и направился в городское управление.
Виталий Викторович выслушал старшину Окулова очень внимательно. И когда участковый в конце своего рассказа упомянул как бы ненароком, что эта Любовь Соболева является хорошей подругой Алевтины Волосюк, произнес:
– А не думаете ли вы, Захар Афанасьевич, что инициатива дачи ложных свидетельских показаний, предоставляющих алиби Николаю Волосюку на время убийства Матрены Поздняковой, исходит от его супруги? Ведь она – единственное заинтересованное лицо в этом.
– Именно так я и подумал, – заявил участковый. – Поэтому как только выслушал Митрошину, так сразу пошел докладывать начальству.
– И правильно сделали, – резюмировал Виталий Викторович, уже наметив для себя план дальнейших действий.
* * *
Первой майор Щелкунов решил допросить Любовь Соболеву, вызвав ее в отдел повесткой. Женщина пришла на следующий день в точно обозначенное время и выглядела слегка взволнованной. После формальных вопросов, с которых начинают всякий допрос, Виталий Викторович произнес:
– У нас имеются свидетельские показания в том, что вы, Любовь Михайловна, подговаривали свою знакомую Наталью Митрошину пойти в милицию и дать показания, которые бы обеспечивали алиби гражданину Волосюку на момент убийства Матрены Поздняковой.
– И в чем же заключаются эти показания? – нахмурилась Соболева.
– Будто Наталья Митрошина четырнадцатого февраля этого года, сидя на лавочке в привокзальном скверике и ожидая своего молодого человека более тридцати минут, видела, как из конторы артели «Путь Октября» в районе половины девятого вечера вышел ее председатель Волосюк. Он будто бы постоял какое-то время на ступенях, о чем-то размышляя, после чего ушел к себе в квартиру и в ближайшее время из нее не выходил. За это вы обещали Митрошиной три тысячи рублей…
– Какая откровенная ложь! – безапелляционно заявила Соболева, и в ее голосе майор Щелкунов услышал явные металлические нотки. – Ничего подобного я не говорила и никого не подговаривала. И никаких денег никому не обещала. Да вы сами подумайте, откуда у меня такие деньги? – посмотрела на Виталия Викторовича Любовь Михайловна чистым взглядом. – Я едва концы с концами свожу!
Отрицательный ответ был ожидаемым. Виталий Викторович сделал вид, что сомневается в показаниях Митрошиной, хотя и весьма похожих на правду. Когда показания одного свидетеля кардинально противоречат свидетельствам другого, то проверять их особенно сложно. Часто приходится доверять интуиции. Но, опираясь на профессиональный опыт, Щелкунов больше склонялся к тому, что Любовь Соболева лукавила. Однако ощущения к делу не пришьешь.
– Тогда у меня возникает вопрос: если Митрошина обманывает, то какой в этом смысл? – тоном человека, единственной целью которого является желание во всем разобраться, спросил майор.
– Даже не знаю, – удивленно промолвила Любовь Михайловна. – Это вам лучше у нее спросить. В прошлом году весной она у меня пятьдесят рублей занимала, да так и не отдала. Может, поэтому? – вскинула на Виталия Викторовича большие глаза допрашиваемая Соболева.
– Так это она у вас занимала, а не вы у нее, – ответил Щелкунов. – Чего ей обижаться?
– А оно так и бывает, – охотно попыталась растолковать собеседнику Любовь Михайловна тайны человеческой психологии. – Должники часто вместо благодарности испытывают неприязнь к тем, кто одолжил им денег. Ведь их надо возвращать. А это не всегда получается легко… Берешь как бы из своего кармана.
– Возможно, вы и правы. Можете идти, – произнес Щелкунов, отметив, как с облегчением выдохнула Соболева.
Состоявшийся разговор ничего не принес. Через полчаса подошла Алевтина Волосюк. В кабинет она вошла несмело, буквально проверяя каждую половицу осторожным шагом.
– Присаживайтесь, – указал Щелкунов на стул, на котором совсем недавно сидела и давала показания Любовь Соболева. – Мне хотелось бы, чтобы вы прояснили мне один вопрос.
– Да, конечно, – робко произнесла женщина.
– Мне сообщили, что вы предпринимаете попытки отыскать лжесвидетеля, который обеспечил бы Николаю Волосюку алиби на время убийства Матрены Поздняковой, – без всяких околичностей сказал Виталий Викторович.
– Даже не знаю, как вам ответить на эту глупость, – отвернувшись, произнесла женщина.
– Правду… Было такое? – в упор глянул на супругу подозреваемого в убийстве майор.
– Никого я не подговаривала…
В голосе Алевтины Волосюк сквозили нотки возмущения. Будь Виталий Викторович менее опытен и попроще характером, возможно, и поверил бы сказанному. Но что-то в поведении свидетельницы его настораживало. Какое-то смутное ощущение, которому не находилось объяснения.
– А Соболеву? Вы ведь с ней давние подруги.
– И что с того, что мы с ней давние подруги? Это не противозаконно и ни о чем не говорит. Я в слободе многих женщин знаю. Что, мне за каждую из них ответ держать? – слегка дрогнувшим голосом спросила Алевтина Волосюк.
Сомнений практически не оставалось: все было именно так, как рассказала Наталья Митрошина.
Любовь Соболева предложила ей дать показания в пользу Николая Волосюка. За это было обещано вознаграждение в размере трех тысяч рублей, за что простому работяге требовалось горбатиться больше полугода. А Соболеву о такой услуге попросила Алевтина Васильевна, потому что она является заинтересованным лицом в реабилитации супруга. Что еще раз подтверждало виновность Волосюка.
Жаль… Во время допроса он произвел благоприятное впечатление. Вот ведь как бывает.
Ну а как воспринимать по-другому подобный поступок? Ведь если бы Волосюк не был причастен к убийству Матрены Поздняковой, тогда зачем выгораживать его таким нелепым способом и тем самым оказывать ему самую настоящую медвежью услугу? Выходит, что Николай Волосюк виновен и майор Темирзяев, подозревавший его с самого начала расследования, оказался прав. Виталий Щелкунов в сердцах покачал головой: зря обвинял Темирзяева в недальновидности, когда тот упорно разрабатывал единственную версию, пренебрегая остальными показаниями. Ведь толковый следователь, это понятно было уже по тому, как он вел дело и заполнял протоколы. Все скрупулезно, аккуратно, наиболее значимые места подчеркивал цветными карандашами. У многих такие «художества», возможно, вызовут улыбку, но у человека сведущего его профессионализм вызывает уважение.
…А утром следующего дня в центральное отделение милиции на улице Красина заявилась худощавая женщина лет тридцати, одетая в плохонькое, явно не по сезону, серое пальтишко, и заявила, что это она убила девочку в Ямской слободе на улице Ухтомского с целью ограбления. А Николай Григорьевич Волосюк к убийству непричастен. Деньги и мужские золотые часы, похищенные из конторы артели «Путь Октября», она передала своему любовнику Артемию Борисовичу Левандовскому, из-за которого, вследствие безумной к нему любви, и было совершено преступление. Указанный же гражданин Артемий Левандовский двадцати трех лет от роду проживает по адресу: улица Большая Красная, дом сорок один…
Часть 2
Новая версия
Глава 10
Что нужно женщине для счастья
Худощавую женщину лет тридцати – на самом деле ей было тридцать два – в плохоньком демисезонном пальтишке звали Екатериной Сергеевной Малыгиной. Родилась она в одна тысяча девятьсот шестнадцатом году в семье дворянина Сергея Михайловича Малыгина и Натальи Федоровны, урожденной Величковской, и была вторым ребенком после брата Алеши, которому на момент ее появления на свет исполнилось четыре года. Род Малыгиных был весьма древний и вел свое начало от новгородского ушкуйника Луки Малыгина, который в одна тысяча триста двадцатом году вместе с товарищами совершил набег на норвежские земли и напрочь разорил области Финмаркен и Холугаланд, после чего очередная война, развязанная шведами за земли Великого Новгорода, прекратилась. Потомок Луки Малыгина – Пятой Малыгин был опричником Ивана Грозного, а уже потомки Пятого служили великим князьям и государям российским воеводами, дьяками, стольниками, стряпчими и прочими чиновными служащими.
Отец Екатерины был губернским секретарем – чин не шибко высокий, а проще сказать – мелкотравчатый. Поэтому через год, когда грянула сначала Февральская, а затем и Октябрьская революция, никаких гонений новой власти на семью бывшего губернского секретаря Малыгина не последовало. Правда, в середине декабря семнадцатого года в квартиру Малыгиных стремительно и безапелляционно ввалился революционный патруль, состоящий из двух матросов в черных тяжелых бушлатах и человека в коротком хиленьком драповом пальтишке, с усами и с заостренной бородкой, беспрестанно покашливающего. Патруль в полном молчании прошелся по квартире, осматривая обстановку, глянул на пятилетнего мальчишку в полушубке до пят и закутанную в шаль годовалую девочку – с приходом новой власти прекратилось отопление квартир, – деловито протопал на кухню, где на тарелке лежали две вареные высохшие картофелины, предназначенные на обед всей семье Малыгиных, и так же стремительно и бессловесно покинул квартиру. Более Малыгиных революционная власть не беспокоила вплоть до середины сентября восемнадцатого года, когда красные прогнали белочехов и белые
