В Армении, где верующие люди прошли через ад, много лет Бога заменял вождь, а молитвы – лозунги. Но в доме Азата Господь жил. Семья научила мальчика верить. И сейчас он верил так сильно, что Господь, отложив свои дела, обратил внимание на пыльный проспект с маленьким островком зелени. Азат вдруг заметил в траве что-то белое. Подняв бумажку, он рассмеялся: читательский билет. Ее билет!
Глава 23
1988 год
– Сегодня твой сын сделал шаг! – Каринэ запнулась, глядя перед собой.
Сердце сдавило так, что она замерла в надежде. В надежде, что оно не выдержит.
– Азат, он очень похож на тебя. Я мечтала об этом, но не думала, что будет так больно.
Бесконечный поток слез помешал ей заметить незнакомого мужчину, смущенно переминавшегося с ноги на ногу в паре метров.
– Каринэ…
Девушка вскочила, вытирая мокрое лицо ледяными ладонями.
– Кто вы? – Она попыталась спросить строго, но испуг не дал этого сделать.
– Вы меня не знаете. Я Нарек… Наро! Мы с Азатом росли вместе.
– Вы были друзьями?
Он невесело усмехнулся:
– Нет, мы дрались постоянно! Однажды я отобрал у него вещь, которая была ему очень дорога.
– А-а-а, да, Рузанна рассказывала. – Каринэ ласково провела рукой по холодной мраморной плите, будто по щеке любимого. – Артур тогда избил вас и отобрал кулон.
Нарек немного успокоился. Его предупреждали, что она, вероятнее всего, убежит или, того хуже, закатит истерику. Ни того ни другого пока не случилось. Наоборот: в ее глазах он заметил едва тлеющий интерес.
– Не совсем так: в тот день мы действительно чуть не убили друг друга, но кулон я не отдал!
– Как же? – Каринэ сняла с шеи подвеску на серебряной цепочке, а Нарек уже протягивал ей точно такую же.
Возникла небольшая пауза, и мужчина вновь почувствовал вкус крови на разбитых губах и удары кулаков…
– Видимо, Артур отдал ему свой.
– Подарил амулет и забрал жизнь. – Каринэ отвернулась, и теперь возлюбленный смотрел на нее – счастливый, живой.
Она мечтала о дне, когда окажется с ним рядом, а на гладком камне появится ее портрет. Копия того, что подарил ей когда-то Азат.
– Не надо так… Все детство я завидовал их дружбе! Если бы Артур мог поменяться с ним местами, он бы это сделал!
В глубине души Каринэ понимала, что Нарек прав, но последний разговор с Артуром не шел из головы. Какими бы благими ни были его намерения, они превратили в ад жизнь всех, кого он знал. Хорошо, что он у ехал. Так ей было легче его ненавидеть.
Нарек протянул ей кулон:
– Возьмите!
Каринэ даже не взглянула на него:
– Зачем? Оставьте себе.
– Нет, он принадлежит вашему сыну, а второй – Артуру. Когда-нибудь он вернется и все исправит. Вот увидите.
Мужчина ушел, оставив цепочку на надгробии. Там, где были похоронены надежды и целые судьбы. Там, где покоилась часть его детства.
Глава 24
Балкон. Возможно, свое заточение я пережила именно благодаря ему. Казалось бы, обычный балкон, но стоило мне выйти сюда, как вся драматичность ситуации куда-то улетучивалась. Машины уносили с собой долгий день, окна квартир гасли одно за другим, а я продолжала глядеть вдаль, гадая, сколько всего слышало это двухметровое пространство. Скольким дало надежду, шанс или решение.
Мне хотелось думать, что именно на балконах обитали ангелы, которым не досталось море. Уже вторые сутки они были рядом. Слезы иссякли, и все, что мне оставалось, – встречать и провожать солнце, вновь и вновь переживая события на кладбище, от которых веяло духотой, землей и лилиями.
К счастью, меня никто не трогал. Все сошлись во мнении, что это похороны произвели на меня столь сильное впечатление, и каждый винил себя, что не предугадал, чем это может обернуться. Никому в голову не могла прийти истинная причина моих слез.
Тигран и Анжела – так мне представили его невесту – уехали еще до окончания похорон, и больше мы не виделись. Я привыкла к постоянному присутствию Тиграна и чувствовала себя так, будто лишилась чего-то важного.
– Мариам, – в комнату заглянула бабушка. – Звонила Лусо, просила передать, чтобы ты не забыла зарядить какие-то аккумуляторы.
Слова Тиграна в исполнении Лусо казались мне насмешкой судьбы.
– Они заряжены.
Но на работу я не поеду.
Чуть помедлив, бабушка все же вошла в комнату. Шаркающие шаги приблизились, и теплая рука легла на мое плечо.
– Балес[37], что с тобой? Ты скучаешь по дому, по родителям?
Что?!
– Нет, бабушка, что ты!
Я вдруг осознала, что давно уже перестала думать о Москве, прошлой жизни, родителях. Я обрела дом и семью.
– Конечно, ты привыкла к другой жизни, и мне грустно, что мы не можем тебе ее дать. – Старушка опустила голову – точь-в-точь как это делала я.
Меня почему-то так обрадовало это сходство, что я схватила ее ладонь обеими руками. Как было бы прекрасно, будь у меня возможность общаться с бабушкой с раннего детства! Я сказала ей об этом, гладя мягкую старческую кожу, на ощупь напоминавшую муку.
Наира обрадовалась, хоть и не до конца мне поверила.
– Ложись спать, дорогая. Тебе рано вставать.
– Я не поеду. – Я почувствовала неприятный осадок от своих слов.
– Как? А ты предупредила Тиграна?
– Нет.
Бабушка поджала губы в неодобрении. Тщательно подбирая слова, она заговорила:
– Так нельзя, балес. Позвони и скажи, что тебе нездоровится, чтобы тебе успели найти замену.
Мои глаза вновь наполнились слезами. Я спрятала лицо в коленях, дав понять, что не хочу продолжать разговор.
Бабушка вышла, но через пятнадцать минут я вновь услышала ее тревожный голос:
– Тигран хочет с тобой поговорить.
– Что? – Я вскочила с подоконника. – Ты что, позвонила ему?!
– А что мне оставалось? – Она беспомощно развела руками.
Я застонала, вцепившись в едва отросшие волосы.
– Где телефон?
– Он внизу, ждет в машине.
Я перелезла через окно на балкон и взглянула вниз. Тигран курил, прислонившись к капоту. Случайно ли, но он поднял голову до того, как я успела отпрянуть от перил.
– Спускайся! – крикнул он мне.
Даже через разделявшие нас шесть этажей я кожей ощутила недоброе. Не сдвинувшись с места, я продолжала всматриваться в ночь, где между его пальцев доживала свои секунды сигарета.
– Мариам!
Я вздрогнула.
– Спускайся сейчас же!
Сопротивляясь каждому шагу, я направилась к двери. Мне вспомнился первый день в Ереване, то, с каким тяжелым сердцем я шагнула в лифт. Нынешние ощущения были не лучше.
Он поставил машину прямо напротив входа, словно опасался, что
