долгожители
И вдогонку:
— Молодец,
Не забыл родителей…
Стог соломы, как луна,
Встанет
над пригорками,
Настоится тишина
На березах с елками.
…Обронил заботы с плеч
Ветками оленьими…
Это мама топит печь
Белыми поленьями.
ГОРСТЬ ВРЕМЕНИ
Недели быстротечные
дробя,
Взлетает
и скрывается светило…
Да как же я
расходую тебя,
Горсть времени,
что жизнь мне отпустила?
Горсть времени…
Я в скрягах не ходил,
Но соглашаюсь
с выводом печальным:
Кого любил -
по зернышку дарил
И сыпал впрок
попутчикам
случайным.
А надо стать скупее,
наконец,
Быть строже
и к знакомствам,
и к маршрутам…
Рассказывали мне -
один мудрец
Всю жизнь свою
разметил по минутам…
Но снова ртуть
вскарабкалась на “плюс”,
Как верхолаз
по лесенке делений,
И я опять домой
не тороплюсь,
Обзаведясь
компанией весенней…
Горсть времени,
Ты таешь,
словно снег.
Не лучше ль мне
Под утренней
звездою
В родное поле
выйти раньше всех
И горсть разжать
Над свежей бороздою…
УБИТЫЕ ЗВЕРИ
Вдоль автострад -
убитое зверье.
Как простыня над ними -
ветер века.
Шальная скорость
сделала свое -
Не стой, зверье,
на тропах человека!
Давно ль и я не знал
про авторут,
Живя в дворнягах
и не веря сроду,
Что где-то там
медали раздают
Не за геройство —
Просто за породу!
Таких собак
не выпустят к шоссе,
Ну а дворняги -
Что в них за пропажа!
И два пятна
горят на колесе,
Как две звезды
на кромке фюзеляжа.
Ты не виновен,
слышишь, скорый век!
Я знаю путь
к причине и итогу:
Запомни, зверь,
Не любит человек
Тех, кто ему
Перебежал дорогу!
КОМУ ТЫ НУЖЕН?
Я как будто
занедужил,
Слышу шепот за спиной:
“Ну скажи,
кому ты нужен,
Кроме матери
родной!
Кто поймет
и не осудит,
Лист почтовый теребя,
Кто печаль мою
остудит
И поплачет за тебя?..”
Ну а если
нет спасенья -
Мир -
как жуткое кино:
Под кладбищенской
сиренью
Твоя матушка давно,
Если дом твой
перевьюжен,
Если окна
без огней.
Ты скажи,
кому ты нужен,
Кроме Родины
своей?
…Кто-то в гору,
кто-то — в нору.
И жена,
махнув с крыльца,
Сыщет новую опору,
Сменит пробу
у кольца,
Но на дальнем перегоне
Будут память
согревать
Две горячие ладони —
Это Родина
и мать.
Нет, не зря
опять и снова,
Будто вены на руке,
Два заветных
этих слова
Рядом
в русском языке.
Пусть сияют,
завлекая,
Чужедальние
края -
Там,
где матушка родная,
Там
и Родина твоя!
Роберт КЕПКА ВОЖДЯ ( РАССКАЗ НЕКУРЯЩЕГО )
В ДРЕВНЕМ РИМЕ — обществе рабов и рабовладельцев, отстоящем от нас на расстоянии полутора тысяч лет, был один замечательный обычай: человек, которому грозила опасность, мог искать защиты у статуи императора. Здесь он был неприкосновенен, и хотя бы он пробыл у статуи неделю или больше, никто не мог чем-либо повредить ему.
Такие мысли почему-то посетили меня, когда глухим зимним вечером я возвращался из института домой и проходил мимо памятника Ленину. Кто мало знаком с нашим городом, я должен сказать, что неподалеку от памятника находится ресторан, и как раз, когда я поравнялся с памятником, из ресторана вывалилась пьяная компания и, перемахнув через барьер, отделявший тротуар от проезжей части, направилась ко мне. Тревожное предчувствие охватило меня, я ускорил шаг.
— Стой! — крикнули мне вдогонку, но поскольку я стоять был не намерен, меня грубо схватили за плечо.
— Дай закурить, — потребовал пьяный, толстомордый, с противными усами парень. Я уже отмечал как-то в своих произведениях, что мне всегда казалось смешным, когда преступники перед тем, как грабить или избивать, просят у своей жертвы закурить. Однако в этот миг мне было не до смеха, и так как я не курю, я сказал это, сбросил руку со своего плеча и пошел дальше.
— Ах, он не курит, — сказали сзади и удар по голове чуть не свалил меня с ног. Я кинулся бежать, но не тут-то было, меня схватили и стали бить — по голове, по спине, пинать. Закричав от боли, стыда и ужаса — зачем же, почему эти чужие люди так злобно, зверски бьют меня? — я вырвался от них и побежал куда глаза глядят. А перед глазами неожиданно оказался памятник Ленину. Я взбежал на постамент, хулиганы ринулись за мной. Уж не знаю почему, но здесь они меня бить не стали: то ли постеснялись, то ли еще что, но в общем они потащили меня вниз, чтобы там продолжить избиение. Я, как мог, цеплялся за пьедестал, но пальцы скользили по гладкому мрамору, и я понимал, что уже ничто не может спасти меня.
Вдруг надо мной мелькнуло что-то темное, кто-то заорал, раздался глухой, тяжкий удар о мрамор, и по плите постамента разошлась паутина трещин. В тот же миг один из моих мучителей упал с разбитой головой, и кровь, хлынувшая из пробитого виска, застывала на матовой поверхности постамента. А темный предмет, расколовший плиту, отскочил от нее и треснул в лоб второго хулигана. Тот, не охнув, повалился навзничь. С безумными воплями все метнулись удирать в разные стороны, но темный предмет, прыгая по площади, как мяч, догнал одного из них и тюкнул его в затылок, четвертого шмякнул в поясницу, и он растянулся, корчась и визжа. Пятый убежал весьма далеко, но предмет настиг и его.
Вглядываясь, я с изумлением увидел, что этот темный предмет по форме напоминает кепку. Осененный догадкой, я поднял робеющий взгляд. Ленин стоял, как обычно, слегка наклонив голову, и с мудрым прищуром смотрел на происходящее. Кепки в его правой руке не было.
Схватив свой портфель, я пустился прочь с места побоища, но тут на площадь въехало сразу три желто-голубых “газика”, из них повыпрыгивали люди в милицейской форме… Даю вам слово — я бы убежал, бегаю я неплохо, тем более, что теперь-то я не был оглушен по голове, но когда вслед за мной спустили овчарку, я остановился и замер, как столб.
Вы, конечно, можете сказать, что все это — чушь, вздор, что скорее всего не те пятеро, а я вышел из ресторана пьяным. Но, во-первых, с какой стати мне врать; во-вторых, в ресторан в валенках, с портфелем, набитым учебниками и тетрадями с записями лекций, не пускают; и в-третьих, многие люди скажут вам обо мне как о человеке психически здоровом, не пьющем и давно изжившем в себе хулиганские побуждения.
Но тем не менее, я сейчас нахожусь под следствием, мне ставят в вину превышение мер самообороны, нанесение тяжких телесных повреждений, повлекших за собой смертельный исход и нанесение ущерба памятнику. И следователь — пожилой, но физически крепкий лейтенант обещает мне, что выбьет из меня дурь и заставит признаваться, чем я убил пятерых несчастных пьянчуг.
Роберт МАЛЕНЬКИЙ ЗЕЛЕНЫЙ КРОКОДИЛ ( ЕГИПЕТСКАЯ ЛЕГЕНДА )
ЭТО СЛУЧИЛОСЬ ДАВНО, когда Осирис являлся на землю в образе человека, Нил разливался, как океан, а люди были могучи, как львы, и слабы, подобно былинке у подножия пирамид. Тогда еще само время было молодо.
Египтом правил могущественный Фараон — Солнце правителей, Владыка сияния, сын Ра, внук Пта, царь Верхнего и Нижнего Египта. Поистине не было ему равных в подлунном мире. Никто не решался противостоять могущественнейшему из Владык — ни держава хеттов, ни грозное Митанни, ни Вавилон. Не было врага ни в Нубии, ни в Сирии. Дом оружия был заперт, луки, палицы, боевые топоры и пращи мирно лежали в его кладовых. Воины могли беззаботно вытянуться на своих спинах, есть досыта и пить вволю: жены и дети были при них. Вельможи покоренных стран гнули спины рабами в амбарах Фараона. В столицу страны стекались несметные богатства: ароматы и ценное дерево из сказочной страны Пунт, серебро, медь, драгоценные камни. Золото было в Египте, что пыль.
Страна благоденствовала, наслаждаясь спокойной жизнью.
Благоденствовал и Фараон. Множество советников и придворных окружало его. Но любил он среди них одного, чати Рахотепа, мудрого верховного визиря, носильщика опахала по правую руку царя, начальника конницы его величества. Никакого государственного дела не начинал Фараон без совета с ним. Чати ведал царским дворцом, все канцелярии и управления столицы были подвластны ему, он заведовал землями и каналами, командовал крепостями, набирал войско и флот. Он построил стену от Асуана до Филэ, о которую, как волны о скалу, разбились набеги нубийских кочевников. Он присоединил к Египту медные рудники Синая. Он обнес стенами заболоченные места и осушил их. Количество полей было удвоено, житницы наполнены так, что они ломились. Он наводнил страну пищей и запасами: быками, телятами, гусями, хлебом, вином и плодами. Египет превратил он в цветущий сад.
