— Я решила бросить Толика.
Рина раскрыла рот от удивления — сообщение Натальи по-настоящему ее огорошило.
Однако поговорить на эту животрепещущую тему подругам так и не удалось — у Натальи начал верещать мобильник, и через минуту, сорвавшись с места, она уже натягивала пальто и открывала входную дверь.
— Жутко важная встреча, — на ходу объясняла она. — Дело не терпит отлагательства.
— Но ты еще вернешься? — спросила Рина, которая никак не могла переварить ее заявление о желании расстаться с мужем. — Ты непременно должна мне все рассказать.
— Ну естественно, — махнула на прощание Наталья, — после господина Аникеева ты у меня первая в списке. Я тебе позвоню.
Следующую часть дня Рина провозилась с Антошкой. Первым делом она отвезла его к Казимиру Аркадьевичу, который всегда считался их семейным врачом. В свое время он лечил Рину от кори, Сергея — от переломов, маму — от гастрита, а бабушку — от ревматизма.
Казимир Аркадьевич был старинным приятелем отца Рины Алексея Михайловича. В пятидесятые годы они оба учились в медицинском институте, а потом несколько лет набирались опыта, практикуя в глубинке: Казимир Аркадьевич лечил «ухо-горло-нос», а Алексей Михайлович вырезал аппендициты. Оба они были энергичны и талантливы, и у обоих были грандиозные планы. Однако к славе они пошли разными путями.
Когда поднаторевшие в своем медицинском деле молодые врачи снова вернулись в Москву, Алексей Михайлович начал работать хирургом в большой городской больнице и одновременно писать диссертацию. Быстро завоевав репутацию классного специалиста, он уже через пару лет перебрался в Кремлевку и с тех пор навсегда был занесен в список избранных.
Алексей Михайлович был довольно красивым мужчиной, а еще высоким, широкоплечим и немного вальяжным. Он слыл человеком суровым, но справедливым, с ним многие водили дружбу — одним он нравился просто по-человечески, другие же пытались затесаться к нему в друзья на всякий случай. Знаменитый хирург был натурой энергичной, страстной, а потому увлекающейся. Порой у него случались бурные романы, но все они были несерьезны и непродолжительны. Вера Николаевна знала о его изменах, но называла их увлечениями и смотрела на них сквозь пальцы. Когда Анна Викентьевна недоумевала по этому поводу, ее подруга лишь улыбалась и поясняла: «У нас с Лешей не совпадают темпераменты, зато совпадают души».
Алексей Михайлович совершенно внезапно умер от сердечного приступа, когда ему не было еще и шестидесяти.
Казимир же Аркадьевич всю жизнь проработал в Филатовской больнице, получил от своих юных пациентов кличку Айболит и по сей день, даже выйдя на пенсию, продолжал давать мудрые докторские советы. К нему домой Рина всегда возила дочку, к нему же в этот раз отправилась за консультацией вместе с Антошкой.
Малыш явно чувствовал себя неважно, а потому всю дорогу плакал и капризничал. Но Казимиру Аркадьевичу не составило труда найти с ним общий язык. Когда доктор накладывал новую повязку, Антошка уже с выражением декламировал ему стих про бедную киску, которой не дают украсть сосиску.
— Ох, уморил, брат, — глубоким басом смеялся Казимир Аркадьевич. — Надо же — бедная киска! Наверное, толстая и прожорливая? Ты с ней лично не знаком?
— Не-а, — серьезно покачал головой Антошка. — А зато у нас есть хомяк Гудвин — он тоже толстый и обжорливый.
Казимир Аркадьевич бросил на Рину быстрый взгляд из-под своих кустистых бровей, но ничего не спросил. Однако, подробно проинструктировав ее, что и как нужно делать, он все же не удержался.
— Почему же ты, Риночка, не познакомила нас с этим приятным молодым человеком еще в субботу? — спросил старик, похлопав малыша по плечу. Он конечно же имел в виду Мартовские иды, на которые неизменно являлся много лет подряд в сопровождении жены, а иногда и дочери Томочки.
— Просто Антошка приехал к нам только позавчера, — не растерялась Рина. — Зато теперь вам предстоит встретиться с ним еще не раз. Так что вы говорили про мазь?
Поняв ее нежелание вдаваться в объяснения, Казимир Аркадьевич хмыкнул, потом вышел из своего домашнего кабинета и вскоре вернулся, неся в руках маленькую стеклянную баночку.
— Вот, будешь по два раза в день накладывать это добру молодцу на рану, и все заживет, как по волшебству. Кстати, средство это неоднократно было опробовано на твоем братце — поразительно эффективная штука. Оно и боль тоже снимает.
Он протянул баночку Рине и продолжил:
— Сейчас сделаю еще один укольчик, но злоупотреблять этим делом не советую. Мазь и кое-какие таблетки — этого будет достаточно. А Томочку попрошу, чтобы заскочила к вам и показала, как повязку менять. Справишься?
— Надеюсь, — улыбнулась Рина. — Большое спасибо, Казимир Аркадьевич.
— Ты меня не благодари, а обещай лучше, что в следующий раз останешься пить чай и удовлетворишь любопытство старика, то бишь поведаешь историю загадочного появления нашего юного друга.
— Обещаю, — сказала Рина, радуясь тому, что Казимир Аркадьевич проявил такт и благородство и не стал приставать к ней с расспросами. Поцеловав его в морщинистую щеку, она подхватила Антошку, и тот на прощание помахал доброму доктору забинтованной рукой.
Когда Рина с малышом вернулись домой, Тошка сидела на диване и рассматривала старые фотографии.
«Ей захотелось посмотреть на Сергея новыми глазами, — догадалась Рина. — Она пытается осознать, что он был ее отцом. Возможно, даже надеется найти между ним и собой какое-нибудь сходство. Но это ей вряд ли удастся — она точная копия Людмилы, от Сергея ей ничего не досталось».
Тошка между тем отложила альбом в сторону и поспешила им навстречу.
— Ну что, подружился с доктором Айболитом? — спросила она Антошку, который сидел на полу и старался одной рукой стянуть сапог. — Погоди, чудо-юдо, сейчас я тебе помогу.
— Тош, ты приглядишь за ним? — воспользовалась моментом Рина. — Я пойду хоть чуточку поработаю. А то скоро забуду, как карандаш в руках держать.
— Иди, конечно, — кивнула девочка. — А мы сейчас чайку попьем с малинишным вареньем, которое Карлсон принес. Потом телик будем смотреть. Верно, Антошка?
— Ага, — обрадовался тот и протяжно зевнул.
— Казимир Аркадьевич сделал ему укол, так что я думаю, он скоро уснет, — сказала Рина и отправилась в свой кабинет, который Тошка любила называть мастерской или же студией. На самом деле это была не очень большая, но светлая комната, все стены которой были сплошь увешаны эскизами, небольшими акварелями, репродукциями и фотографиями. С художественной точки зрения такое смешение стилей можно было назвать одним простым словом — бардак. Тем не менее вся эта мешанина странным образом придавала комнате уют и даже некий шарм.
