– Верно, – поддержал ее мистер Пайк. – И я тоже.
– В минуту опасности офицеры могут творить чудеса с самой слабой командой, – продолжала мисс Уэст.
Мистер Пайк кивнул головой, подтверждая ее слова, и я заметил, как обе его огромные лапы, за минуту перед тем спокойно свешивавшиеся с перил, совершенно бессознательно напряглись и сжались в кулаки. Я заметил также свежие ссадины на его суставах. Мисс Уэст засмеялась, словно вспомнив о чем-то.
– Я помню случай, когда мы вышли из Сан-Франциско с самой безнадежной командой. Это было на «Лалла Рук». Вы помните ее, мистер Пайк?
– Пятое командование вашего отца, – кивнул он. – Впоследствии затонула на западном берегу – налетела на берег во время того большого землетрясения из-за прилива. Порвала якоря и, когда ударилась о скалу, скала упала на нее.
– Да, это то самое судно. Ну, так вот, наша команда состояла, казалось, главным образом, из ковбоев, каменщиков и бродяг, причем больше всего было бродяг. Трудно себе представить, откуда их набрали агенты портовых контор. Некоторые из них были китайцы, это несомненно. Вы бы посмотрели на них, когда их в первый раз послали на мачты. – Она снова засмеялась. – Они были смешнее, чем клоуны в цирке. Вы помните мистера Гардинга – Сайласа Гардинга?
– Еще бы, – с энтузиазмом воскликнул мистер Пайк. – Это был настоящий человек. И он ведь уже тогда был стар.
– Да, ужасный человек, – сказала она и добавила почти с благоговением, – и удивительный человек! – Она повернулась ко мне. – Он служил помощником капитана. Людей укачало, они были жалкие, позеленевшие. Но мистеру Гардингу все же удалось убрать паруса на «Лалла Рук». Я вот что хотела вам сказать: я стояла на корме, вот так же, как сейчас, и мистер Гардинг с кучкой этих жалких, больных людей закреплял реванты на гроте. Как высоко это могло быть, мистер Пайк?
– Постойте… «Лалла Рук», – мистер Пайк вычислял, – ну, скажем, около ста футов.
– Я сама это видела. Один из новичков, бродяга (он, видно, уже попробовал тяжелую руку мистера Гардинга), упал с грот-реи. Я была еще совсем девочка, но понимала, что это верная смерть, потому что он падал с подветренной стороны реи прямо на палубу. Но он упал в самую середину паруса, что задержало его падение, перекувырнулся и очутился на палубе целый и невредимый, стоя на ногах. И оказался как раз лицом к лицу с мистером Гардингом. Я не знаю, кто из них больше удивился, но думаю, что мистер Гардинг, так как он совершенно остолбенел. Он думал, что этот человек убьется. Но тот! Он бросил только один взгляд на мистера Гардинга, потом сделал дикий прыжок на снасти и мигом взобрался прямо на ту же самую грот-рею.
Мисс Уэст и помощник капитана так громко расхохотались, что едва расслышали, как я сказал:
– Удивительно! Подумать, какое потрясение для нервов человека, который, падая, сознает, что его ожидает верная смерть.
– Я думаю, он был сильнее потрясен видом Сайласа Гардинга, – заметил мистер Пайк с новым взрывом смеха, к которому присоединилась и мисс Уэст.
Все это было очень хорошо. Судно есть судно, и, судя по тем членам команды, которых я видел, суровое обращение с ними было необходимо. Но чтобы такая нежная молодая девушка, как мисс Уэст, знала подобные вещи и была до такой степени посвящена в эту сторону судовой жизни, это было нехорошо. Это было нехорошо для меня, хотя, признаюсь, это меня интересовало и делало понятнее действительность, реальную жизнь. Но это означало, что мириться с такими вещами можно было, имея чересчур крепкие, даже грубые нервы, и мне неприятно было думать, что мисс Уэст так очерствела.
Я смотрел на нее и опять не мог не заметить нежности и крепости ее кожи. У нее были темные волосы и темные брови, которые почти прямо и несколько низко лежали над ее продолговатыми глазами. Глаза у нее были серые, теплого серого оттенка, с очень спокойным и открытым выражением, умные и живые. Может быть, в общем, преобладающим характерным выражением всего ее лица было большое спокойствие. Казалось, что она всегда спокойна, пребывает в согласии с самой собой и с внешним миром. Красивее всего были у нее глаза, обрамленные ресницами, такими же темными, как ее волосы и брови. Удивительнее всего был ее нос – совершенно прямой, очень прямой и чуть-чуть длинный – напоминающий нос ее отца. Чистый рисунок переносицы и ноздрей являлся бесспорным признаком породистости и хорошей крови.
У нее был рот с тонкими губами, чувственный, подвижный и значительный – не столько по величине, так как величина его была средняя, сколько по выражению: сильный и веселый рот. Все ее здоровье, вся ее живость сказывались в очертании рта и в глазах. Улыбка редко обнажала ее зубы – улыбалась она главным образом глазами, но когда она смеялась, то показывала крепкие белые зубы, ровные, не мелкие, как у ребенка, а как раз такие сильные, нормальной величины зубы, какими должна была бы обладать такая нормальная и здоровая женщина, как она.
Я бы никогда не назвал ее красавицей, но она обладала многими качествами, которые определяют красоту женщины. У нее красиво сочетались краски, кожа отличалась здоровой белизной, которую подчеркивали темные ресницы, брови и волосы. И так же точно темные ресницы и брови и белизна кожи подчеркивали теплый серый цвет ее глаз. Лоб у нее был не слишком высокий, средней ширины и совершенно гладкий. На нем не было ни одной морщинки, ни даже намеков на морщины, которые свидетельствовали бы о нервозности, о днях уныния или часах бессонницы. О, в ней были все признаки здоровой человеческой самки, которая никогда не знала огорчений или душевной тревоги и в теле которой все процессы и функции происходили автоматически и без малейших трений.
– Мисс Уэст показала себя в роли предсказательницы погоды, – сказал я помощнику капитана. – А каковы ваши предсказания в этом отношении?
– Она могла бы предсказывать погоду, – ответил мистер Пайк, поднимая глаза с гладкой поверхности моря к небу. – Не в первый раз она выходит зимой в Северный Атлантический океан. – Он подумал с минуту, изучая море и небо. – Принимая во внимание высокое барометрическое давление, я бы сказал, что мы должны ожидать несильного шторма с северо-востока или же штиля, с бóльшими шансами в пользу штиля.
Мисс Уэст одарила меня торжествующей улыбкой и внезапно схватилась за перила, так как «Эльсинора» поднялась на особенно высокой волне и упала вниз с раскатом, от которого с глухим рокотом захлопали все паруса.
– Вот вам и штиль, – сказала мисс Уэст чуть-чуть угрюмо, – если это продолжится, я через пять минут буду лежать пластом на своей койке.
Она выразила протест против выражения моего сочувствия.
