задним ходом дернул от банка.
Хлопали выстрелы, Максу показалось, что и их зацепило.
Макс юркнул в переулок и дал по газам. Через пару кварталов остановился. Смотрел в зеркало, нет за ними желающих их крови. Нет. Вроде, никого.
– Надежный банк, – повернулся он к Барту.
– Один из самых надежных, – прошептал Барт синими губами.
– С тобой все в порядке? – уточнил Макс и оглядел Барта. – Не зацепило?
– Нормально, если не считать стрельбы, – выдохнул Барт, он достал телефон и набрал номер. – Звоню своему персональному менеджеру из банка, – пояснил он Максу.
– Андрей, привет, это Барт. Да. Со мной все нормально. Что у вас там случилось?
И слушал, наконец, нажал отбой.
– Нападение на инкассаторов. Один ранен. Нападавшие убиты.
– Ты не заметил ничего?
– Да, как стрельба началась, ты рявкнул, я молится начал. А молиться и что-то еще делать я не могу…
– Многие мочатся еще.
Барт тронул сидение.
– Не, сухо, – натянуто улыбнулся он.
Макс вышел, обошел машину.
– Зацепили твари.
– Не переживай. Не нас же. А машину починим.
– Что-то у нас часто неприятности стали случаться, до встречи с тобой, до меня не докапывался никто, не то чтобы стрелять. Ты просто – генератор неприятностей.
– Поверь, у меня тоже ничего похожего не было. Хотя общался я в разных кругах. Так что получается ни ты ни я не виноваты… – Барт задумался. – А не встреча ли это со шкатулкой?
Шаг 18. Марионетки вселенского театра
– Мы согласны, – вместо приветствия произнес Барт.
Виктор улыбнулся с оттенком превосходства, будто сообщая: «А я нисколько не сомневался». И тут же заявил:
– А я не согласен!
– С чем, позвольте поинтересоваться? – уточнил Макс.
Макс никогда не заискивал перед перед богачами, знаменитостями, представителями власти. Он знал, пуля – знак равенства для всех. Он, конечно, немного по жизни пересекался с типа элитой, но зато четко знал о знаке равенства. А еще он знал, что надо всегда оставаться человеком. Чопорные выпендрежники его бесили, сразу хотелось его уровнять, ведь человека из него не сделаешь, слишком он ушел от человеческого.
– «Позвольте поинтересоваться», – передразнил Виктор Макса, – Какой петербургский чопорный говор!
– Так с чем вы не согласны? – спокойно уточнил Макс.
– Вы мне не нужны! – и Виктор развалился в кресле, сканируя пришедших.
Макс спокойно стоял и смотрел на Виктора, он ждал реакции Барта.
– Виктор шутит. Хотелось бы ознакомиться с информацией, – улыбнулся Барт.
Виктор заржал. На лице Барта в прищуре глаз читалось: «Вот пройдоха. Знаю я, что ты не сомневался и не сомневаешься в том что мы найдем, то что тебе нужно».
Марлен всматривалась в лица, в движения и думала, что тело – марионетка эмоций, дум. В ее голове нарисовалась картина вселенского театра, ведь души наши – это тоже марионетки религий, социальных условий, в свою очередь и эти зависимы Получилась многомерная марионетка сверху которой Ангел… Или Бог. Но и Бог – тоже марионетка, закралось крамольное определение, еретическая мысль за которую в средние века Марлен вполне могли зажарить как курочку. Но мысль эта представлялась правильной. И получалась бесконечная марионетка. Наверное, каждое время позволяет думать об одних и тех же вещах по-другому.
Виктор достал орден. Приложил себе на грудь. Белый крест с золотой короной наверху. Вид Виктора стал царским. Не каждый царь из детских фильмов так пыжился. Наигравшись он сообщил:
– Это карта подземелий, – сообщил он передавая орден Барту. – Но на первый взгляд орден не имеет ничего общего с подвалами, которые мы нашли, но это карта. И карта именно тех подвалов! – весомо сказал Виктор.
Барт внимательно осматривал подвеску.
– Вообще, знак мальтийского ордена представляет собой золотой восьмиугольный крест с двух сторон покрытый белой эмалью. Каждый сектор креста похож на ласточкин хвост. Между хвостами расположены орнаменты лилий. В верхнюю часть креста венчает большая ажурная корона. В макушку которой продевается черная шелковая муаровая лента. Странность в этом ордене есть, и странность преогромная, – резюмировал он. – Было бы неплохо подержать в руках реальные мальтийские ордена.
– Это можно устроить, – Виктор кивнул.
Макс внимательно и настороженно присматривался.
– Вот фото того, что мы нашли.
Барт передал Максу орден, чтобы взять фотографии.
Макс держал в руках прохладный металл, прилипнув взглядом к вещице. Он никогда не прикасался, не считая ларца, к столь значимым историческим ценностям, прислушивался к себе, никакой жадности, жажды наживы, и даже благоговения. Он подумал, что времени нет. Тогда жили люди и теперь. Те люди также страдали, любили. И один из тех людей передал ему сейчас послание через века, как будто друг пожал руку. Странное ощущение. Времени нет.
Барт разглядывал фото.
– А кто занимался… М-м… раскопками.
– Ты его знаешь, – Виктор значительно глянул на Барта.
– Не сошлись в цене? Если я правильно понимаю… – спросил Барт. – или другая причина?
– Он сливал информацию! – весомо брякнула злость в голосе Виктора.
– Ах да. Значит, не сошлись в цене, – покивал Барт. – Он толковый ученый, жадный правда. – Надо было сразу. Ну да ладно. Что успели сделать?
– Ничего не успел. Я его убрал.
Макс вскинул взгляд на Виктора.
– Убрал-шмубрал, за кого ты меня принимаешь? – заметил реакцию Макса Виктор. – Отстранил.
– Мне нужна максимальная информация, вы знаете, все что может касаться или не касаться данного, м-м-м, дела, – сосредоточенно произнес Барт.
– Вот здесь все планы инженерного замка, копии. Фотография. Это коробочка от ордена.
– Коробочка? Интересно, – Барт жадно схватил бархатную коробочку.
Пересечение двух бесконечностей – путь в вечность.
Так гласила золотая надпись дореволюционной вязью. Так называл бы это Макс, хотя конечно реформа русского алфавита мало касалась изменений политических. Хотя… Кто их знает этих революционеров. Они революцонируют во всем, даже в филологии. Собака зубы в ней сломай!
На крышке две пересеченные по центру восьмерки.
– Восемьдесят восемь, как и число командорств ордена, – заметил Барт. – Но это число условно.
Надпись была на внутренней стороне крышки, четко под пересекающимися восьмерками на внешней. Значит, не восьмерки это сплелись, а бесконечности. Так про себя отметил Макс.
Неплохой масштаб.
Макс взял коробочку. Коробочка была черной и на ощупь очень теплой. Одна из тех вещей, которые приятно трогать. Плоская, достаточно большая, в одежде черного бархата. Ордену было в ней привольно. Он лежал в углублении повторяющем его контуры.
– Ничего похожего в моих столкновениях с орденами я не встречал. Коробочки, подушечки, конечно, были всякого рода. Но чтобы с такой любовью и заботой, да еще такими надписями – это в первый раз.
– Ты прав, – надписи-шнадписи – не мальтийская штука, во всяческих госпитальерских притчах мои дешифраторы ничего похожего
