать мое тело, на мгновение останавливаясь и втягивая в рот соски, все мысли моментально испарились из моей головы. Комкая в руках простыни, я про себя бездумно повторяла его последние слова. Стоило его губам приблизиться к самой горячей точке, я начала задыхаться, словно течная сука. Сил терпеть не осталось. Моя киска жаждала его ласк.
— Пожалуйста, Габриэль, — прошептала я.
Он открыл рот и языком дотронулся до моего набухшего клитора. От этого простого прикосновения я задрожала.
— О боже, Габриэль, — кричала я, когда он снова повторял движение, останавливаясь только для того, чтобы исследовать ртом остальную часть моей киски.
Находясь на седьмом небе от блаженства, я отпустила простынь и положила руки на его волосы.
Глава 20
Габриэль
Ее громкие стоны эхом отдавались в голове, и мой и так стоящий член напрягся еще больше. Чужая боль не должна была меня возбуждать, голос умоляющей меня женщины не должен был вызывать такое удовлетворение. Но как бы там ни было, сущность внутри меня питалась хаосом, страданиями и нескончаемым криком девушки, которая нарушила единственное мое правило.
Я не спускал с нее глаз, пока она приземлялась на пол.
В тот момент, когда она дотронулась до меня, я сбросил ее с кровати. Мощной хваткой сжал запястье и, вывернув руку за спину, столкнул Элени вниз. Когда склонился над ней, и ее голый зад прижался к моей груди, я издал звук, резонирующий с насилием и жестокостью, которые возникли после ее прикосновения.
— Я ведь предупреждал, черт возьми. Есть всего одно гребаное правило, которого следует придерживаться, а ты что делаешь?! То же, что и всегда, Элени. То же самое, что превратило тебя в ничтожество и кусок дерьма.
— Прошу... прошу тебя… дай мне уйти.
Ее голос прерывался от ужаса, вызванного моим внезапным гневом. Но на этот раз ей не помогут мольбы. Я знал, что она слаба и до сих пор больна, но чаша моего терпения переполнилась несколько часов назад.
— Заруби себе на носу, что тебе станет несладко, если не будешь знать свое место, женщина. Ты внимательно слушаешь все мои слова, мать твою, каждую гребаную букву, и подчиняешься моим правилам как покладистое домашнее животное, коим и являешься. Ты слишком долгое время жила свободно, Элени, слишком долго рушила свою поганую жизнь, не находя времени подумать о своем никчемном существовании, черт возьми. У тебя есть то, чего у меня никогда, блин, не будет. Но упорно продолжаешь рушить это, не ценишь абсолютно ничего, и я буду поступать с тобой так же.
Я слегка толкнул ее в спину коленом. Приложи я чуть больше сил, сучка, имеющая чувства только ниже пояса, могла стать для меня совсем бесполезной. Кроме того я никогда не желал причинить ей вред. Она нужна была мне в целости и сохранности. Ее душа слишком необыкновенна, чтобы быть сломленной. Ее жизнь слишком важна, чтобы ее отнял человек, который сам не сможет жить так же насыщенно, как она.
Пытался ли я спасти себя, спасая ее? Не исключено. Но с другой стороны, под многочисленными шрамами и татуировками находилось сердце умершего мужчины, чью жизнь уже не спасти, невзирая на хорошие или плохие поступки. Я неустанно повторял себе, что вся эта ситуация только к лучшему. Возможно, я выбрал не тот способ, но все равно намеревался помочь ей и затем освободить. И тогда хоть одна душа будет спасена руками человека, сломленного и разочарованного в жизни настолько, что он не может наслаждаться ни теплыми лучами солнца, ни прохладными дождевыми каплями на лице. Моя одержимость Элени началась в тот день возле тату-салона, когда простая девушка отшила меня и посмотрела свысока, считая, что я не достоин ее внимания или симпатии.
А потом она показала, кем является на самом деле.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Слабость духа сквозила в фотографиях и постах, которые она выкладывала в интернет. И с чего это я оказался ее не достоин? Это меня оскорбило. Она ведь была шлюхой, заманивала парней в грязные, полные дерьма кабинки туалетов и позволяла члену за членом трахать свое тело. За этим следовала выпивка, и так ночь за ночью.
После того, как я отпустил руку, Элени упала на пол и, держа запястье у груди, завыла от боли. Слыша ее тихие всхлипывания, я на секунду испытал чувство вины. Стоя, я рассматривал ее обнаженное татуированное тело. Она начала так громко рыдать, что мне и самому захотелось кричать рядом с ней. Меня отнюдь не прельщало засовывать член обратно в штаны, не закончив то, что начала эта маленькая сучка. Однако она не заслужила вознаграждения. Пришло осознание, что даже когда наши отношения зашли так далеко, до секса, она снова взбунтовалась. Она забыла, ГДЕ ее место, но меня это не удивило.
— Мы поспешили с этим, да, красотка? — Я склонился над ней и мягко провел пальцами по спине. Девушка не пошевелилась и не попыталась оттолкнуть меня. Я улыбнулся. Возможно, она начала меняться. — Ответь мне, Элени.
Тяжелая тишина повисла между нами и легла грузом на мои плечи. Она нуждалась в том, чтобы никто не давил на нее вопросами. Ей следовало научиться принимать решения самостоятельно. Это позволит девушке улучшить жизнь, вместо того чтобы уничтожать ее.
— Я не знаю… может быть? Я не знаю, что это все значит. Я не знаю, почему ты держишь меня здесь, не знаю, почему не отпускаешь меня. Я не понимаю, какого черта здесь происходит и что ты за тип такой, и я не знаю ничего об этой ГРЕБАНОЙ ситуации!
— Ты сама с собой это сделала, Элени.
— Нет, подонок! Ты со мной это сделал! Какого ХРЕНА ТЫ САМ ЭТОГО НЕ ПОНИМАЕШЬ?!
С каждым сказанным словом ее голос становился все громче, пока не достиг такой силы, что превратились в настоящие вопли. Меня удивило, что несмотря на все преграды, Элени все еще находила в себе силы сопротивляться. Ее тело измотала алкогольная ломка, а сознание было подернуто пеленой, как и взгляд.
— Скажи мне кое-что, Элени. Если бы не была пьяна той ночью, если бы не привлекла внимание тех отморозков, которые хотели лишь поизмываться над твоим телом и уйти, как и все остальные твои мужчины, ты бы находилась здесь сейчас?
Она снова зарыдала, но на этот раз причиной ее слез стали разочарование и злость, а не боль, грусть или страх. Я наблюдал за тем, как она отвернула от меня лицо, закрывая голову руками и сворачиваясь в клубок. Девушка пыталась спрятаться от меня единственным способом, какой она знала. Она уходила в себя, морально уставшая и физически истощенная, не способная контролировать ситуацию.
— Поговори со мной, Элени. Не стану напоминать, что когда я задаю вопрос, ты обязана на него ответить. Ты ничего не сможешь предпринять, чтобы избежать этого. Мы будем раскладывать твою жизнь по полочкам — кусочек за кусочком — пока ты не увидишь то же самое, что и я, пока не поймешь, что уничтожаешь внутри себя нечто, что многие люди не имеют счастья позволить себе.
— И что с того, придурок?
Ее глаза метали в меня молнии, а тело напряглось, когда она вскочила с пола. Я задел ее за живое, посягнув на истину, которую она понимала, но не решалась признать. Она столько времени скрывалась от реальности, что заставить ее переосмыслить собственное существование означало разобрать все детально и в мельчайших подробностях. В кои-то веки она начала открывать глаза на неприглядные факты. Будучи красивой девушкой, она имела потенциал жить красивой жизнью. Но все возможности Элени отметала из-за боли и злобы, которые отказывалась сейчас принять. И это являлось проблемой фальшивого эго.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Есть люди жалкие и ничтожные, ничего из себя не представляющие, которые не могут существовать без наркотиков и алкоголя. Они лелеют надежду, что полезны обществу. Уверены, что обладают теми же правами и привилегиями, что те, кто старательно пробивается в жизни, пытаясь преуспеть в чем-либо. Такие особи верят, что связаны с хорошими людьми, дыша одним воздухом с ними, что достойны того же комфорта и благ, которые честные граждане отчаянно пытаются найти.
