– А куда вы едете? – сказала я после паузы.
Он обратил свой ослепительный взгляд за окно и ответил:
– В Юну, – причём чувствовалось, что это название ему ровно ни о чём не говорит. Я оживилась: как раз Юну-то я знала неплохо. На Бетельгейзе города то появлялись, то исчезали, как впрочем и континенты, – очень нестабильная атмосфера, но кое-какие уровни реальности держались относительно надёжно, и Юна ещё пока существовала.
– Я знаю этот город! – радостно сообщила я.
– А я не знаю, – равнодушно отозвался мой собеседник и опять смолк.
«А чего ж вы туда едете», – подумала я, но решила больше не донимать его расспросами. У нас многие ездили неизвестно куда, неизвестно зачем. Просто обитатели звезды иногда слышали что-то вроде зова – где они должны быть – потому что атмосфера сама привлекала души туда, где они могли пригодиться, а потом отпускала. Если души куда-то перемещались, значит, что-то собиралось произойти, ну а у нас всё время что-нибудь происходило: то ураган, то потоп – каждый раз ужасно интересно. На самом деле, однообразных метеорологических явлений у нас не наблюдалось – при нашем-то обилии стихий, так что метеорологическая служба не дремала, а вместе с ней постоянно бодрствовало и министерство транспорта. Требовалось с удовлетворительной вероятностью предсказать очередную погодную аномалию, а потом ликвидировать последствия. Иногда приходилось вручную восстанавливать чуть ли не целые континенты, так что народу на этих работах занято немерено. Я и сама, случалось, на стройке работала. Это ужасно забавно, потому что всё время приходится придумывать что-нибудь новенькое. Наверное, если бы кто-нибудь составил полную карту географии наших реальностей, разрушенных, исчезнувших и отреставрированных, этим свитком можно было бы обмотать всю звезду, как плотным коконом. Что касается транспортной сети, наши монорельсы имеют дурную привычку куда-то частично исчезать даже в хорошую погоду, вместе с поездами (и пассажирами), и потом их совершенно невозможно отыскать, либо они сами возвращаются, когда их уже никто не ждёт. Поэтому, отправляясь куда-то, никогда не знаешь наверняка, куда попадёшь. Это было бы очень неудобно, если бы мы не могли находиться в нескольких местах одновременно. А так можно быть уверенной, что уж какая-нибудь часть тебя добралась туда, куда планировала, а остальные по мере возможности к ней подтянутся, если только не найдут для себя что-нибудь более подходящее.
Занятая такими мыслями, я выглянула в окно и убедилась, что мы пока находимся в более-менее известной мне части неба, где-то шестого или пятого, и снова взглянула на незнакомца, а он сидел, опустив глаза, и, кажется, рассматривал свой драгоценный ящик, а может, думал о чём-то своём. В нём была какая-то исключительность, и держался он замкнуто, и мне сразу понравился, потому что я люблю всё особенное, всё, чего я не понимаю, и поэтому хочу заполучить. Я поёрзала на сидении, не зная, как к нему подступиться. И вдруг он поднял глаза и улыбнулся мне так ласково. У меня сразу потеплело на сердце, что я ему не надоедаю. И я стала строить планы, как бы мне повернуть дело. Я вообще-то легко схожусь с людьми, и все всегда делают то, что я хочу. Наверное, это мой дар, хотя я особо не задумывалась над тем, есть ли у меня какой-нибудь дар. По большому счёту, я бесталанная, но все всегда как-то мне подчиняются. И я стала думать, чего я хочу. И поняла, что ничего. Это был какой-то особый момент. Хотя мы не знали друг друга, я вдруг почувствовала к нему вечную любовь, и поняла, что она всегда была в моём сердце. Я как будто увидела себя со стороны.
5
Она была такой красивой, как алый водопад, и мы заметили, что остались одни, только когда поезд остановился. Тогда мы поняли, что вагон давно опустел, а мы заехали так далеко, что поезд дальше не идёт. Тогда мы вышли там, где пришлось, хотя она, наверное, тоже проехала свою остановку, а я и понятия не имел, где вообще эта Юна. Платформа была безлюдна, а поезд, естественно, исчез, как только вышли последние пассажиры.
– А что вы делали в аэропорту? – спросил я, немного смутившись, так как чувствовал себя виноватым, что она попала вместе со мной непонятно куда. Вообще-то у меня было свойство затягивать чужое сознание, и наверное поэтому я старался поменьше общаться, так как чьё-то присутствие рядом было мне вовсе ни к чему. Я уже догадывался, что город, в который мы приехали, совершенно пустой, а вот ей, похоже, такое было в диковинку.
– Я?.. Ах, я провожала подругу… на… корабль… – рассеянно отозвалась она, озираясь по сторонам. Мы сошли с платформы на небольшую площадь. – Вы не волнуйтесь, я вовсе не собиралась непременно возвращаться домой, – добавила она, словно прочитав мои мысли, – но… я никогда здесь не была!..
– Здесь никто ещё не был, – вздохнул я. – Это пустой город.
– Правда? – она вскинула на меня горячий винно-красный взгляд и пробежала немного вперёд по ближайшей улице. – Вы уверены?..
– Мне часто такие попадаются.
На Бетельгейзе с уровнями реальности был швах, и меня почему-то постоянно заносило в какие-то совершенно не тронутые цивилизацией глубины. Нередко мне доводилось бывать на небесах значительно ниже нуля, что для большинства кэлюме скорее исключение, чем правило, а моя теперешняя спутница и вовсе была похожа на столичную барышню – что она тут же и подтвердила, охнув:
– Я никогда ещё не видела пустых городов! Только слышала, что такие бывают!..
Города на Бетельгейзе росли, как грибы, и хотя обитатели обжитой части об этом не подозревали, большинство из них пустовало. Географические карты метеоцентра, хоть и обновлялись почти непрерывно, всё же учитывали меньше половины поверхности звезды, хотя какое кому, в сущности, дело до небес, на которых нет никого или почти никого. Моя спутница подбежала к одному из домов и заглянула в пустую комнату через окно. На крыльце возле двери стояла бутылка свежего молока. Я знал по опыту, что все вещи настоящие, такие, как будто здесь правда кто-то есть. Возможно, звезда создавала пустые города для будущих детей, или детей, о которых мечтала.
– Ужасно интересно! – воскликнула моя спутница, пощупав резную, нагретую солнцем раму. Я вздохнул. Мой интерес в настоящий момент сводился к тому, чтобы поставить куда-нибудь чемодан, а самому лечь спать.
– Мы можем переночевать в каком-нибудь из этих домов, – сообщил я, машинально двигаясь за ней вдоль улицы, пока она разглядывала каждый дом, как музейный экспонат. Она оглянулась на меня, опалив багряными глазами, – похоже, такое будничное предложение в отношении первозданных окраинных пространств поразило её воображение.
– А потом?.. – неуверенно спросила она. Я пожал плечами.
– Потом появится, наверное, какой-нибудь монорельс. Надо же нам будет как-то отсюда выбираться. – Звезда обычно следила за тем, чтобы транспортная сеть была доступна всем желающим.
– Так вот куда они пропадают!.. – она зачарованно обвела глазами небесный свод, словно ожидая, что прямо сейчас, просто потому, что мы об этом заговорили, оттуда вынырнет какой-нибудь комфортабельный поезд. Как бы не так.
– Вы, наверное, из Ситы?
– Да, а как вы догадались?.. – простодушно удивилась она, снова оглянувшись на меня через плечо. Я вздохнул.
Между тем дома вдруг расступились, и улица оборвалась – похоже, материковая часть подошла к концу. Перед нами открылось небо – глубокое, безбрежное, оно восходило, слой за слоем, от густо-фиолетовых тонов на самом дне, до мягких синих, и лёгких сиреневых, и молочно-голубых, и почти прозрачных – всё выше и выше. Далеко внизу под нашим летающим островом, в почти неразличимой тьме слышался шум серебряных волн. Как я и думал, мы оказались довольно близко к ядру звезды. Моя спутница, казалось, не почувствовала близость океана – она застыла, поражённая открывшейся панорамой атмосферы.
Я молча поставил чемодан на обочину, понимая, что у неподготовленного зрителя созерцание небесных красот непременно займёт приличное время. Впрочем, вид с обрыва неизменно волновал и меня, особенно если открывался так, вдруг, разбивая скучную путаницу улиц и улочек… В такие мгновения понимаешь, что лучшая часть души каждого из нас всё же остаётся там, на дне, в океане…
Только я об этом подумал, мельком глянув вниз, как буквально не поверил своим глазам. Океан поднимался к нам. Только что был слышен лишь отдалённый шум его брызг, а теперь он разливался бесшумными, сверкающими волнами прямо под островом, приближаясь, как вторая земля от горизонта до горизонта. Такого ещё не видел даже я. Моя спутница продолжала смотреть в небо, я тронул её за рукав, чтобы привлечь внимание, она опустила взгляд и тоже увидела. Она отступила на шаг от края, коснувшись меня плечом, и я невольно обнял её. Волны поднимались прямо к нам, потом вдруг остановились. Тёмное серебро монолитом простиралось во все стороны. А потом вдруг океан начал проседать, словно бы раскрываться. Серебряные стены обрушились в неведомую глубь, и я почувствовал, что наш остров тоже затягивает в разверстую пропасть, что он летит всё быстрее и кружится, кружится…
