и заворачивает, снова прячет на груди, как талисман, и, повернувшись, протягивает Федору часть своего «капитала».) Вот! Вам тридцать и мне тридцать.
Ф е д о р (даже встал). Да ты… (Вдруг рявкнул) Платье-то застегни!
В е р а. Ой! (Мгновенно повернулась волчком, застегнула платье.) Извините, пожалуйста… Федя! Постойте! Куда же вы?! (За рукав останавливает Федора.) Это нечестно с вашей стороны, если хотите знать!
Ф е д о р (свирепо). Ничего я не хочу знать, поняла?! И черт меня дернул связаться… Я тебе кто?
В е р а. Как кто? Не все ли равно? Я поделила поровну, мне на первое время хватит, и вам на первое время тоже. А потом все устроится и будет хорошо! Вы не думайте, я вас не жалею. Вот нистолечко не жалею! Просто я поделила пополам и все. Разве на моем месте вы бы не поделили пополам?.. Ну, пожалуйста, я вас очень прошу, возьмите… Надо же, его еще уговаривать приходится! Не возьмете, да? Ну и не берите! (Бросает деньги на скамейку.) И наплевать! Пускай валяются! (Убегает.)
Федор стоит, молча смотрит ей вслед, не зная еще, что ему делать. Потом медленно подходит к скамейке и берет деньги.
З А Н А В Е С.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Сцена первая
Комната в доме Синяевых еще не освещена, но зритель уже слышит знакомую песенку:
Сидели два медведя
На ветке зеленой.
Один сидел как следует,
Другой болтал ногой.
Постепенно свет заливает комнату, и теперь видно, что эту песенку поет в соседней комнате К л а в а, а В е р а сидит за столом и что-то пишет. Вероятно, это нелегкое для нее дело, так как она рвет лист бумаги — не первый уже — и задумывается, покусывая кончик авторучки.
Из соседней комнаты доносится песенка:
И так они упали
С ветки зеленой.
Один летел как следует,
Другой болтал ногой.
В е р а. Клава, можно вас на минутку?
К л а в а (отвечает из соседней комнаты). Да.
В е р а. Вот если, например, я не знаю имени человека и вообще не знаю этого человека, вернее, знаю только фамилию, как лучше обратиться к нему: «товарищ», «уважаемый» или еще как-нибудь?
К л а в а (из соседней комнаты). Обычно пишут «уважаемый товарищ такой-то».
В е р а. Спасибо, Клавочка!
Пауза.
А если, например, этот неизвестный человек — женщина? Тогда как? «Уважаемая товарищ», что ли?
К л а в а (входя). А кому ты пишешь, если не секрет?
В е р а. Да так, по делу.
К л а в а. По-моему, главное не в том, как обратиться, а — что написать.
В е р а. Конечно. Я все напишу, все!
К л а в а. Ну, ну.
В е р а. А назову просто «гражданка». Как в конституции!
К л а в а (с улыбкой). Не буду тебе мешать. (Уходит.)
Порвав очередной лист, Вера вновь принимается за письмо. Написав несколько строк, перечитывает вслух.
В е р а. «Уважаемая гражданка Иванеева! Ваше письмо попало не тому человеку, кому вы посылали, но мне вы можете верить, потому что я двоюродная сестра Никитина Владимира Сергеевича…» Тому… Кому… Потому!.. (С досадой рвет бумагу.) Разве так пишут? Косноязычие какое-то!.. Надо же, целый чемодан сочинений привезла, пятерки, четверки, тьфу! А чтоб про настоящую жизнь написать — слова, как коряги, получаются… (Кричит) Клава, можно вас еще на минутку?
К л а в а (входя). Я здесь.
В е р а. Ничего у меня не выходит, Клава. Целую тетрадь в клеточку испортила.
К л а в а (садится). Ну, рассказывай, в чем дело.
В е р а. Две недели я живу у вас и все эти две недели ношу его с собой — письмо от Иванеевой. Она там ждет ответа, мучается, может. Ведь каждому ясно, о чем она пишет Володьке!
К л а в а. Ты прочитала чужое письмо?
В е р а. Что вы! У меня не любопытство, Клава, никакие их секреты меня не интересуют. Да и какие уж там секреты! Вы только посмотрите на обратный адрес. Вам он, конечно, мало говорит, а мне говорит все, что надо. Видите — институтский адрес. Когда Володька учился там, сколько я ему писем отправила!.. Так что, если хотите знать, эта самая Иванеева старая Володькина любовь, со студенческой скамьи. И мне даже иногда кажется, что я вспоминаю такую фамилию — Иванеева.
К л а в а. И что же ты собираешься ей написать?
В е р а. Я, Клава, не знаю, какая она, эта самая Иванеева, но раз она пишет Володьке, раз у них есть какие-то отношения между собой, то она должна знать про него всю правду. Какой он есть на самом деле… Думаете, мне легко такое писать? Ведь я так верила в Володьку, так любила его. А каким он оказался? Сначала я ревела, но теперь все. Напишу Иванеевой правду, пусть тоже знает. И пусть сама решает, достоин он или недостоин…
К л а в а. У тебя доброе сердце, Верочка…
В е р а. Для кого, может, и доброе, а для кого такое, что не обрадуется!
К л а в а. Это значит — для брата, да? А он, по-моему, совсем не плохой человек.
В е р а. Это по-вашему. А я знаю, что о нем люди говорят! Позор!
К л а в а. Говорить-то все можно…
В е р а. Дыма без огня не бывает, если хотите знать!
К л а в а. Он был здесь внимательным, заботливым врачом. Бывало, к больным и без приглашения забежит проведать. На улице встретит — поинтересуется о здоровье… Конечно, на всех не угодишь…
В е р а. Вот именно!
К л а в а. Да и в поликлинике у него, слышала, какие-то нелады начались.
В е р а. Еще бы! Доктора Реброва со света сживал! Из одной зависти! Надо же!
К л а в а. Да чего ему завидовать? Старый, жадный!
В е р а. А кого здесь больше уважали? Реброва или Володьку? К кому больше ходили лечиться?.. Вот он, если хотите знать, и решил отбить у него славу.
К л а в а. Хороша слава — по пятерке за прием драть! Ведь он и на дому принимал. Деньги так и лежали на столе кучей, чтоб неудобно было заплатить меньше.
В е р а (изумленно). Ребров? Такой маленький, симпатичный старичок?
К л а в а. И не только деньги — масло, мед, яички — все брал. А ты думаешь, Владимир Сергеевич не знал этого? Не видел?
В е р а (помолчав). Значит, видел и все-таки сбежал? Тем хуже!
К л а в а. Ведь к Реброву здесь привыкли, он лет тридцать в этих краях. А Владимир Сергеевич — человек новый — все увидел, понял… Какая же тут зависть?.. Конечно, Ребров тоже не сидел сложа руки. Нашлись у него и заступники.
В е р а (тихо). А у Володьки?
К л а в а. Да были вокруг него люди, но он все хотел сам да сам… В этом, наверно, есть его беда… А потом стали про Владимира Сергеевича пускать нехорошие слухи, будто он делает это из зависти. Неприятности на работе пошли, одно к одному. Тогда он взял
