— Кто там? — звонко спросила Барсукова и распахнула дверь.
— Здрасти, — улыбнулась я.
Тельма Генриховна оказалась крепко сбитой и, вот уж странность для старушки, очень высокой дамой.
— Добрый вечер, — после небольшого колебания ответила хозяйка, — вы кто?
— Даша Васильева, — весело объявила я.
Простая фамилия вновь удивила Барсукову.
— Васильева, Васильева…
— Час назад я сообщила вам о смерти Лукашиной!
Тельма Генриховна сдвинула брови к переносице.
— Я уже ответила, что не знакома с ней! Право слово, вы назойливы.
— Зато я редко вру! — парировала я. — Давайте сократим путь к правде. Во время нашей беседы по телефону я ни разу не назвала имени умершей, произносила только ее фамилию, а вы в какой-то момент заявили, что ничего не знаете о Светлане Лукашиной. Откуда вы знаете, как звали умершую?
Тельма Генриховна заморгала, потом сделала рукой приглашающий жест.
— Прошу.
Я вошла в темный, кажущийся бесконечным коридор, хозяйка с грохотом закрыла дверь.
— Кто вы? — зло спросила она.
— Даша Васильева.
— Назваться можно хоть царицей Савской, покажите паспорт!
— Он остался дома, права подойдут?
— Давайте!
Я протянула Тельме Генриховне заламинированные права.
— Ладно, — спустя короткое время сказала хозяйка, — допустим, вы Васильева. Дальше что?
— Светлана Лукашина умерла.
— Мне до нее нет дела!
— Светлана была одинока.
— Каждый достоин своей судьбы.
— Тело лежит в больничном морге!
— Ну и?
— Надо ее похоронить.
— И что?
— Наверное, она предвидела свой конец.
— Ну и? — тупо твердила Барсукова.
— Неужели вам ее не жаль?
— Каждый достоин своей судьбы, — повторила старуха. — Я тоже живу одна, хоть и вырастила четверых. Светлана о матери вспоминала? Звонила ей? Интересовалась, как я живу? Нет! Я, между прочим, знаю, что значит одиночество, поэтому давно на похороны деньги отложила, в случае чего соседи меня упокоят, а дочки не придут! Хотя…
Барсукова махнула рукой.
— Светлана ваша дочь! — ахнула я. — Простите, не знала! Понимаете… тут… наверное, неуместно сейчас… лучше завтра… но… дело не терпит отлагательств, девочка может погибнуть… и…
Тельма Генриховна вскинула голову.
— Не лопочи, — оборвала она меня, — Света мне не родная, я ее мачеха.
— Фу, — выдохнула я, — пожалуйста, помогите! Похоже, Лукашина попала в криминальную историю.
Барсукова внимательно осмотрела меня с головы до ног и решительно сказала:
— Пошли на кухню.
Едва я устроилась за большим столом, как хозяйка велела:
— Рассказывай.
Пришлось излагать слегка подкорректированный вариант событий: я убрала писателя-графомана, оставила лишь похищенную девочку и задала главный вопрос:
— Подскажите, есть ли у Светланы знакомый Владимир и где его искать?
Тельма Генриховна положила руки на стол.
— Мы давно не виделись.
— Очень жаль, — расстроилась я, — но вы говорили про четверых дочерей, значит, у Светы есть три сестры?
— Сестры? — скорчила гримасу Барсукова. — Ах, сестры! Да уж! Родственные души!
— Может, дадите мне их телефончики? — попросила я.
— Зачем? — спокойно осведомилась старуха.
— Похищенная девочка, — напомнила я, — вероятно, Света поддерживала отношения с родственницами, делилась с ними…
— С кем? — неожиданно засмеялась Тельма. — С девками? Нет, конечно! Они друг друга ненавидели! У вас есть сестры?
— Нет, — покачала я головой.
— Вот и скажите спасибо родителям, — заявила Тельма. — А Сергей со Златой сумасшедшие были. Вернее, он нормальный, только слабый, а она!..
— Вы вторая жена Сергея?
— Верно.
— А девочки — его дочери от первого брака?
— Можно и так сказать, — загадочно ответила Тельма. — Злата начудила по полной программе, богомолка наша! Встречаются люди, которые всем активно добра хотят! Мой вам совет от всей души, стороной слишком ласковых людей обходите, иначе они вас утопят в дерьме собственных добрых дел!
— Похоже, Злата вам чем-то досадила, — констатировала я.
Тельма опять скорчила гримасу.
— Вам придет в голову удочерить троих детей, неизвестно чьих, без роду без племени, чужих спиногрызов, и устроить собственному ребенку ад кромешный? Детей имеете?
— Двоих, — коротко ответила я.
— А если к ним еще пяток подзаборников предложат, возьмете?
Я стала перебирать пальцем рассыпанные по клеенке крошки. И Аркадия, и Машу я не рожала. Кеша достался мне в детском возрасте, а Маша — младенцем в пеленках. Но я всегда считала, что поговорка: «Не та мать, что родила, а та, что вырастила» — верна на сто процентов.
Барсукова продолжала смотреть на меня, я покачала головой.
— Пять детей большая ответственность, наверное, я не рискнула бы взвалить ее на свои плечи. И потом, их надо накормить, одеть, выучить, может, я слишком приземленная, но считаю, что, рожая нового человека или беря его на воспитание, следует подумать и о материальной стороне вопроса. Ну, грубо говоря, посчитать: ты способен купить одну пару ботиночек или две? Хотя я видела очень счастливые семьи, где ели месяцами одни пустые макароны, а младшие донашивали одежду за старшими и были очень довольны. С другой стороны, я встречала несчастных детей, в распоряжении которых был трехэтажный дом, личный шофер, пони и горы игрушек.
— Брат с сестрой или два однополых спиногрыза всегда будут ненавидеть друг друга, — запальчиво воскликнула Тельма.
— По-моему, вы ошибаетесь, — тихо сказала я.
— Нет, — старуха стукнула кулаком по столу, — просто одни умеют притворяться, а другие нет. В раннем детстве милые детки постоянно дерутся, в подростковом возрасте ненавидят родителей за то, что те нарожали кучу отпрысков. Чем старше становятся кровные родственнички, тем сильнее их ревность и ненависть! Один брат основывает бизнес, добивается успеха, живет шикарно, а другой неудачник. И если первый патронирует второго, берет его к себе на работу, платит хорошие деньги… ох, беда! Зреет в этой семье взрыв, перед которым атомная война — игрушки! А после смерти родителей? Грызня за наследство! Ради сарая на шести сотках сестрички готовы глотки друг другу перегрызть!
— Похоже, вам здорово не повезло в жизни, — вздохнула я.
Тельма Генриховна скрестила руки на груди.
— Ну это как сказать! Была любовь! Ты что предпочитаешь: самой любить или быть любимой?
— Лучше, когда чувства взаимны, — ответила я.
— Так не бывает, — безапелляционно заявила старуха. — Всегда один целует, а другой подставляет щеку. Семейная жизнь — компромисс, вопрос, кто больше прогибается! Да вот только порой… долго стоишь мордой в землю, а все равно — нелюбимая! Используют тебя… считают домработницей… Света правда умерла?
— Да, — кивнула я.
— Не врешь?
— Разве можно лгать по такому поводу? И зачем мне вас вводить в заблуждение?
— Светка могла тебя подослать, она уже раз сюда одну направила! Сучонка! Ладно, говори номер больницы.
Я открыла сумочку, вынула листок и протянула старухе.
— Позвоните по этому телефону, врач Родион Ильич, он подтвердит информацию о кончине Лукашиной.
— Нашла дуру, — скривилась старушка, — нет уж! Я и номер больницы уточню! А ты тут посиди пока!
Через полчаса Тельма Генриховна, не демонстрируя никаких признаков волнения или горя, вернулась на кухню.
— Говорят, тело в морге, — сказала она, — но, пока я сама его не увижу, не поверю ни в какие сказки! Тут дело непростое, Светка дурит не первый раз!
— У вашей падчерицы была эпилепсия?
— Билась в припадках, — равнодушно констатировала бабуля, — да только она прикидывалась! Актриса! Здорово научилась, пена изо рта, корчится, даже энурез был! Но я понимала: врет она!
Я разинула рот, Тельма Генриховна усмехнулась.
— Не знаешь, какие девки бывают. Светка хитрее лисы, она меня с Сергеем ссорила, устраивала корчи у него на глазах. Нарочно. Последняя в доме осталась, остальные шалавы раньше удрали! После того, как убили…
— Убили? — растерянно повторила я. — Может, расскажете, что у них в семье происходило?
— Зачем? — нахмурилась Тельма. — Все прошло, быльем поросло, нет нужды землю перекапывать. А Светлане передай, что я, в отличие от нее, не вру! Я просто правды не знаю! Злата унесла ее в могилу! Хватит ко мне людей подсылать!
— Светлана умерла, вам же в больнице сказали!
— Врут, — убежденно заявила Барсукова. — Светка договорилась, она может! Такая актриса! Припадки натуральные устраивала, но они почему-то всегда в тот момент происходили, когда Сергей деньги получал! Воровка!
— Кто? — совершенно потерялась я.
Тельма Генриховна неожиданно засмеялась.
— Напела она тебе про злую мачеху! Все, недосуг мне болтать. Ступай. Не вышло меня обмануть.
— Тельма Генриховна, милая, — взмолилась я, — мне неинтересны ваши тайны, я спросила о семейной жизни просто для поддержания разговора, я ищу Владимира! Речь идет о жизни маленькой девочки! Пожалуйста, вспомните, вдруг ваша падчерица упоминала это имя!
