— Больше никаких шрамов! Ты поняла? Я запрещаю тебе…слышишь? — он подтягивается и ложиться на меня всем телом, одновременно входя в меня на всю длину и целуя. На его языке ощущаю вкус собственного наслаждения. Его толчки на этот раз медленные, выходя почти на всю длину, он опускался обратно до упора. Невыносимая мука. Я хнычу и пытаюсь сама ускорить темп двигая бедрами, но он железной хваткой впивается в мои бедра и не дает этого сделать.
— Прошу тебя…
Он стонет в ответ, утыкаясь лбом в мой лоб, но движения не ускоряет.
— Прошу…я не могу больше терпеть… — тянусь к его шее и кусаю её, тут же зализывая место укуса.
— Рыжая…
Оргазм накрыл нас одновременно, прошивая на сквозь.
Глава 18
Мы лежали в постели обнявшись, за окном глубокая ночь, и на короткое мгновение я представила, что мы два нормальных, любящих друг друга человека. Что жизнь есть за пределами этих стен и у нас еще будет множество ночей, когда я могла бы вот так лежать с любимым человеком и слушать, как бьется его сердце. Он так же тихо бы гладил мою спину и дышал ароматом моих волос. А рядом бы спал наш сын или дочь. Острое осознание того, что этому не быть никогда рвало душу на части.
Дети. Их никогда у нас не будет. Ни-ког-да!
— Ром, почему у вас с Дашей нет детей? — сколько не тяни, а о ней придется поговорить, она законная супруга. Напрягаюсь всем телом и кажется не дышу.
— Ну хотя бы потому, что мы давно не муж и жена.
— Что? — не верю своим ушам. Поднимаю голову и смотрю на Рому, может он шутит? Но нет. Он абсолютно серьёзен.
— Что слышала, рыжая. Ты так стремительно убегала от меня, что шанса мне не дала никакого что-то объяснить! Даша в лечебнице, уже давно. Она сама дала мне развод год спустя. И я подписал все, что она хотела.
— В лечебнице? Что с ней?
— Наркота с ней и уже давно. Первый передоз её случился на следующий же день после свадьбы, в чужой стране. Знала бы ты, чего мне стоило вытащить нас оттуда…а потом дальше больше, пьянки гулянки и опять наркота. На меня косо смотрели коллеги, начальство начало задавать наводящие вопросы. Она вечно была в истерике, орала что я её не люблю и не любил никогда.
— Господи боже…
— Какие дети у нас могли бы быть? Мать наркоманка и отец, который любит собственную сестру.
— Это я во всем виновата…если бы не я, вы бы были счастливы. Она хорошая, ты смог бы полюбить её и у вас могли бы быть здоровые дети, она бы не потянулась к наркотикам. И с Андреем я виновата, — голос садиться до шёпота.
— Не говори ерунды! Причем тут ты?
— Ты знаешь, в последний наш с ним разговор, он дал понять, что знает о нас, догадывается. И обвинил меня в бесчувственности. И ведь он прав! Возможно, у нас с ним были шансы…быть вместе, родить детей…но я жить без ТЕБЯ не могу! Мы как два поломанных механизма с тобой понимаешь? Только ломаемся не одни, других тоже ломаем, жизни им ломаем! Как же тошно!
— Тошно? — он встает и натягивает боксеры, раздраженный и злой.
— Ром, не то я сказать хотела, прости… — укутываюсь в простыню, сажусь, опуская ступни на пол.
— Да я блядь уже чувствую к чему ты клонишь! Нихера у тебя не выйдет. Поняла меня! — он идет к дверям и дергает её на себя, проверяя, закрыта ли та. Вытаскивает ключ и зажимает его в кулаке.
— Что ты делаешь?
— Я иду в душ, и этот долбаный ключ я беру с собой и выйти ты отсюда сможешь только сиганув из окна! Но с твоей любовью к высоте, вряд ли ты осмелишься это сделать!
— Это не честно!
— И я тебя люблю!
Он уходит в ванную, закрыв за собой дверь. Я же, подобрав простыню повыше, чтобы не зацепить валяющиеся осколки на полу, подошла к окну. Мы занимались сексом даже не предохраняясь! А если я уже беременна? Сделать аборт я в жизни не смогу, тем более избавиться от ребенка Ромы. Почему я не напомнила о средствах защиты? Страсть? Нет. Кажется, я давно определилась с выходом. И это не окно. Как же он прав.
Открываю чемодан и достаю оттуда аптечку, тащу её к бару. Наливаю большой стакан воды прямо из-под крана и сажусь на барный стул. Таблетка тонет в стакане, и я размешиваю её ложкой, пока та не растворилась. Вторая, третья и так пока вся пачка не была мною лично утоплена. Ложу ложку рядом с опустевшими блистерными упаковками. Стакан холодит руку, как будто я держу кусок льда в руке. Подношу к губам и делаю большие глотки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Оставь мне половину…
Смотрю на своего мужчину, капельки воды стекают по его телу, полотенце обернуто вокруг бедер. Любимый, родной. Опускаю стакан на стол и не могу пальцы разжать. Страшно стало именно сейчас, когда дело сделано. Страшно не умирать, страшно, что не увижу его больше никогда. Похоже, что НИКОГДА — это единственный наш вариант.
Рома подходит ко мне, берет стакан и осушает его до дна. Вот так просто, без слов.
— Зачем, Ром?
— Ты опять приняла решение без меня! А мне есть что выбрать! Мне без тебя здесь делать нечего…пойдем спать родная.
Он берет меня на руки и несет обратно в постель. Укрывает нас одеялом и крепко прижимает меня к себе. Так хорошо стало, страха нет. Он рядом и больше ничего не нужно. Его пальцы нежно поглаживают мои волосы, замирая на минуту…две и больше его рука не двигалась. Сердце его билось так тихо…хочу открыть глаза, но веки такие тяжелые…
Глава 19
Рома
Что-то настойчиво пикало и мешало спать. Разлепляю глаза и не узнаю место, где нахожусь.
— Где я? — в горле ощущение такое, будто насыпали песка.
— Сынок! — отец подскочил с кресла и сел ко мне на кровать. Палата. Противно воняло лекарствами. Лекарствами!! Лиза! Дергаюсь всем телом, и игла, воткнутая в мою руку, останавливает мои попытки причиняя острую боль.
— Лиза! Лиза! — ору на всю палату…блядь, она не могла так поступить, не могла. Она бросила меня…
— Успокойся! Врача! Врача! — отец навалился на меня всем телом, хватая за руки.
— Лизаааа!
— Жива, жива она! Рома! В коме, но жива… — санитары уже кололи мне успокоительное.
— Оставите нас, будете добры…он успокоился… успокоился? — отец вопросительно на меня посмотрел.
— Да.
— Что же вы натворили?
— Мы любим друг друга…и мне все равно, что ты на это скажешь. И без тебя все ясно, семья, грех. Похер. Живы, значит и на небе мы ему там такие не нужны. Значит будем гореть здесь.
— Конечно, нахер вы ему там сдались!!! Семья! Какая вы блядь семья!? Дураки оба! — он закурил, прямо в палате.
— Не понял…ты о чем? — привстаю на локтях опять блядь забыв про иглу!
— Да все ты понял! Нет у нее семьи. Её нашли в мусорном баке в женском туалете Лондонского аэропорта первого апреля! Ей было пару часов отроду, предположили, что одна из пассажирок родила прямо в кабинке туалета, пуповину толком не завязала даже, сука! Как же мы удивились, что она выбрала именно Лондон для жизни с Андреем, зов крови?
— Почему ты молчал?
— А ты спросил??? Мы думали с матерью, что вы ненавидите друг друга! Годами не общаетесь, и с чего в друг я должен был заявиться и выложить тебе все?
— А документы? Я подавал запросы…искал, любой вариант…
— Да, что ты сопляк мог найти? Я таких людей задействовал…и очень сильно удивился, если бы ты докопался до правды.
— Пап, ты знаешь, что ты для нас сейчас сделал!?
— Потом спасибо скажешь! Живи только, бога ради! Из сотни баба ты выбрал её, поверить не могу. Чокнутые!
— Согласен, пап.
Эпилог
— Да не визжи ты так! Мама, смотри как Мирон щекотки биться! — Катя валяла по ковру нашего сына, и сама смеялась во весь голос.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Катька! Да перестань же ты, дай ты ему вдохнуть! Ему всего три. Ты его раздавишь! — Света сидела на диване, поглаживая живот на пятом месяце беременности.
— Да ладно тебе, пускай бесятся! Дети же… — я сидела у мужа на коленях. Рома обнимал меня одной рукой, второй держал за руку, покручивая моё обручальное кольцо.
