Использовал паузу в работе — спустился вместе с задумчивым сегодня Кириллом и не выспавшимся Артурчиком в столовую (та занимала большую часть этажа «мужского» корпуса общежития). Там к нам подсели девчонки: улыбчивая Инга Рауде и две её соседки по комнате из группы «лётчиков». При виде комсорга мой младший брат вынырнул из заторможенного состояния: изображал «бодрость и уверенность», как я ему раньше и советовал. Он удачно шутил, и вполне искренне смеялся над шутками девчонок. Я отметил, что не только Инга, но и её подруги не сводили с моего брата глаз. Посматривали девицы и на меня. Но они натыкались на мою маску скуки и безразличия. А вот наряженного в «джинсу» Прохорова девицы не пожирали взглядом, как это случалось в моей прошлой жизни.
Кирилл и Артур задержались на улице, рядом с входом в столовую: болтали с Рауде и её подругами. А я поспешил домой: пришло время для работы с шоколадом. Вообразившие себя сегодня моими ассистентами Мраморов и Красильников наблюдали за тем, как я растопил на водяной бане плитку шоколада «Дорожный» — я заметил в их взглядах осуждение. Смотрели, как я рисовал густым жидким шоколадом на белой клеёнке детали объёмного пазла. В прошлой жизни я сам этот пазл придумал, когда делал торт для старшего сына Артурчика, который участвовал в соревнованиях по танковому биатлону. Паша и Вова терзали меня расспросами, когда я уложил шоколадные рисунки на мелко покрошённый лёд (морозил его внутри пакетов из-под молока и дробил кухонным топориком).
— Сейчас всё поймёте, мужики, — сказал я. — Потерпите пятнадцать минут.
Части пазла я склеивал между собой тёплым шоколадом. Порадовался, что не замахнулся на сложные конструкции. Потому что мои руки пока не привыкли к ювелирной работе. Я вспомнил, как подшучивал надо мной по этому поводу Артурчик. Он говорил, что я гожусь лишь на то, чтобы ломать — строить не моё призвание. Я и увлёкся украшательством тортов не в последнюю очередь для того, чтобы утереть нос Прохорову. Но запомнил его слова. И то, как трудно было поначалу манипулировать мелкими хрупкими деталями. Поэтому я и не замахнулся на шедевр — задумал скромное, но эффектное украшение для торта. Заранее был уверен: сыновьям Варвары Сергеевны оно понравится. Я собрал из шоколадных деталей два маленьких танка: каждый размером чуть больнее куриного яйца.
— Очуметь, — произнёс Красильников.
Он уронил недокуренную сигарету в банку, склонился над крохотным шоколадным танком — я в это время принялся за сборку второго изделия.
— Это чё, тридцатьчетверка? — спросил Вова.
— Ну, типа того, — ответил я.
— И чё, её кто-то сожрёт? — поинтересовался Красильников.
— Обязательно съедят, — сказал я. — Вместе с тортом.
Вова вздохнул и произнёс:
— Жалко…
Я пришёл в комнату за тортом — Кирилл и Артур уже наряжались, поочерёдно разглядывали себя в зеркале. Мой брат надел костюм и галстук. Прохоров снова влез в штаны и рубашку из джинсовой ткани. Парни причёсывались, выискивали не сбритые волоски на щеках и на подбородках. Поливали себя одеколоном «Шипр». Я сообразил, что сегодня в женский корпус заселялись Котова и Торопова. Наташа ещё вчера сообщила: её отец в воскресенье утром перевезёт вещи девчонок на служебном автомобиле. Девчонки приглашали нас в гости: вечером, когда слегка «обживутся». Я вспомнил, как мы наведывались в комнату к Тороповой в той, в прошлой реальности. Котова тогда в той комнате не жила. Я хмыкнул и поспешил с тортом на кухню, где на плите уже остывала шоколадная глазурь.
Мраморов и Красильников появились из своей комнаты, едва услышали мои шаги. Они ринулись следом за мной на кухню: боялись, что пропустят окончание моей сегодняшней кулинарной программы. Парней четверть часа назад повергло в шок количество «испорченного» мной для приготовления торта шоколада: когда они недоверчиво смотрели, как я растапливал на водяной бане одну плитку «Дорожного» за другой. Они и теперь поглядывали на меня с осуждением. С нетерпением дожидались результата моей деятельности. А результатом моего труда стал симпатичный торт прямоугольной формы, политый тёмной и пока ещё липкой глазурью. Я установил на него фигурки танков до того, как глазурь застыла. Две шоколадные тридцатьчетвёрки замерли друг напротив друга с повёрнутыми башнями — будто устроили дуэль.
— Очуметь, — в очередной раз заявил Красильников. — И это чё, можно есть?
— Через пару часов глазурь затвердеет, — сообщил я. — И торт готов.
Пашка и Вова посмотрели мне в лицо.
— И чё, мы тоже попробуем?
Я развёл руками.
— Простите, мужики. Но я уже говорил: торт сделан на заказ. Вечером его заберут.
Мраморов и Красильников вздохнули.
— А я бы сейчас слопал один танчик, — сказал Паша.
— А бы слопал второй, — поддержал приятеля Вова.
Я развёл руками.
— Не в этот раз, мужики. Этот торт даже я не попробую.
* * *
Я принёс торт в комнату. Установил его в центре письменного стола, чтобы остыла глазурь — затвердеет она позже: в холодильнике. Отметил, что парни ушли и даже не заглянули перед уходом ко мне на кухню. Меня Кир и Артур с собой не позвали. Но я ещё вчера им говорил, что к Тороповой и Котовой не пойду. Я увидел: на кровати Кирилла остался смятый фантик от шоколадной конфеты (Прохоров прикупил сладости в качестве гостинцев для девчонок). Заметил, что на тумбочке стоял одеколон «Шипр» — его запах у меня в прошлом стойко ассоциировался с «советскими» временами. Я громко чихнул — выразил своё отношение к аромату «Шипра». Приоткрыл форточку, впустил в комнату свежий осенний воздух. Взял со шкафа гитару и с чувством выполненного долга завалился на кровать.
Зевнул и вспомнил, что поспал сегодня ночью чуть больше двух часов. Порадовался, что в нынешнем возрасте мог позволить себе подобный недосып. Представил, как сейчас чувствовал бы себя сейчас, будучи семидесятилетним. Пришёл к выводу, что ощущал бы усталость и разбитость даже в том случае, если бы продрых всю ночь. Я провёл пальцем по струнам, сыграл простенькую мелодию. Вспомнил в красочных подробностях прошедшую ночь. Признал, что столь страстных женщин, как Марго, у меня не было и в прошлой жизни (во всяком случае, сейчас мне так казалось). Сообразил, что даже не спросил у Маргариты Лаврентьевны номер её домашнего телефона. Хмыкнул, покачал головой. Решил, что наведаюсь к Марго в конце следующей недели: домой, без предупреждения.
* * *
Я сам не заметил, как уснул.
Я вырубился, лёжа на кровати с гитарой в руках. Но уже после того, как убрал в холодильник «Птичье молоко» и поставил в уме галочку напротив воображаемой строки с надписью «торт готов». Я помнил, как сыграл простенькую мелодию, напомнившую мне о Марго и о прошедшей ночи. Прикрыл глаза и будто расслабился при мысли о том, что выполнил обещание.
* * *
Разбудил меня голос Артурчика.
— Серый, ты спишь? — спросил он.
Я поморгал — прогнал с глаз мутную пелену. Обнаружил, что по-прежнему лежу на кровати (в «домашней» одежде). Гитару в своих руках не обнаружил — та чудесным образом переместилась к шкафу. Заметил, что небо за окном уже не выглядело ярким, словно наступили сумерки. Скользнул взглядом по комнате — своего младшего брата не увидел. Перевёл взгляд на лицо Артура.
— А Кир где? — спросил я.
Прохоров пожал плечами.
— Я сам хотел это у тебя узнать, — сказал он.
— У меня?
Я уселся, протёр глаза.
Взглянул на часы — до визита Ильи Владимировича осталось чуть меньше часа.
Запрокину голову, посмотрел на Артурчика.
— Вы же с ним вместе ушли, — сказал я.
Прохоров помотал головой.
— Кир к девкам не пошёл, — сообщил он. — Сказал, что у него какие-то дела.
— Какие дела?
Я громко зевнул, прикрыв рот ладонью.
Прохоров развёл руками.
— Понятия не имею. Он сегодня с самого утра был слегка того…
Артур покрутил пальцем у виска.
— Я подумал: может, дома у вас что-то случилось… — сказал он.
