Я не виделась с ним до отъезда, его поездка в Нью-Йорк прошла быстро. За четыре дня до этого он приходил ко мне трахаться, и с тех пор я не слышала ни звука. Пакс не вернулся в кампус, и два текстовых сообщения, которые я отправила, желая ему удачи, а затем чтобы узнать, как у него дела, остались без ответа.
Я смотрю, как команда в Бостоне выбирает его первым в первом раунде. Толпа ревет, и на камеру показывают Пакса, его родителей и брата, которые обнимаются. Его миниатюрная, миловидная мама прыгает вверх и вниз, плача от радости.
И я так счастлива за него, несмотря на то, что мне кажется, что это не так. Я плачу, потому что знаю, что это его мечта.
Но мне также хочется рыдать, потому что меня нет рядом с ним, чтобы разделить его счастье. В течение двух лет я выворачивала себя наизнанку ради Пакстона Шоу. Я узнала о нем, поклонялась его телу, обнажила перед ним все свои эмоции и нервы. А он даже не мог вспомнить мою фамилию.
Я сломалась, по моим щекам потекли мучительные слезы за все то время, которое я потеряла. За все то, чем мы никогда не станем.
Я никогда не буду сидеть с ним перед телекамерами, прыгая от радости вместе с его семьей от его достижений. Никогда не буду грызть ногти в секции жен и подруг на его первой профессиональной игре. И никогда не буду держать его за руку после проигрыша.
Я бы никогда не надела его кольцо, не нарядила бы наших детей в его футболку с его номером.
Эти вещи были тяжелы для меня... но я отдала всю себя ему. И свою любовь. Я ничего не могла с собой поделать: как только вы встретили Пакстона Шоу и вступили с ним в интимную связь, это должно было стать неизбежным. У него была такая личность... такая, что в него влюблялись луна и звезды, даже если они могли видеть его только в темноте ночи.
Он ушел и не собирался возвращаться.
И в тот момент я поклялась никогда больше не произносить его имя.
Поклялась забыть о нем и закрыть свое сердце, чтобы это никогда не повторилось.
ГЛАВА 24
ДЕМИ
Солнце садится над моим задним двором, бокал вина, который я налила, собирает конденсат в душной, странно влажной осенней ночи. Я слежу за ним пальцем, размышляя, когда поднимаю бокал и делаю глоток.
Майя шевелится от звука пролетевшего в небе гуся, но тут же ложится обратно, слишком ленивая и усталая, чтобы интересоваться этим вопросом.
Возможно, я и расслабилась, передо мной на столике во внутреннем дворике лежит толстый роман в твердом переплете, но мои голова и сердце сейчас далеки от этого. Я перечитывала одну и ту же строчку снова и снова, почти пятнадцать раз, прежде чем со вздохом отложить ее.
С Пакстоном все становилось серьезным, и я была смертельно напугана.
То, как он представился моим парнем. Встретил моих родителей. Остался на ночь. Был внутри меня как мысленно, так и физически. Все это было слишком.
Я крутилась по спирали и не знала, в какую сторону повернуть или думать. Поэтому прибегла к самосохранению, уклоняясь от его звонков и избегая встреч с ним в течение недели.
Пакстон подбирался слишком близко, и я чувствовала, как у меня накаляются нервы. Я чувствовала, как каждый инстинкт внутри меня приходит в действие, создавая армию беспокойства и саморазрушения против него и себя. Я не могла объяснить ему это, не хотела взъерошивать перья или прекращать то, что у нас происходило. В прошлый раз он оставил меня, не сказав даже «до встречи», и я была опустошена больше, чем хотела признать.
И вот так я стала той же самой дурочкой, которую он два года возил за собой в колледже. Я хотела и не хотела его одновременно. Я была влюблена в него, безумно и слепо, но также знала, как необратимо могу пострадать, если признаюсь ему в этом. Я хотела, чтобы мы были вместе, но годы его отказов ранили меня так глубоко, что мне до сих пор не выкарабкаться из ямы.
Пакс нанес мне вред за все эти годы, и я все еще не была уверена, что он это понимает. И пока не разберусь с этим, то не буду уверена, что смогу пережить это с ним.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Но пока что, вместо того чтобы вести себя, как большая девочка, и противостоять ему, я пряталась на заднем дворе или в офисе. Придумывала отговорки, чтобы не ходить на свидания, симулировала головную боль и задерживалась на работе, чтобы избежать встречи с ним. Мое тело жаждало Пакстона, но мозг бил тревогу. Поэтому я держалась подальше.
Сделав еще один глоток «Рислинга», я беру телефон и звоню единственному человеку, который, как я знала, даст мне прямой ответ.
― Привет, милые щечки. ― Челс берет трубку на втором звонке.
― Что ты делаешь? ― Я закидываю ноги на пустой стул рядом со мной.
― Смотрю повторы «Декстера» в своей квартире с пачкой Орео. ― Челс не была бы собой, если не говорила бы то, что она думает.
― Итак, мы действительно работаем над рейтингом пригодности для свиданий. ― Я улыбаюсь, желая жить поближе к своей лучшей подруге.
― Ты знаешь это. Что с тобой? ― Я слышу, как она хрустит Орео.
Вздыхая, я желаю, чтобы она догадалась. Вытянула это из меня. Поэтому произношу знаменитый односложный ответ, который говорит каждая девушка, чтобы дать кому-то понять, что что-то не так:
― Ничего.
И тут же чувствую, как Челс выпрямляется на другом конце провода.
― Деми, что случилось?
Я снова вздыхаю, чувствуя себя лучше от того, что она заговорила об этом.
― Я должна тебе кое-что сказать.
―Ты встречаешься с Пакстоном Шоу. ― Ее тон не злой, но и не радостный.
Тем временем, у меня вот-вот остановится сердце от шока, вызванного ее предложением.
― Что... как ты узнала?
― На некоторых сайтах сплетен в Интернете циркулирует фотография, на которой вы вдвоем на ежегодном гала-концерте. На ней он обозначен как твой парень, а ты ― как его девушка.
Я практически задыхаюсь. Сложно смириться с осознанием, что я встречаюсь и сплю с Пакстоном Шоу. Мне нужно было время на загрузку, а теперь об этом знал весь мир? Мой уровень тревоги зашкаливает.
― Почему ты ничего не сказала сразу, как только нашла фотографию? ― Я не хочу, чтобы она расстраивалась из-за меня.
― Потому что ты взрослая женщина, и я подумала, что рано или поздно ты признаешься. Не скажу, что я счастлива, Дем, но знаю, что ты должна сделать свой собственный выбор.
Я знаю, что Челс была подходящим человеком, чтобы позвонить по этой конкретной причине. Челси собиралась быть честной, не по-дружески честной. Не про ту чушь, которую несут друзья, а глубокую, жестокую оценку, которая оставляет тебе единственный ответ или решение, имеющее смысл.
― На этот раз все... по-другому, Челс. Он преследует меня. Дает обещания. Посылает цветы и шоколад каждую неделю. Ухаживает за мной. Он познакомился с моими родителями.
― Знакомство Пакстона Шоу с родителями, это то, что я никогда не думала увидеть. И как это выглядело?
― Ну, ты же знаешь, я никогда не рассказывал им о нем, Челс. Это было в те времена, когда я еще не была старой засохшей землеройкой, и они избили бы меня Торой за то, что я встречалась с язычником. ― А моя мать убила бы меня за то, что я такая слабая.
Я слышу ее гогот.
― Ты не старая засохшая землеройка. Но я ценю театральность.
Я улыбаюсь.
― Спасибо. Но, конечно, они его полюбили. Все его любят. Он ― мистер мэр, человек в городе, очаровательный джентльмен. Даже мой отец шутил с ним, когда закончился Шаббат.
Я практически слышу, как Челси закатывает глаза.
― Конечно. Ты знаешь, что я все еще могу спустить с этого парня шкуру за то, что он сделал с тобой тогда?
― Я тоже могу. ― Я вздыхаю. ― Но... я не знаю. Пакстон другой, он прошел через... черт, я не знаю, как он выжил после того, через что прошел.
― Его родители, верно?
Снова шок.
― Как ты об этом узнала?
