Шло время, и на его душу пришлось много как хорошего, так и плохого. В подобных местах, даже если сам никого не трогаешь, найдется такой, который тебя затронет, на что Илья реагировал свирепо, и после второй драки с ворами, как они себя считали, его никто не трогал. В этой паскудной системе, чтобы на тебя смотрели нормальными глазами, надо было обязательно кому-нибудь шустрому разворотить физиономию и обзавестись ментовским надзором над собой. На самом деле здесь не было настоящих воров, все осужденные были по первому сроку. И большинство из них, как заметил Илья, имели грязную задницу. В основном это были самые борзые, любители разборок и предъявления счетов. Они пьянствовали, не работали, зачастую на два-три дня самовольно покидали комендатуру, и их не закрывали в зону. Но стоило лишь мужику, который работает в поте лица, пару раз нарушить режим, так он на третий раз со стопроцентной гарантией и с незасчитанными выходными-проходными этапировался для дальнейшего отбывания в колонию.
Илья, хоть и не пил, и не прогуливал на производстве, однако еле-еле дотянул до конца срока. Пошатнувшееся здоровье заставило его держаться. Хотя во многих отношениях тюрьма была гораздо лучше, чем это сучье место и сучья публика.
Здесь же Илья познакомился с местным агрономом, молодой женщиной с живыми глазами, а главное для него, хорошо знающей политэкономию. Поднатаскавшись у нее в перерывах любовных сцен, он к концу срока осилил одну пятую знаменитого труда Маркса "Капитал" и по освобождении поехал в Москву на открывшиеся там платные курсы школы менеджеров. На курсах он встретил в основном крупных финансовых работников министерств, банков и прочих учреждений. Лекции читали американские профессора, и те, кто не усваивал программу, получал справку о слушании лекций, свидетельство выдавалось лишь тем, кто управлялся отлично: хорошо и удовлетворительно американцы не признавали. Илье пришлось серьезно взяться за учебу, так как за курсы он платил из собственного кармана, чего не скажешь о многих других, оказавшихся здесь по направлению тех учреждений, в которых они трудились.
Раньше Илья считал москвичей грамотными, эрудированными людьми, так как преподавали им не такие бараны, у которых ему пришлось учиться в пятой школе города Чирчика. Однако теперь выяснилось, что он глубоко заблуждается. Часть интеллигенции просто любила блеснуть эрудицией, часто употребляя термины, значения которых им самим неизвестно, мало того, много сказанных ими слов из высшей философии были ни к селу ни к городу.
Просто раньше Илья не разбирался во многих вещах и, глядя на выступавших деятелей по телевидению, считал их умными людьми. Сейчас же, глядя на безмозглых пустозвонов, выражающих чужие мысли, стараясь их выдавать за свои, его мнение круто изменилось.
По ходу занятий лектор задавал вопросы по пройденной теме, если вопросов не было, то он приходил к мнению, что присутствующий на курсах ничего не понял и ему, собственно, предназначалась справка о слушании лекций, а если кто и задавал, сам толком не осознав темы, также был обеспечен справкой. Илье же стали понятны суждения лекторов, и, хорошо или плохо, он самих их старался загнать в безвыходное положение, опираясь на экономику России, что ему зачастую удавалось, и в результате он оказался в числе пятерых, получивших свидетельство, из сорока присутствующих.
Вновь Илья возвращался в Ташкент. Денег у него практически не было, он не знал еще, каким делом займется, но твердо был уверен, что мошенничество - его призвание, и он не может без него. Также он знал, что именно в это время он стал профессионалом. Впереди было неизвестное будущее, привлекающее его своей таинственностью, и это придавало ему бодрости.
Повара и Юру Илья не нашел и, поехав в Чирчик, решил отложить это дело до лучших времен.
Дома он застал мать со знакомой женщиной лет тридцати пяти. После того как закончились обычные семейные сцены встречи, мать представила его Луизе, живущей в соседнем доме, майору ветеринарной службы, вернувшейся из Афганистана, где она в течение двух лет служила комендантом гостиницы для высших чинов. Луиза смотрела на Илью пожирающим взглядом, даже невооруженным глазом можно было заметить, что она жаждет заполучить содержимое его штанов. Но вскоре пригласили, как всегда, к столу, и, переговорив более двух часов о житейских проблемах, Илья вышел прогуляться.
В беседке, как и много лет назад, Халмурзаев дурил стариков, те же корейцы и китаец и та же любопытная публика. Илья кивком головы поздоровался с земляками и, не пройдя и пяти метров, встретил Ганса, друга детства, такого же, как он сам, разгильдяя и баламута.
- О, какими судьбами? Илюха!
- Ганс! Родной! Ты ли это? - приветствовал его взаимно Илья.
- А кто же еще, ну, рассказывай, где ты, как ты.
- Да нигде, а ты-то сам как?
- Так же, как и ты, только живу в индивидуальном поселке, дом в наследство от бабки получил, может, пойдем ко мне, школу вспомним, у меня как раз к этому случаю анаша путевая припасена,- сказал Ганс, потирая ладони.
- Пошли, какой разговор, далеко там?
- Комсомольская, 10, возле поворота на второй сельмаш, на тачке пять минут.
Вскоре, накурившись до одури, они валялись на купачах, тихо беседуя, так как при кайфе даже если есть желание энергично поговорить, все равно не удается.
- Хорошая отрава, Ганс.
- Кашгарка. Сам ездил в прошлый год за семенами.
- И дорого сейчас?
- Не интересовался, скосил ночью, и все дела, если надо немного, подогрею, у меня в огороде богатый урожай, завтра будем собирать.
- Банкуешь?
- Брось ты! Неужели я на барыгу похож. Поговорив о пустяках и курнув еще папиросу, они отключились. Утром, проснувшись, они обнаружили сумки в прихожей:
- Батя приехал,- сказал Ганс.
- Кипеш подымет?
- Нет, он уже не обращает на это внимание.
И, курнув еще по две затяжки, они, качаясь, вышли в огород, где отец Ганса ковырялся на грядке.
- А, проснулись! Урожай собирать пришли,- сказал отец, смерив их осуждающим взглядом.
Илья облокотился о дерево, а Ганс с мутными глазами, покачиваясь, с косой пошел вдоль виноградника косить анашу.
Кайфовые дела для Ильи в этот день кончились печально, его сбила машина, и он отдыхал в травматологии.
Проснулся Илья от горячего дыхания и посапывания. Медленно повернув голову, оцепенел. Над ним, склонив голову, на краю кровати сидела Луиза при полном параде, в белой рубашке, берете, униформу украшала новая портупея. Луиза резко вскинула голову, почувствовав пристальный взгляд Фадеева, соседа по палате. Смущение свое она попыталась скрыть, заговорив:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
