– То-то же, дубина! – в сердцах сказал Пахомыч, присел на корточки и стал считать деньги.
– Слез он на берег или нет? – послышалось из недр.
– Слезает, сэр, слезает, – крикнул я. – Сейчас досчитает до двух миллиардов.
– Галочку поставил?
– Ещё нет, сэр! Вот-вот поставит!
В недрах фрегата послышался орлиный клёкот, и новая эпилепсия капитанского гнева потрясла фрегат.
Один рубль тяжело на палубе шевельнулся, зацепил краешком вторую бумажку, третью… Некоторое время недосчитанные рубли неистово толкались, наползали друг на друга, обволакивали, тёрлись друг о друга с хрустом, складывались в пачки и рассыпались и вдруг сорвались с места и взрывом охватили мачты.
Они летелик небудлинной струёй,завивались в смерчи, всасываясь в бездонные дырымежду облаками.
– Ставьте же скорее галку, старп! Скорее галку! – орал Петров-Лодкин.
Старпом, задыхаясь, дёргал гусиным пером и никак не мог попасть своей галочкой в нужную графу.
– Помоги же! – умолял он меня.
Я содрал с него двенадцать процентов и сунул какую-то галку в графу.
– Всё в порядке, сэр! – крикнул я. – Галочку поставили!
– Вон! – проревел Суер, и порыв капитанского гнева вынес нашего Пахомыча на остров, на котором до этого совершенно ничего не было.
Глава LII. Остров, на котором совершенно ничего не было
Жёсткие судороги капитанского гнева по-прежнему сотрясали корабль, хотя Пахомыча уже не было на борту.
Понимая, что порыв угасает, мы всё-таки опасались новых приступов и все, кроме вахтенных, расползлись по своим каютам.
Я спрятался за хром-срам-штевень, наблюдая за Пахомычем.
Старпом прохаживался по острову, на котором совершенно ничего не было. Растерянно как-то и близоруко бродил он с матросским сундучком в руке. В сундучке лежало его жалованье и полный расчёт.
– Эгей! – крикнул я.
– Эй! – отозвался старпом.
– Ну что там, на острове-то?
– А ничего, – отвечал старпом. – Ничего нету.
– Неужели совсем ничего?
– Да вроде ничего… Как-то непонятно, не по-людски…
– Ну может, хоть что-нибудь там есть?
– Да пока ничего не видно, – отвечал Пахомыч.
– Ну а то, на чём вы стоите, что это такое? Не земля ли?
– Чёрт его знает, – отвечал старпом. – Вроде не земля… такое какое-то… ничто.
– Может, песок или торф?
– Да что ты говоришь, – обиделся Пахомыч, – какой песок? Ни черта тут нету.
– Ну а воздух-то там есть? – спросил я.
– Какой ещё воздух?
– Ну, которым ты дышишь, старый хрен!
– Дышу?… Не знаю, не чувствую… кажется, и не дышу даже, во всяком случае, воздуха-то не видать.
– Эва, удивил, – вмешался неожиданно мичман Хренов, который, оказывается, сидя в бочке, прислушивался к разговору. – Воздуха нигде не видать. Он же прозрачный. Отвечайте толком, есть там воздух или нет?
– Нету, – твёрдо решил старпом, – и воздуха нету.
– Ну уж это тогда вообще, – сказал лоцман Кацман. – Заслали нашего старпома… Эй, Пахомыч, да может, там где-нибудь пивной бар или бренди продают?
– Да нету ничего, – уныло отвечал старпом. – Главное – денег до хрена, а тратить не на что. Я уж хотел было где-нибудь сушек купить или сухарей, а ничего нигде нету.
– Пустота, значит, – сказал Хренов.
– И пустоты вроде нету, – отвечал Пахомыч.
– Натура абхоррет вакуум, – сказал Кацман. – Природа не терпит пустоты.
– Оказывается, терпит, – сказал Пахомыч. – Натура терпит даже и отсутствие пустоты. Вот я сейчас и нахожусь там, где ничего нету, даже пустоты. Только я тут и сундук с деньгами.
– Этого вполне достаточно, – сказал вдруг наш капитан сэр Суер-Выер, неожиданно появляясь на палубе. – Пахомыч с деньгами – это уже Бог знает сколько! Несчастный остров, на котором совершенно ничего не было, вдруг так многообразно разбогател. В сундуке – полно денег, а в Пахомыче – бездна разума. Даже на острове Цейлон нет подобного богатства… Впрочем, не думайте, что я так уж быстро остыл. Да, да, не думайте! Поостыл немного – это верно, да и то скажите спасибо хересу.
– Сэр, – сказал Пахомыч, – дозвольте вернуться на корабль и поблагодарить херес лично, с глазу на глаз.
– Ничего, не беспокойтесь, я ему передам ваши приветы… а вам, старпом, я вот что посоветую… поищите как следует, вдруг да и найдёте на этом острове что-нибудь.
– Что именно искать, сэр?
– А вот этого я не знаю. Не может же быть, что на нём совершенно ничего нет. Должно быть хоть что-нибудь в каких-нибудь кустах.
– Да нету же и кустов, сэр! – воскликнул старп со слезами в горле.
– Ищите! – настоятельно порекомендовал капитан. – А если ничего не найдёте, так и останетесь на этом острове, как единственный признак наличия чего-то в пространстве.
– Сэр! Сэр! Я лучше здесь оставлю рубль! Этого вполне достаточно! Пространство будет заполнено!
– Одним рублём? – усмехнулся Суер. – Нет, старпом… ищите!
– Сэр! – негромко сказал я. – Это ведь невыполнимая задача. Ведь нету совершенно ничего. Посмотрите на него, сэр.
Пахомыч действительно бродил по острову, шарил, как слепец, рукою в пространстве, придерживая левой сундучок.
– Ты думаешь, что он ничего не найдёт? – спросил капитан, скептически оглядывая меня.
– Да ведь невозможно, сэр! На острове совершенно ничего нет: ни земли, ни травинки, ни воздуха… ни даже пустоты… только ничто.
– Да? Ну тогда ответь мне на один вопрос. На острове ничего нет, а как же мы его видим?
– Я и сам в недоумении, сэр. Вроде ничего нету, а мы что-то видим.
– В том-то и дело. Мы видим НЕЧТО. Подчёркиваю: видим НЕЧТО. Только не знаем, как это называется, но оно ЕСТЬ!
Я вперился в пространство, пытаясь разобраться, что же я, собственно, вижу.
И видел какой-то вроде бы остров, зигзаги и точечки, звёздочки в крапинку или мокрые капельки,
туманные полосы, оранжевую суету сует,
шелуху шёпота,
чешую неясных движений,
какое-то вливание…
действительно, НЕЧТО, а вот что именно – неясно.
– Ну и что ты скажешь? – спрашивал капитан. – Как всё это объяснить? Как назвать?
– Затрудняюсь, сэр. НЕЧТО – самое точное слово.
– И даже очень хорошее слово, – сказал капитан. – Хорошее, потому что – точное! Понял? Нам кажется, что НЕЧТО – расплывчатое слово, не может быть точным, а оно – точное! А теперь я выскажу тебе одну свою великую догадку: во всяком НЕЧТО имеется ЧТО-ТО.
Капитан закончил своё могучее рассуждение, и не успел я ещё осмыслить его, как на острове, на котором ничего не было, послышался какой-то шум, всхлипыванья, плач и сдавленный крик Пахомыча:
– Нашёл!
Глава LIII. Ё моё
О Боже, Боже, Боже мой!
Спаси и сохрани нас, ищущих, не знающих что, и видящих НЕЧТО, не понимая, что это такое!
Не во тьме,
не во мгле,
не в свете,
не в пустоте,
не в наполненности,
не в тумане и не в пелене, а только в том, что можно было бы назвать НЕЧТО, стоял наш старпом и кричал полушёпотом:
– Нашёл! Нашёл!
Сундучок с деньгами, полный свой расчёт и жалованье, он грубовато пнул пяткой и прижимал к груди найденное, какой-то белый свёрток или даже большой кулёк.
– Сахар, что ли? – сказал было Хренов, но тут же фрикусил безык.
Сэр Суер-Выер определённо растерялся.
Я лично видел, как пальцы его сжимались и разжимались, как будто искали что-то возле карманов брюк.
Находка старпома, очевидно, потрясла его, а, может, ещё сильней потрясла собственная догадка: там, где ничего нет, всё-таки что-то имеется или может вдруг зародиться, возникнуть и явиться перед нашим взором.
– Лафет! Лафет! – шептал капитан, нервничая пальцами у брюк.
Никто из нас никак не мог догадаться, о чём это бессознательно бормочет сэр, мы растерянно переглядывались, наконец меня осенило, и я пододвинул капитану пушечный лафет, на который он и присел в изнеможении.
Да, я понимал эту внезапную опустошённость и бессилие капитана. Порыв гнева измотал его до основания, великая догадка и находка старпома вовне осязаемого потрясли разум. Он знал,
он догадывался,
он предвидел,
он ожидал и жаждал этого
и всё-таки был потрясён!
И все мы были потрясены, но, конечно, не с такой силой, ибо разум наш был форматом поменьше, пожиже, похилей. Жидкий разумом Хренов даже вынул фляжку из нательного пиджака и глотнул бормотухи.
– Шлюпку! – скомандовал я. – Шлюпку за старпомом!
Матросы во главе с Веслоуховым бросились выполнять команду, скинули шлюпку, заплюхали вёслами. Сэр Суер-Выер благодарно сжал моё запястье. Рука у него была влажная, горячая и сухая.
Шлюпка повернулась, развернулась и вот уже двинулась обратно к «Лавру». На носу стоял старпом, полный смысла и одухотворённости. Белый свёрток он прижимал к груди.
Сундучок свой с деньгами он совершенно забросил, и остров, на котором ничего не было, запросто мог оказаться островом рублей, да матрос Вампиров в последний момент подхватил сундучок с собою в шлюпку, и остров остался в своём первозданном виде, если, конечно, не считать свёртка, везомого на «Лавра».
