Она с удивлением наблюдала, как напряжённое лицо Юталлы меняется, озаряясь улыбкой.
– Да? Это правда?
– Да. Только я не понимаю... Её же увезут в Тайкет!
– И муж её тоже едет в Тайкет вместе со своим камьером, – сказала Юталла, прижимая ладони к слегка порозовевшим щекам и тут же сморщиваясь и отдёргивая руку с вонючим флаконом от лица. – Оуфф... пфф... воняет! Капойо! Спасибо тебе! Спасибо, что сказала!
– Ты бы... вышла на воздух, – сказала Аяна, отходя подальше. – Эта штука воняет так ядрёно, что, кажется, может убить.
– Это секретный состав Вилметы для выведения пятен, – рассмеялась Юталла. – Судя по платью, кира Атар опрокинула на себя ту тарелку с соланумом.
– Почти, – улыбнулась Аяна, отходя ещё на шажок. – Так ты хочешь уехать в Тайкет? Тебя отпустят?
– Если кира Атар скажет, то меня отправят с ним... С ней, – радостно улыбнулась Юталла. – Почему бы меня могли не отпустить?
– Ладно, Юталла, я пойду. Просто хотела, чтобы ты знала. Очень советую тебе хотя бы открыть дверь, а лучше – выйти наружу.
– Наружу нельзя, – сказала Юталла. – Кирио увидят. Оставь дверь открытой, когда будешь выходить. Спасибо!
Аяна вернулась на кухню и сидела, озадаченная. Конда вовремя подсказал ей про необходимость этого разговора. У Юталлы было такое лицо, будто она этим вонючим средством собиралась убрать не только масло с платья, но и, чуть позже, Аяну со своей дороги. Очень, очень решительное. Совсем не такое, как перед Гелиэр тогда. Откуда он знал? Хотя, что это она. Конда действительно, как тогда сказал, поварился во всём этом немало. В этом доме невозможно жить, не разбираясь в местных странных переплетениях и причинах корысти. Неужели в долине она не видела всего этого же просто в силу того, что не знала, куда смотреть? Она видела лишь уют, окружавший её, светлую комнату, своего сварливого, тёплого, мягкого пятнистого кота, никогда не выходя за этот круг заботы и любви, в котором росла, как дерево, обнесённое решёткой, на улице Ордалла.
Она удручённо вздохнула. Это слишком сложно. В долине всё было так просто! Ригрета говорила, что всеми движет одно желание – желание власти, которая, по мнению людей, даст им какие-то преимущества в любви, но всё сводилось в итоге к одному. К вопросу, который занимал Харвилла, маму, Анкэ, олем Ораи, её Конду... Пулата. Что останется после тебя? Они все, все думали об этом. Сольются ли круги на воде, вызванные тобой, с другими, образуя рябь, отражающую вечные, бесстрастные звёзды, или погаснут, задавленные теми кругами, что возникли рядом?
Что будет после?
Аяна схватилась за виски, чувствуя, как немеют губы. Это были не её мысли, это было похоже на глоток из чужого заварника, что она по ошибке схватила со стола в их дворе, и, только допив, осознала, что это отвар сладкого корня, который пил лишь отец. Она отчаянно, невыносимо нуждалась в ладони Конды, которой он поддерживал её на поверхности, потому что тьма в его глазах, глоток которой она сейчас с ужасом отхлебнула, обжигала холодом, более ледяным, чем холод ледников у истоков Фно.
– Где Арчелл? – спросила она, выбегая на кухню. – О, Като. Доброе утро. Кир Мират вышел?
– Нет. Они так и сидят в комнатах киры Атар, – сказал он, зевая. – Арч на мужской половине. Позвать?
Она беспокойно кивнула.
– Да, пожалуйста.
Като неохотно встал и, зевая, ушёл.
– Что ты хотела, капойо?
Арчелл выглядел невыспавшимся и смотрел мрачно.
– Мне... мне нужно передать кое-что. Погоди. Иди к дверям женской половины, – сказала она беспокойно, вспоминая утреннюю просьбу Иллиры. – Пойдём. Стой. Жди тут.
Она метнулась к себе и достала из мешка керио, расправила, беспокойно встряхивая, и бережно сложила снова.
– Арчелл, где кир Конда? – спросила она тихо, передавая ему свёрток. – Это надо передать Иллире. Где твой кир? Вернулся?
– Он в городе с утра. Зачем тебе?
Аяна сжала челюсти. Ладно. Дыши, говорила олем Ати. Дыши!
– Всё хорошо, Арчелл. Просто поинтересовалась, – сказала она, незаметно слегка распуская завязки корсажа. – Передашь, хорошо?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Она дышала, вбирая удушающий отвратительный сладкий запах дисодилий, родной аромат купресы, раздражающую гарь с кухни, где кто-то разлил молоко на очаг, благоухание сена из матраса и отголоски затхлости от перьев подушки, приглушённые чистой сероватой наволочкой, слегка царапавшей ей щёку, и осторожно вела пальцем по переплетениям нитей, которые были близко-близко, слегка опушённые ворсинками, ныряющие друг под друга, сплетающиеся, как намерения знакомых и незнакомых ей людей, в сложную, плотную ткань окружающего её мира.
16. Добро пожаловать в мой кошмар
– Тебе звонят, – сказала Дестрикта из-за двери.
Сливовый ковёр нежно смыкал мягкий пышный ворс над носками её синих туфелек.
– Заходи!
Гелиэр умывалась над небольшим металлическим тазом с тонкой гравировкой по краю, изображавшей лозы нокты, свивавшиеся и переплетающиеся в бесконечном танце.
– Юталла будет твоей ками после моего ухода. И Рида заходила ко мне сегодня, – сказала Аяна, завороженно кружа взглядом по бесконечной лозе. – Она скучает и спрашивает, можно ли увидеться с тобой, кира Атар.
Она с усилием отвела глаза от гравировки и посмотрела на счастливое, румяное лицо Гелиэр.
– Мне передать ей что-то?
– Да. Я бы хотела погулять по саду, – сказала Гелиэр, промокая мягким полотенцем капли на лице. – Может, Айлери присоединится?
– Я спрошу. Гели, как ты?
– Хорошо. Я сделала, что ты сказала, и он... заснул.
– Заснул? – Аяна зажала рот рукой и зажмурилась, пытаясь не смеяться. – Гели...
– Почему ты смеёшься? – обиделась она. – Ему понравилось! Просто, наверное, он не выспался. Он же с утра ушёл, не поспав, и так весь день и сидел за этими своими цифрами... Ты как-то говорила, что наш кучер такой же, как и мы, и его тело так же нуждается в отдыхе и еде. Я... я немного боялась, когда ехала сюда в этой красной клетке, ну, знаешь, не понимала, чего мне ждать, но он заснул и сопел... почти как Кортас под столом у отца. Я рассматривала его руки и пятна чернил на пальцах, и немного жалела его, потому что он явно устал. А потом проснулся и просто обнял меня, и мне не было одиноко впервые за... за столько лет. Ты тоже отгоняешь это одиночество, но это совсем другое... и я теперь уже не понимаю, чего я боялась. Он такой же, как я, и ты, только...
Она покраснела немного и зажмурилась, шумно вдохнув носом.
– Аяна, но что я скажу Риде? Она же... Она же будет спрашивать!
– Поздравляю, Гелиэр. Добро пожаловать в тот мой кошмар, – сказала Аяна, со вздохом присаживаясь на кресло. – Интересно, как собираешься выкручиваться?
– Я не имею ни малейшего понятия, – прошептала Гелиэр в ужасе, подтягивая второе кресло и присаживаясь напротив. – Ни малейшего! Может, мне выпить с ней вина, как ты тогда... гватре...
– А Мират разрешит? – подняла бровь Аяна. – Знаешь, вино – не лучший выход. Ты можешь наговорить лишнего, как я тогда... Хотя я и без вина, знаешь, горазда. Да. Ох... Как же вы тут всё усложнили-то, а?
– Я ничего не усложняла, – запротестовала Гелиэр. – Это ты напустила туману... Хотя теперь я понимаю, что ты имела в виду.
– А что мне надо было сказать? – возмутилась Аяна. – В подробностях описывать? Как ты себе это представляешь?!
Гелиэр сильно смутилась и прикусила губу.
– Ты права... – она вздохнула и закрыла глаза рукой. – Ты опять права. Ты с самого начала во всём была права, в том числе, говоря, что это не страшно, хотя я не верила тебе. Подожди! – вдруг резко убрала она руку. – Рида... Она до сих пор не ками, а капойо... Подтверждение брака – это ведь не слова...
Она смотрела с непониманием и ужасом на Аяну, и та вновь принесла ноготь указательного пальца в жертву своим чувствам.
– Кира Таилэр приходила, чтобы осмотреть... простыни с кирой Атойо! Риду не отпускают, потому что... Аяна! Что это значит? Твои слова, что это не страшно... про плод воображения... Чудище Айлери... Что он кричал на неё... Получается...
