Прошло недели две после того спора. Бронников сам отпустил врачей пораньше. Ведь Новый год наступал. Хотелось, чтобы в этот день люди отдохнули. Сам остался дежурить вместе с Таисией Тимофеевной, медсестрой и санитарками. Все шло тихо, спокойно. И вдруг в кабинет влетела толстуха Рая. От нее несло спиртным. Бронников вспомнил, что эту бабу сегодня навещала сестра. Вот и принесла к празднику, чтоб скучно не было.
— Рая! Идите в палату! — велел женщине.
— А мы бухаем! Давай с тобой раздавим по мензурке! Что? Не хочешь? Брезгуешь со мной на брудершафт? А ты вообще знаешь, кто я? Если захочу, тебя как клопа по стене размажут мои мальчики! Ты кто есть? Голь перекатная! От тебя селедкой и кислой капустой несет! Тьфу! Я сторожам плачу втрое больше, чем ты получаешь! Давай ко мне в холуи! Сытнее жить будешь. Не веришь, а зря! Гля, у тебя портки скоро гвоздями к жопе прибивать надо будет, вот-вот свалятся! — хохотала баба.
— Идите в палату! — нахмурился Юрий Гаврилович и встал из-за стола.
— Ты мне указываешь, потрох? А что ты есть?
— Что вам нужно?
— Бухнуть с тобой на брудершафт! Иль слабо?
— Я на работе и на брудершафт пью только с женой.
— А я чем хуже? Твоя облезлая метелка и на бабу не похожа. Вот то ли дело я! Всего много! — хлопнула себя по могучим грудям и заду.
— Рая! У меня много работы! Не мешайте ее закончить. Я тоже хочу отдохнуть!
— Я мешаю? — пошла буром на врача, тот нажал кнопку экстренного вызова санитарок, но они убирали в палатах и не услышали сигнала.
Райка побагровела. Она ухватила Бронникова за халат. Тот оттолкнул. Баба даже не пошатнулась. Лишь глаза налились злобой. Она вытащила из кармана халата бутылку шампанского, Юрий Гаврилович едва успел перехватить замахнувшуюся руку, но баба саданула его головой в лицо.
— Ну, сволочь! — Ухватил Райку за ворот халата, та прокусила ему руку. Юрий Гаврилович поддел ее коленом в живот и, распахнув настежь двери кабинета, позвал на помощь.
Дежурная медсестра, увидев все, позвала санитарок. Но даже вчетвером им никак не удавалось скрутить Раису. Она раскидывала всех шутя и орала:
— Слабаки! Вас всех урыть в навозной куче! И тебя, козла, — первым! Ишь, он со мной отказался выпить! Завтра будешь жопу мне лизать, чтоб остаться на работе! Устрою тебе веселуху, пропадлине!
Лишь когда подоспели двое санитаров из мужского корпуса, бабу удалось скрутить. Медсестра вколола ей двойную дозу успокоительного, и через несколько минут Райка уснула.
Настроение главврача было вконец испорчено.
Узнав, что жена идет к подруге на всю новогоднюю ночь, предупредил, что остается в больнице. Да и куда появишься с распухшим лицом и прокушенной рукой? Бронников, глянув на себя в зеркало, грустно усмехнулся и сказал тихо:
— С Новым годом тебя, жопа с ушами! — и огляделся. Не приведись больные услышат, мигом примут за чокнутого.
Главврач знал, что Раиса — родная сестра прокурора города. Именно он просил Бронникова подлечить ее. Но как? Он понял, что с этой бабой ни у кого из врачей контакта не будет. Раиса станет терроризировать любого. И утром, едва пробило восемь часов, позвонил прокурору. Рассказал о происшедшем.
— Что ж делать с ней теперь, ведь спивается она. Самому заняться ею уже поздно и совестно. Кулаком дурь не вышибешь, — вздохнул тот тяжко.
— Там не только дурь, а и хамство, наглость, полное отсутствие воспитания. Я не могу навязывать врачам человека, который станет унижать, грозить и оскорблять их, находясь в здравом уме и доброй памяти.
Раису через неделю увезли в областную больницу. Там она пробыла совсем немного и погибла. Именно под ней обвалился балкон, и баба с седьмого этажа упала на кучу строительного мусора, что не успели вывезти.
Прокурор негодовал. Он целый год не давал покоя строителям и врачам больницы. С Юрием Гавриловичем подчеркнуто не здоровался. Бронников не видел за собой вины и не обращал на это внимания. Но с тех пор никогда не спорил с коллегами, что любого больного можно уговорить и убедить…
Месяца два после случая с Раисой он плотно закрывал за собой двери кабинета, но потом снова стал забывать.
— Юрочка Гаврилович! — услышал он тихий голос из коридора.
Так звала его только Ксения. Она, несмотря на то что имела высокие звания, много лет отдала медицине, считалась сильнейшим кардиологом, никогда не входила в кабинет, не постучав, не спросив разрешения, а чаще всего вызывала Бронникова тихо и тепло. Ей это разрешалось.
— Юрик! Нашей больной плохо. Я все понимаю, никто не всесилен, а только Господь. Но так она мучается, сердце кровью обливается.
— Врачи есть возле нее?
— Да, Ванюша с ней.
— Он хороший доктор и сделает все возможное. Ксения, и я не смогу больше, чем он. Поверь мне. — И все ж пошел в палату.
Рита лежала на койке, закрыв глаза, бледная, вся в поту. Измотали приступы. Раньше они мучили гораздо реже, теперь почти не прекращались.
— Доктор, я умереть хочу. Не держите меня в этой жизни. Я устала болеть. Мне так плохо и больно. От меня все дома устали, и вас вымотала. Сжальтесь надо мной, не продляйте мучения! Меня давно не радует эта жизнь. — Снова ее скрутило, затрясло, глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит.
— Сестра! Быстрее укол! — потребовал Петухов. Вместе с Бронниковым они еле удерживали в постели мечущуюся Ритку. Она обливалась потом. Руки и ноги дергались в разные стороны. Она кричала так пронзительно и громко, что больные из палат выскочили во дворик. Все они болели. Но голос боли не любил никто.
— Потерпи, ласточка! Наша красавица! Вот, сейчас будет легче, — делала укол Светлана.
Ритка вскоре уснула.
— Что ж делать, дозу нельзя увеличивать, опасно. А этот укол ей на полчаса. Веселенькая ночка будет в отделении.
— Сегодня ты дежуришь? — спросил Бронников.
— Да.
— Крепись, Ванек, мужайся! Такая наша доля, — потрепал парня по плечу.
Когда они вышли в коридор, Бронников сказал тихо:
— Слышишь, Иван, всякое может случиться ночью. У женщины очень слабый пульс. Недолго ей осталось мучиться.
— Я знаю. Трудно, тяжело, если умрет в мое дежурство. Но что делать, мы не всесильны.
Петухов пошел в ординаторскую, а Юрий Гаврилович к себе в кабинет. Там его уже ждали. в
Пожилой человек сидел напряженно, курил. Увидев Бронникова, спешно встал навстречу. Они были давно знакомы, с самой молодости, со студенческих лет. Разными путями шли они по жизни, но, встречаясь даже случайно, никогда не отворачивались, им было что вспомнить, о чем поговорить.
— Привет, Юрий! Извини, что не предупредил и не согласовал свой визит, ситуация приперла к стенке, — говорил знакомый.
— Да ладно, Глеб, давай рассказывай, что у тебя стряслось. Если смогу — помогу! — указал на кресло напротив, сел и сам.
— С дочерью у меня не клеится, понимаешь? Она всю жизнь была моей любимицей. Я все ее секреты знал.
— Сколько ей сейчас?
— Двадцать восемь…
— Она работает? — поинтересовался Бронников.
— Ну а как же. Архитектор не из последних. Способная, трудяга. Но не в этом дело. На работе у нее полный порядок. А вот в личной жизни перекос…
— В чем дело?
— Понимаешь, еще со школы встречалась с парнем. Он на год старше ее. Любили они друг друга, дня прожить не могли, чтоб не встретиться. Я, честно говоря, опасался, что раньше что-нибудь отчебучат, и осторожно удерживал Нину от необдуманных поступков. Ну, школу она закончила. Я вздохнул, первый этап пройден. Дочь стала готовиться в институт.
— А парень ее чем занимался?
— Он работал. Когда узнал, что Нина хочет поступать в институт, весь скривился. Мол, на черта мозги сушить столько лет, лучше сразу устроиться на работу. Зачем женщине высшее образование? Ей оно вовсе ни к чему!
— А сам что закончил?
— Семь классов и школу или курсы механизаторов.
— Понятно, — вздохнул Бронников.
— Короче, они повздорили. Впервые за годы. Но вскоре помирились, а осенью этого парня забрали в армию. Нина поступила в институт, а через месяц вместе со своим курсом поехала в совхоз убирать картошку. Там она и подружилась с ребятами и девчонками своего курса. Я был очень рад такому повороту. Ведь ее тракторист был единственным светом в окне. Она от него ни на шаг не отходила. Уж и не знаю, чем приглянулся. Но тут других увидела. Стала ходить в турпоходы со студентами, ездила на пикники. Короче, увидела, что жизнь бывает хорошей и без того друга. Он ей писал часто. Она, несмотря ни на что, регулярно отвечала ему и ждала. Как же? Слово дала! Ну, Нина уже перешла на второй курс, когда ее парень приехал в отпуск на две недели. И что ты думаешь? На третий день поругались. Пришла со свидания злая, ни на кого не смотрит. Лишь через день выяснилось — домогался ее, ну а Нинка в морду зафитилила, домой ушла. Но опять помирились, поехал служить дальше, а дочка учится. Я ей время от времени мозги чистил. Указывал на все минусы тракториста и убеждал, что совместная жизнь у них не получится, интеллект слабоват, воспитания нет, да и родня у парня кондовая. Примкнуть к этой своре — только опозориться. Нинка в слезах убегала в свою комнату, потом, хоть и злилась, все же слушала. Дальше уже спорить перестала. Да и о чем? Вернулся ее мазурик из армии, и они поженились. Он хотел, чтоб дочь оставила институт, но я не позволил. С зятем чуть не подрался. Заставил смириться и всякий день контролировал, не пропускает ли дочка занятия.
