Главный плохой парень Чикаго».
Господи. Не слишком ли много клише?
Невольно я закатываю глаза, находя именно то, что и предполагала, прежде чем закрыть ноутбук и бросить его обратно на диван.
Встав, быстро собираю свои кудри в пучок, накидываю безразмерную толстовку и влезаю в свои поношенные кроссовки. Прежде чем выйти за дверь, беру пакет с собачьими лакомствами с консольного столика и бросаю быстрый взгляд в зеркало.
Я выгляжу ужасно.
Спортивные штаны в пятнах, ткань истончилась от чрезмерной носки. Мои волосы не поддаются укрощению. На мне совсем нет макияжа, и велика вероятность, что у меня на подбородке засохшая горчица от съеденного ранее хот-дога. Но собак это не волнует, и меня тоже.
Схватив телефон, сумочку и ключи, я выхожу из квартиры и проскальзываю в лифт.
Мне не терпится увидеть всех своих пушистых друзей, которых я не видела уже несколько дней. В этом и заключается особенность этих пожилых собак — ты не знаешь, сколько времени у тебя будет с ними. Ты просто должен дать им столько любви, сколько сможешь, потому что не знаешь, сколько им еще осталось на Земле.
В одиночестве я спускаюсь на лифте на этаж вестибюля, пока из динамиков льется низкий гул скрипичных струн и заполняет металлическую коробку. Как я уже говорила, квартира моего брата — чертовски дорогая, и живут здесь только очень богатые люди. Я уверена, что у доброго швейцара случается мини-сердечный приступ всякий раз, когда он видит, как я вхожу или выхожу в мешковатых штанах, футболках безразмерного размера и грязных кроссовках. Хотя он всегда вежлив и никогда не произносит ни слова.
Лифт останавливается на первом этаже, и как только двери открываются, я выхожу и тут же натыкаюсь на что-то твердое.
— Господи, — выдыхает кто-то, поддерживая меня твердой рукой. — Ты в порядке?
Моя голова немного кружится от вибрации, вызванной ударом о мускулистую грудь, но я вижу совершенно ясно.
Мой взгляд скользит по телу незнакомца, отмечая контраст между моими грязными кроссовками и его блестящими парадными туфлями. У него толстые ноги, но брюки от костюма идеально подогнаны под его мощные бедра. Его чистая белая рубашка практически прозрачна, демонстрируя его татуированную кожу, и когда мой взгляд падает на золотую цепочку на его шее, я понимаю, с кем столкнулась.
Мое тело, благодаря теплу, разливающемуся по мне от неожиданного контакта, тоже понимает.
Поднимаю взгляд чуть выше, и карие радужки смотрят на меня в ответ, а на губах парня появляется самая озорная ухмылка.
— Стиви, — говорит Зандерс. — Ты следишь за мной?
ГЛАВА 8
ЗАНДЕРС
— Стиви, — начинаю я. — Ты следишь за мной?
Девушка пробегает взглядом по моему телу, оценивая меня, пока я делаю то же самое с ней.
Ее каштановые кудри уложены на макушке в диком беспорядке, а одежда топит ее фигуру. Темные ресницы обрамляют ее сине-зеленые глаза, а на ее лице нет ни малейшего следа макияжа, за исключением… это что, горчица на подбородке?
Девушка всего в нескольких сантиметрах от меня, прямо там, где врезалась в мою грудь, и я держу ее крепко. Не думая, подушечкой большого пальца мягко стираю желтизну с ее лица. Когда я это делаю, ее рот открывается, а глаза устремляются на меня, на мгновение задерживая взгляд.
Стиви прочищает горло и делает шаг назад, подальше от меня.
— Похоже, ты преследуешь меня, — отвечает она, не сводя глаз с меня, скрестив руки на груди.
— Как это я тебя преследую? — я отражаю ее упрямые действия, точно так же скрещивая руки на груди. — Здесь живут мои лучшие друзья.
Наконец, ее взгляд останавливается на моих глазах, и девушка в замешательстве склоняет голову набок
— Илай Мэддисон, — объясняю я. — Его семья живет в этом здании. На этаже пентхауса. Но их лифт временно не работает, — я показываю через вестибюль на частный лифт, ведущий на уровне Мэддисонов. Единственный, которым я пользуюсь, чтобы избежать подобных столкновений.
Осознание отражается на лице Стиви.
— У его жены темно-рыжие волосы?
Фирменный цвет Логан.
— Логан. Да.
Стиви кивает, как будто все кусочки головоломки складываются для нее воедино.
— Итак, очевидно, ты следишь за мной.
Она усмехается.
— Я живу здесь. Если кто-то и преследует тебя, то уж точно не я.
— Конечно, милая, — я отмахнулся от нее, не поверив. Не хочу показаться богатым засранцем, но жилье в этом здании, как и в моем через дорогу, стоит безумных денег. Стиви стюардесса и я очень сомневаюсь, что она зарабатывает достаточно, чтобы жить здесь.
— Какого черта ты продолжаешь называть меня «милая»?
Смешок срывается с моих губ. Я думал, она умнее.
— Ты не понимаешь?
— Что не понимаю?
— Мое прозвище для тебя. Это ирония. Я не уверен, что в тебе есть хоть капля нежности и доброты, милая.
Она на мгновение задерживает на мне взгляд, обдумывая свой ответ. Если бы это был кто-то другой, я бы ожидал, что меня будут ругать или, может быть, даже ударят, но не Стиви. В этом смысле она своего рода уникальна. Девушка может принимать дерьмовые высказывания так же хорошо, как и выплескивать их.
Вместо негативной реакции с ее губ срывается неконтролируемое хихиканье, ее грудь вздымается.
— О, на самом деле, это довольно неплохо.
Я не могу сдержать улыбку, которая появляется на моем лице глядя на эту дикую девушку, одетую так, словно у нее нет дома, неспособную сдержать истерический смех посреди этого белоснежного вестибюля, мраморного пола и всего остального.
Стиви выглядит здесь совершенно неуместно, и мне это чертовски нравится.
— Ты такой засранец, — смеется она.
— Я знаю, — я улыбаюсь ей в ответ.
Я даю ей перевести дух, прежде чем спросить снова.
— Ладно, серьезно. Что ты здесь делаешь?
Девушка глубоко вдыхает, улыбка все еще играет на ее губах.
— Я уже говорила тебе. Я
