В ту минуту, как уносили покойницу, я заглянул в окно кареты: мать и другая дочь лежали в объятиях друг у друга. Мне показалось, что обе в глубоком обмороке. Вечером того же дня страдания их прекратились навсегда. Кажется, их похоронили всех вместе в яме, вырытой сапёрами неподалёку от Валутино. Лейтенант – полковник, считая себя виновником этого несчастья, искал смерти в нескольких сражениях, при Красном и других, а в январе, через несколько дней после нашего прибытия в Элбинг, он умер от горя.
Этот день – 8-е ноября – был просто ужасен. Мы уже немного опаздывали на место нашей ночёвки, а поскольку на другой день мы должны были прибыть в Смоленск, надежда найти там пищу и кров (ходили слухи, что нас там расквартируют) побуждала людей, несмотря на суровый холод и нужду, прикладывать нечеловеческие усилия.
Чтобы дойти до того места, где мы должны были расположиться на бивуаках, надо было пересечь глубокий овраг и взобраться на холм. Мы заметили, что несколько артиллеристов Гвардии застряли в этом овраге со своими пушками и не могли выбраться оттуда – лошади обессилели, люди изнемогали от усталости. С ними шли артиллеристы Гвардии прусского короля, которые, как и мы, проделали всю кампанию – они состояли при нашей артиллерии в качестве контингента от Пруссии. На этом самом месте, возле своих орудий, они расположились бивуаком и развели костры, приняв решение переночевать, а на следующий день продолжить путь. Наш полк и егеря стали по правую сторону дороги. Думаю, это была гора у Валутино, где 19-го августа произошло сражение, и где погиб храбрый генерал Гюден.
Меня назначили в караул при маршале Мортье. Квартирой ему служил амбар без крыши. Убежище соорудили быстро, но постарались защитить его, насколько возможно, от снега и холода. Наш полковник и адъютант – майор разместились там же. Мы оторвали несколько деревянных досок от забора и развели для маршала костёр, у которого все могли бы согреться. Едва мы устроились и занялись жареньем конины, как появился какой-то человек с закутанной платком головой, с перевязанными тряпками руками и в обгорелой одежде. Подойдя к костру, он со слезами воскликнул:
– Ах, полковник, я так несчастен! Я так страдаю!
Полковник, обернувшись, спросил его, кто он такой, откуда явился, и что с ним произошло.
– Ах, полковник, – отвечал тот, – я всего лишился и вдобавок весь обгорел!
Полковник, узнав его, сказал:
– Ну, и поделом! Надо было оставаться в полку, а вы пропали на несколько дней. Чем вы занимались, что вы делали, когда ваш долг был показывать пример и, как все мы, оставаться на посту? Вы меня понимаете, сударь?
Но бедняга либо не слышал, либо не понимал – не время было читать ему нотации. Этот человек был тем самым офицером, спасённым нами прошлой ночью из горевшего сарая и владевшим множеством ценных вещей и золота, взятых им в Москве. Но теперь всё погибло – и его лошадь и вещи. Маршал с полковником завели разговор о катастрофе в сарае. А поскольку я был очевидцем этого бедствия, тоже принял участие в разговоре – спасённый офицер ничего не мог сообщить, так он был расстроен.
Было часов около девяти; ночь стояла необыкновенно тёмная, многие начали забываться тяжёлым, беспокойным сном, вследствие утомления и голода, у костра, ежеминутно грозившим совсем погаснуть. Мы размышляли о завтрашнем дне, о Смоленске, где закончатся наши мучения, ведь там мы найдём продовольствие и квартиры.
Я закончил свой жалкий ужин, состоявший из кусочка лошадиной печени, а вместо питья проглотил пригоршню снега. Маршал также съел печёнки, но только он ел её с куском сухаря и запил глотком водки – ужин не особенно изысканный для маршала Франции, но вполне роскошный при нашем злосчастном положении.
После ужина маршал увидел человека, стоявшего опершись на ружье у дверей амбара, и спросил, что он тут делает. Солдат отвечал, что он стоит на часах. – Зачем? – возразил маршал, – ведь вы не сможете помешать холоду и голоду вторгнуться сюда. Ступайте лучше и сядьте у огня.
Немного погодя, он попросил какую-нибудь подушку, чтобы подложить себе под голову. Денщик принёс ему чемодан, маршал завернулся в плащ и улёгся. Я собирался сделать то же самое, растянувшись на своей медвежьей шкуре, как вдруг нас переполошил какой-то странный шум. Поднялась буря с метелью и северным ветром, температура упала до 27 градусов мороза, и люди из лагеря просто обезумели. С криками они бегали по равнине, стараясь попасть туда, где виднелись костры, и этим облегчить своё положение, но их обволакивал снежный вихрь, и валил на землю, а если они пытались бежать, спотыкались и падали, чтобы уже больше никогда не подняться. Погибли многие сотни и тысячи. Нам очень повезло спать в сарае, защищавшем от ветра. Многие пришли, чтобы приютиться у нас и это спасло их.
Кстати расскажу по этому поводу об одном самоотверженном поступке, совершенном в эту бедственную ночь, когда все самые страшные стихии ада, казалось, обрушились на нас.
В состав нашей армии входили войска принца Эмиля Гессен-Кассельского. Его маленький корпус состоял из нескольких полков кавалерии и пехоты. Как и мы, он расположился на бивуаках по левую сторону дороги, с остатками своих несчастных войск, число которых сократилось до пятисот или шестисот человек. Осталось около150-ти драгун, но уже пеших, так как их лошади либо пали, либо были съедены. Эти храбрые воины, изнемогая от холода и не имея сил оставаться на месте в такую метель и непогоду, решили принести себя в жертву, чтобы спасти своего молодого принца, юношу лет двадцати, не более, поместив его в центре, чтобы защитить от ветра и холода. Закутавшись в свои длинные белые плащи, они всю ночь простояли, плотно прижимаясь друг к другу. На другое утро три четверти этих людей были мертвы и занесены снегом, та же участь постигла почти десять тысяч человек из разных корпусов.
Днём, выбираясь на дорогу, мы вместе с маршалом спустились в овраг, где ночевали артиллеристы. В живых не осталось никого: люди, лошади – все они лежали занесённые снегом: солдаты вокруг бивуачных костров, лошади, впряжённые в орудия, которые так и пришлось бросить.
Почти всегда случалось, что после сильного мороза и метели, навеянного северным ветром, погода смягчалась. Казалось, природа, устав мучить нас, хотела немного отдохнуть, чтобы потом истязать с новой силой.
Все, кто был ещё жив, опять выступили в путь. Справа и слева от дороги полуживые люди выползали из-под своих жалких убежищ, устроенных из сосновых веток и занесённых снегом. Другие появлялись из леса, где прятались во время метели. Мы останавливались ненадолго, чтобы подождать их и, беседуя друг с другом о наших несчастьях и о невероятном количестве погибших, безучастно окидывали взглядом эту картину невероятных бедствий. Местами виднелись ружья, установленные в козлы, а некоторые козлы лежали опрокинутыми, но поднять их было некому.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
