Но только тогда, когда Рис остановился и оглянулся, он увидел страшную правду — блеск сотни штыков, одновременно пронзающих небо. Весь батальон оборванных, измученных солдат топал за ним через поле, подминая тюльпаны сапогами и оставляя похожие на кровь следы. Он, Рис Сент-Мор, восхищенный красотой Божьего творения, оставлял за собой лишь кровь и разрушения. Потому что всегда был жестоким и таким же и оставался.
А ласки Мередит… Ах, это и есть настоящий рай. И чем дольше она ласкала его, тем глубже он погружался в чистую, незапятнанную красоту, не подозревая о разрушениях и несчастьях, которые обычно приносил. Но он не мог остановить ее. Пока не мог.
Он так и не открыл глаза. А она снова провела ладонью по его плечу, и его охватило возбуждение, собралось в чреслах, требуя разрядки.
— Женщины находят мужские шрамы неотразимыми, — тихо сказала Мередит. — Нас влечет к ней, к тайне…
Ее пальцы нашли круглый шрам — там пуля пронзила его плечо, — она прижала к шраму большой палец.
— Подумай… подумай о сосках, — весело посоветовала она.
— О со… Господи милостивый, ты сказала…
— Соски. Разве мужчин не влекут женские соски?
Он не ручался за других мужчин, но сейчас почему-то не мог думать ни о чем другом.
— Так вот мужские шрамы для нас то же самое, что для вас — женские соски. Мы все время думаем о ваших шрамах. Жаждем погладить их. Не только пальцами, но и губами.
Губы Мередит коснулись его плеча, и глаза Риса тут же открылись. Непокорный локон, выбившийся из ее забранных наверх волос, щекотал его грудь, когда она целовала его старую, давно зажившую рану. Ему хотелось взять ее темный локон и пропустить между пальцев, но Рис не хотел шевелиться — боялся, что она уберет руку.
«Не останавливайся, не останавливайся», — твердил он мысленно.
А она покрывала теплыми поцелуями его грудь. Сладостными, нежными, женственными. И такими возбуждающими, что он был уже тверд, как дуло пистолета, готового выстрелить.
Прижавшись очередным поцелуем к шраму на его виске, она подняла голову и выпрямилась. Он не видел выражения ее лица, но, судя по игравшей на губах улыбке, ей понравилось. Его взгляд скользнул вниз, и он только сейчас заметил, что она даже не одета. Тонкая полотняная сорочка соскользнула с ее плеча, и он, опустив взгляд еще ниже, увидел маленькие твердые груди, натянувшие полупрозрачную ткань.
Рис откашлялся и пробормотал:
— Как соски, говоришь?..
Ее улыбка стала еще шире.
— Да, как соски.
Он потянулся к лентам у выреза ее сорочки. Потянув тонкую атласную полосочку, медленно развязал бантик. И, опустив руку, долго восхищался открывшимся островком плоти. Но тут она повела плечом, и муслин сполз, обнажив грудь.
На секунду он оцепенел, завороженный совершенством ее розоватой плоти и прелестным задорным соском чуть темнее кожи. Под его взглядом ареола налилась краской и сморщилась, превратив сосок в тугой бутон, словно моливший о том, чтобы его сорвали.
Тихий стон сорвался с его губ, когда он потянулся к ней другой рукой. Ее грудь была так мала и изящна, а его рука — такая большая и уродливая. Если он сожмет эту грудь, она исчезнет в его ладони. Что тут хорошего?
Он провел по ее груди тыльной стороной ладони, и Мередит вздрогнула, а на коже ее выступили мурашки. Он хотел отстраниться, но его удержал тихий вздох наслаждения, сорвавшийся с ее губ. Он снова погладил ее грудь, затем обвел большим пальцем ареолу — самую мягкую кожу на свете, — и ему ужасно захотелось припасть к ней губами.
Словно почувствовав его желание, Мередит подалась вперед.
— Да… поцелуй меня.
Он поцеловал нижнюю часть ее груди и лизнул, попробовав на вкус. О, это был настоящий рай. Мечта курильщика опиума. Наслаждение острейшее, граничившее с безумием. Пряный и сладостный запах ее кожи пьянил его. И на вкус она была как медовая роса. Как хорошо, что он решил жениться на ней. И сейчас, отведав ее вкус, он понял, что никогда ею не насытится.
— Распусти волосы, — скомандовал Рис, хотя вовсе не таким тоном следовало говорить с будущей женой. Но, черт возьми, он хотел, чтобы она повиновалась, и боялся рисковать, смиренно попросив.
Она послушалась и поспешно развязала ленты. Ее обнаженная грудь восхитительно колыхалась, пока она расплетала косы. И вскоре ее чудесные волосы рассыпались по плечам и по груди — темные и пушистые, как соболий мех. Холмик сливочной плоти, увенчанный тугим соском, выглядывал из-под водопада волос. Добавьте к этому кокетливую улыбку, нежный зов в глазах и… О Боже, поля тюльпанов и аквамариновые небеса — все это ничто по сравнению с Мередит. Ибо она самое прекрасное и совершенное создание на свете. Однако же…
Он поспешно приподнялся и сел.
— Пора идти.
— Что?.. Почему? — Она уставилась на него в изумлении.
— Мне многое нужно сделать сегодня. Не забудь, мне надо нанять пони.
— Рис, — она положила руку ему на грудь, — еще очень рано. И ты так много работал всю неделю… Отдохни этим утром, немного полежи.
— Но мне нравится строить дом.
Она лукаво взглянула на него сквозь полуопущенные ресницы.
— Больше, чем нравлюсь я?
Он поискал глазами рубашку и штаны. А… вот они, висят на крючке у двери. Черт возьми, почему он оставил их так далеко?
Рис кивнул в сторону своей одежды:
— Не будешь так добра… Подай мне рубаху и штаны.
— Не буду! — Она рассмеялась. — Более того, начинаю удивляться, почему на мне еще что-то осталось.
Резким движением она спустила сорочку с другого плеча. Рис закрыл лицо рукой и застонал, пытаясь сообразить, так ли уж это мудро — дать ей все, чего она заслуживает. Можно ли подняться с постели голым, показав ей всю степень своего возбуждения?
Вместо этого он обмотал простыню вокруг бедер, перекинув ее конец через плечо и соорудив нечто вроде древнеримской тоги. И сразу почувствовал себя величественным, настроенным на философский лад, что помогло унять похоть.
Он подошел к двери и стал одеваться.
— Этого не будет. По крайней мере сегодня утром. Прости за все вольности.
Когда он надел рубашку, Мерри сказала:
— Ни к чему извиняться, Рис. Мы оба взрослые люди. И хотим друг друга. Нам никто не мешает позабавиться. Без всяких обязательств.
Сбросив простыню, он потянулся к штанам и резкими рывками натянул их, после чего повернулся к Мередит.
— Ты моя будущая жена. Когда я впервые возьму тебя, это будет что-то значить. По крайней мере для меня.
Она с удивлением уставилась на него. Но тут же продела руки в рукава сорочки и дрожащими пальцами завязала ленты.