— Всегда? Всегда ли Амон был Амон-Ра? Наунет имела мужскую ипостась Нуна, а Бастет вторую ипостась Сехмет? Или это были разные боги, объединённые позже по каким-либо причинам?
Жрец побледнел и испуганно посмотрел на меня.
— Судя по твоему виду, так было всё же не всегда, — улыбнулся я, — а потому я и предлагаю подумать тебе и остальным семействам жреческого сословия над тем, чтобы объединить большинство существующих богов объявив их разными ипостасями друг друга, оставив их какое-то разумное количество.
— Насколько разумное Твоё величество? — тихо поинтересовался он.
— Столько, сколько вам самим покажется нужным для того, чтобы все приношения царей и людей, доставались только тем богам, с которыми общаются ваши семейства, — я пожал плечами, — мне в принципе это безразлично.
— Его величество славится тем, что приносит жертвы только избранным богам, — осторожно сказал он, — можно поинтересоваться, чем вызвана такая его избирательность?
— Они мне отвечают, когда я обращаюсь к ним, — спокойно ответил я, видя как его глаза расширяются, — а если это так, какой мне смысл тратить время на тех, кто нем к моим воззваниям?
— Мы получили послание о том, что произошло в Бубастисе, а также случилось с самим храмом, — продолжил он осторожно расспрашивать меня, — Его величество рассердил богиню Бастет?
— Ну было дело, — отмахнулся я, — она тоже, как и ты сейчас, решила предъявить мне завышенные требования и мы немного с ней повздорили.
— Как мне сообщили жрецы, которые относятся к богине Бастет, после разговора с Его величеством её храм был почти полностью разрушен, а у всех её каменных изваяний в других храмах теперь не хватает одного глаза, — с придыханием сообщил он.
— Мы сильно поссорились, — скромно сообщил я ему, приписав себе все достижения разом.
Жрец покачал головой и задумался.
— Предложение Его величества слишком необычное, — наконец поднял он на меня взгляд, — мне нужно поговорить с другими семействами, а лучше созвать общий совет.
— Смотрите сами, я ни на чём не настаиваю, это будет только ваше решение, — поднял я руки показывая, что мне вообще всё равно, — но скажите всем, что в случае положительного решения, все храмы, земли и блага, которые были у тех богов, которых вы решите объявить ипостасями, будут разделены между вами. Я подпишу указ об этом, поддержав вас, Хатшепсут тоже будет не против.
Жрец задумался, а дверь открылась и внутрь вошёл запыхавшийся Рехмир. Увидев сидящего напротив меня жреца, он сильно удивился и поклонился сначала мне, затем ему.
— Господин Хауи, какая неожиданная встреча, — признался он.
Тот поднялся с табурета и кинул на него лишь быстрый взгляд.
— Наш молодой визирь, — сказал он так, словно в доме появилась новая собака.
— Если Его величество не против, — спросил он меня, — я бы хотел подумать о нашем разговоре.
— Да ты свободен, — сделал я жест рукой.
Тот низко мне поклонился и пошёл на выход, а охрана раздвинулась и выпустила его из комнаты. Только он вышел, как Рехмир бросился ко мне и обеспокоенно зашипел, словно гадюка.
— Мой царь — это очень опасный человек! Не нужно с ним вести никаких дел, молю тебя!
— Какие у вас с дядей разные мнения об одном и том же человеке! — искренне изумился я, — тебе-то он чем не угодил?
— Я раньше тоже думал, что господин Хауи хороший человек, но изменил своё мнение, когда стал визирем, — признался мне он, поморщившись, — везде, где не исполняются мои приказы и распоряжения, виднеются либо его уши, либо жреческих родов, связанных с ним.
— И ты мне так спокойно говоришь об этом? — удивился я, — твои решения, мои решения. Если их кто-то не исполняет, значит не выполняет мою волю.
— Я думал, разберусь сам, — покраснел словно помидор парень, поняв, что проболтался, — не хотелось начинать свою карьеру с того, что буду бегать при малейшей трудности к моему царю.
— Покажу тебе сейчас, как решать подобные вопросы, — спокойно сказал я, обратившись к Хопи, — мне нужен глава канцелярии Южного Египта.
Тот кивнул и отправил гонца, я же усадил Рехмира за стол и выпытал у него всё, что относится к этому делу. Кто, как и когда не стал выполнять его поручения. Выбрав для себя в качестве жертвы устрашения самого злостного игнорщика его распоряжений.
— Мой царь, — дверь вскоре открылась и в нам вошёл даже по виду уставший Усерамон.
Хопи сразу пододвинул ему стул, чтобы он сел. Для своих близких людей я делал, когда мы были одни, исключения. Всем остальным, не то что сидеть, стоять в моём присутствии было не позволено.
— Усерамон, у меня просьба, не по твоему основному направлению, — обратился я к нему.
— Весь во внимании мой царь, — склонил он голову.
— Найди пожалуйста лучшего мастера, кто снимает кожу с животных, — попросил я его, — параллельно с этим проведи расследование и задержи за взяточничество помощника градоправителя Фив.
— А если он не берёт взятки, мой царь? — спокойно поинтересовался Усерамон.
— Тогда дай ему её и за это задержи, — ровно также ответил я, — но я в это не верю, уже убедился, как всё здесь пропитано коррупцией. Начиная от судей и сборщиков налогов, заканчивая самыми мелкими чиновниками.
— Как прикажет мой царь, — усмехнулся он.
— Затем под тяжестью предъявленных обвинений он сознается в своём преступлении, и ты выпустишь мой указ о его наказании, — продолжил я.
— Мой царь, я покажусь назойливым, но поскольку это первые подобные распоряжения от Его величества, то хочу точно знать, что мне делать, если он не сознается, — поинтересовался Усерамон.
— Позовёшь Хопи, — показал я пальцем в сторону своего центуриона.
Глава канцелярии поклонился и сказал.
— Прошу меня простить, что перебил Его величество. Каким же будет наказание за это жуткое и тяжелейшее для царства преступление? — иронично поинтересовался он.
— Заместителю мэра вы дадите сильное обезболивающее, а тот мастер кожевенник, что вы найдёте для этого дела, живьём снимет с него кожу, — спокойно сказал я и в помещении настала тишина.
Рехмир выпучил на меня глаза, а Усерамон задумчиво посмотрел на меня.
— Мой царь, но мне же противится глава Фив, а не его заместитель! — испуганно воскликнул Рехмир, привстав на табурете, — нельзя наказывать не того человека!
— Ты недослушал, — нахмурился я и он тут же вернулся на место.
— Его кожу натяните на стул и вручите от моего имени главе Фив, чтобы он им пользовался в своё рабочее время, — продолжил я.
— Это очень жестоко мой царь, — Усерамон прямо посмотрел на меня, — и вызовет волнения.
— Назовёте мне этих самых волнительных и я тоже придумаю для них наказания, — ответил я, просто заколебавшийся оттого, что каждая вошь здесь мнила себя великим и ставила палки во все мои начинания. Я решил, что пора показывать, что царь может быть и не совсем добрым.
— Слушаюсь и всё сделаю мой царь, — Усерамон склонил голову.
— Но так нельзя, — Рехмир был со мной не согласен, впервые открыто высказываясь против.
— Мой друг, — я остановил Усерамона, который хотел осадить его, — это будет мой приказ, моя воля. Последствия я приму на себя.
— Но мой царь, это слишком жестоко даже для… — тут он испуганно поджал губы и вскрикнул от боли, а Усерамон быстро убрал с его ноги свой посох.
— Ты как-то плохо передал ему дела, — повернул я лицо к главе канцелярии.
— Это полностью моя вина Твоё величество, — согласился он, — я исправлю это.
— Хорошо, — успокоился я, — тогда жду подтверждения, что мой приказ выполнен.
— Безусловно мой царь, — Усерамон поднялся сам, согнал с табурета Рехмира, и низко кланяясь, задом пошёл с ним к выходу.
— Чуть не забыл, — окликнул я Усерамона и он остановился уже у самых дверей.
— Да, мой царь?
— Помнишь ты советовал мне ставить обелиски в столицах номов, которые будут отражать мои победы?
— Конечно мой царь, — кивнул он, — мне помочь новому визирю отдать нужные команды для их производства?
