И Птаха действительно сидел как на иголках. В половине девятого к нему должен был прийти покупатель двух почтарей. Вот уже восемь часов пятнадцать минут, а он все еще здесь.
«И главное, с этого мужика цену настоящую взять можно, — терзался Птаха. — Клепальщиком на заводе работает. Значит, деньги у него есть».
А стрелка часов ползла и ползла…
«И в кино дело сорвалось, — продолжал размышлять Птаха. — На десятичасовой идут плохо. А все Наташка виновата. Предлагали же: давайте домой работу возьмем. Так нет: «вместе всем веселей!» Веселее! А сама сегодня не пришла!»
Не было в этот день и Олега.
«Ну, Зимина мать не пустила, — рассуждал про себя и Никифоров. — Но Губина? А уверяла: «Обязательно! Точно!» Девчонки и есть девчонки!»
Глава тридцать шестая
В подъезд дома, где жили Зимины, Коля, как обычно, вошел с благоговением. Здесь всегда была образцовая чистота и торжественная тишина. У дверей сидела лифтерша и по черному шелку вышивала красные и белые цветы.
— Поезжай, один поезжай, — сказала она Коле. — Ведь знаешь, как управлять?
Коля вошел в кабину, аккуратно закрыл дверцы и нажал кнопку пятого этажа. Кабина лифта плавно тронулась вверх. Коля посмотрелся в зеркало и присел на лавочку, обитую зеленым бархатом. Пользоваться лифтом Никифорову приходилось не часто, а подниматься в лифте ему очень нравилось.
«Это точно. Мать его не пустила. Ну и подвезло же человеку с родителями! — думал Коля. — Объяснить его матери надо. Ведь Олег делом занят! Делом!»
Кабина мягко остановилась, и Коля вышел на лестничную площадку. В этот момент дверь тридцатой квартиры отворилась, и навстречу Никифорову выбежала домработница Вера с кошелкой в руках.
Она была разговорчивая, боевая. Свои обязанности Вера выполняла добросовестно и быстро. В отсутствие же Ольги Константиновны она читала. Если за этим занятием ее заставала хозяйка, Вере попадало. Ольга Константиновна не терпела, когда домработница сидит без дела. Словом, жизнь Веры была нелегкой, и каждый день она с нетерпением ждала возвращения Олега из школы: с ним можно было поговорить о многом интересном.
Вера охотно, но так, чтобы не видела хозяйка, помогала переписывать Олегу заметки в стенгазету, подклеивала фотографии.
Однажды Олег спросил Веру, почему она пошла в домработницы. Вера расплакалась и рассказала, что отец ее погиб на фронте, у матери много ребят, а она, вместо того чтобы в школе учиться да в колхозе трудодни зарабатывать, в город поехала.
— Все Анька виновата, — вытирая слезы, закончила Вера. — Это она меня подбила. «Я уже два года работаю. Поедем. Приоденешься». И вот приехала!..
— А ты бы убежала.
— Убежишь! Метрику-то твоя мать забрала, — и Вера опять заплакала.
Увидев сейчас Никифорова, Вера схватила его за руку и потащила наверх — на площадку шестого этажа.
— Лучше не ходи сейчас! — зашептала Вера. — К ней пришла какая-то Элеонора Марковна и привела какого-то парня. Здоровенный парень. Длинный такой. А штаны на нем до колен. На пуговичках застегиваются. Смех! Ольга Константиновна отвела его к Олегу. А этот парень и поговорить не может. Все одно твердит: «А Сальников как ударит!», «А Демин как ударит!» Олег матери говорил: «Мне термобатарейки надо идти монтировать». А она как на него напустится: «Вечно у тебя глупости в голове! Батарейки какие-то выдумал! Видите ли, времени у него нет с приличным мальчиком поговорить!» А потом своей Элеоноре она говорила: «Понимаете, Элеонора Марковна, такой район, такой район! Окраина. Публика, сами понимаете, какая. И вот в такой среде воспитывается ребенок. Ужас! Ужас!»
— Ну, а как же быть? — перебил Веру Коля. — У нас же работа стоит. Пойду и поговорю я с его матерью. А что?
— Не ходи, Колька! Ой, не ходи! Я вечером помогать ему буду. На днях увидела Ольга Константиновна эти батарейки у Олега на столе и спрашивает: «Почему все время какие-то железки на дом задают делать? Сделали немного, и хватит». Олег сказал, что эти железки не задание, а помощь инвалиду. «Какому инвалиду?» А как кирпич у Олега увидела, и начала, начала: «Кирпичи! Чтоб я больше не видела. Этого я не потерплю. Ты у меня пойдешь в дипломатический институт! На посла учиться будешь! Это культура! Это карьера!»
— А может, он не захочет? — возмутился Коля.
— А он и не хочет. Он стыдится, что у него мамаша такая несознательная. Да ты, Колька, еще многого не знаешь! Она ему расписание сделала. Гулять ему теперь разрешается только в центре, на скверике. А туда его Иван Васильевич на машине отвозить будет. Смех!
— Какой же тут смех, Вера! — перебил Никифоров. — Как она смеет с Олегом так обращаться? Я пойду сейчас и поговорю с ней.
— Не ходи! Ой, не ходи! Выгонит!
— Как это выгонит? Моя мать никого никогда не выгоняет.
— Так это ж твоя!
— А я с ней буду вежливо разговаривать. Объясню — поймет…
— Смотри, Колька, иди, только я спрячусь.
Коля спустился на площадку пятого этажа и нажал кнопку звонка. В дверях появилась одетая в пестрый сатиновый халат Ольга Константиновна. Лицо ее вытянулось.
— Олика нет дома.
«Раз она врет, и я совру», — решил Коля.
— Я ему звонил, и он сказал — приходи.
— Допустим, он дома, но он занят.
— А он меня ждет. Мы должны в срок сдать батарейку. Это очень важно. Батарейки нужны изобретателю-инвалиду.
— Мальчик, не морочь мне голову. Я тебе сказала, что Олик занят.
— Ольга Константиновна, ничем он не занят. Сидит и разговаривает с каким-то мальчишкой.
Ольга Константиновна кипела от негодования. Но Коля говорил с ней настойчиво и вежливо.
— Да! Олик сидит с мальчиком и разговаривает, а ты иди себе домой. — И она хлопнула дверью перед носом ошеломленного Коли.
Никифорову стало очень жалко Олега, который остался за этой тюремной дверью, в нем закипела ненависть к глупой женщине.
Легкими шажками с верхней площадки соскользнула Вера.
— Я же говорила, что не надо ходить, — зашептала она. — Пойдем отсюда. Ты вот еще послушай: когда приходишь ты или Фатей, она потом кричит: «Не смей обмызганных приводить! Как будто приличных детей в школе нет! Почему к нам перестал ходить Окунев?»
Коля молчал, спускаясь по лестнице. Слова Веры его потрясли. Коля жил с матерью небогато, но очень дружно и весело. Никогда ему не приходило в голову, что в глазах кого-то он «обмызганный», что им могут пренебрегать. Стало обидно.
«Что же делать? Сказать Олегу? Олег не виноват. Поговорить с Поликарпом Александровичем? А может, Олег не хочет, чтоб учитель знал, какая у него несознательная мать?»
Коля и Вера прошли мимо лифтерши. На мгновение она оторвалась от рукоделия и, посмотрев вслед Коле, улыбнулась: «Мальчишки, которые к Зимину ходят, видать, хорошие. Деловые. Всегда чем-нибудь озабочены».
Глава тридцать седьмая
По дороге из школы Наташа зашла в несколько магазинов, чтобы купить продукты. Отец перестал ходить в столовую, и теперь она ежедневно готовила обед.
Когда Наташа открыла свою комнату, она сразу же заметила на полу письмо, подсунутое под дверь, очевидно, кем-то из соседей.
Нагруженная покупками, она перешагнула письмо и, не торопясь, разложила продукты на столе. «Наверно, от ребят, из деревни», — подумала Наташа, но, когда нагнулась и подняла письмо, была немало удивлена: адрес отправителя на письме указан не был, и оба штемпеля были московские. «Кто в Москве мне мог написать?» Наташа вскрыла конверт и стала читать:
«Наташа, ты не удивляйся. Это пишет Олег Зимин. Мне хочется с тобой поговорить, но боюсь, ребята станут дразнить. И первая Евстратова. Приходи вечером в четверг в школу в семь часов. Я буду ждать тебя на четвертом этаже в зале. Если прийти не захочешь, письмо разорви и никому не показывай».
Наташа не раз замечала пристальный взгляд Олега. И это радовало ее. Наташе хотелось дружить с Олегом. Письмо обрадовало ее, но принесло в то же время какое-то волнение. «Не влюбилась ли я?» — вдруг подумала Наташа и рассмеялась.
Пока она мыла мясо, чистила картошку и овощи, пока в кастрюле булькал суп, мысли ее все время возвращались к Олегу и к его письму.
Наташа представляла его на уроке. Вот он выходит к доске и, отвечая учителю, говорит легко, без напряжения, сопровождая рассказ выразительными жестами.
Вот Олег на перемене. Вокруг него всегда толпятся ребята. Он знает массу интересных историй и очень увлекательно их рассказывает.
Он подшучивает над учителями, но как-то мягко, беззлобно, с тонким юмором.
Письмо Наташа не порвала. Она спрятала его в хрестоматию по литературе. «Как же поступить? Не пойти на свидание?» Само слово «свидание» Наташу пугало. «Если не пойду, Олег может обидеться», — рассуждала она. Обижать Олега Наташе не хотелось.
