Спустя много лет, уже в начале следующего века, Саша окажется в предвыборном штабе конкурента господина Сатырова и начнет щедро поливать народные массы сомнительной информацией через одну местную желтую газету. Организация, которой он отдал лучшие годы своей жизни, перестала нуждаться в его услугах. Впрочем, она уже не была так могущественна.
…В конце концов, мужчина и женщина за дальним столиком начали целоваться. Уж это-то его спутницы заметили, и повеселились от души. После чего Гавриил Гаврильевич расплатился со всеми и в некотором недоумении отправился домой. Он умел грохотать как гром, клеймя недостатки, мог переть как танк, добиваясь нужного результата, но иногда становился неприметным и деликатным, как настоящий таежный охотник, выслеживающий дичь.
* * *
Даниил осушил свою рюмку, но никакого облегчения не почувствовал. Вкус водки показался ему на редкость противным. «Ну конечно, после коньяка-то», – невесело усмехнулся он. А может, все дело в том, что он употребляет ее неправильно. Местные партийные начальники перед застольем обращались с короткой речью к огню, лесу, проводили какие-то свои обряды. Даниил удивился живучести старых представлений, но ничего против них не имел. Лес издали махал ему зелеными лапами елей, как бы призывая успокоиться и присоединиться к тем, кто его так сердечно приветствовал на этой земле. Он не показался ему враждебным.
Норма неотступно пребывала с его мыслями, вселяя смятение в его и без того смущенную душу. Зазевавшись, он позволил ее образу полностью завладеть собой. Перебирая в памяти, какой он видел ее в разные годы жизни, Даниил заметил, что с особенным удовольствием вспоминает маленькую, немного наивную и отстраненную девочку, какой она когда-то была. Он очень хорошо помнил свой первый день учебы в Москве. И обрадовался, что полузабытое воспоминание, вытащенное на свет божий из давно запертого запыленного чердака, может быть таким приятным, вкусным, свежим.
Первый день в новой школе Даниилу показался каким-то суматошным и неинтересным. Ему было непривычно находиться в одном классе вместе с ребятами, которые были заметно старше или младше его. Вдобавок после уроков, когда большинство учащихся уже разошлось, а учителя покинули помещение, вдруг где-то прорвало трубу. Скорей всего, это была чья-то глупая шалость, так сказать, неосторожное обращение с оружием. Впоследствии Даниил убедился, что подобные вещи, разного рода полтергейсты, в их школе случались довольно часто. В общем, из-за чего бы то ни было, но коридор начало заливать водой. Самые проворные, визжа, успели ускакать, пока воды было совсем немного. Некоторые особо бережливые снимали обувь. Даниил замешкался, так как в детстве был медлителен и не любил толкотню. По какой-то причине осталась и Норма. К тому времени воды прибыло им по щиколотку, и решительно нельзя было убежать в обуви.
Даниил, со вздохом снимая свои новые ботинки, покосился на Норму. Разница в два года казалась ему тогда огромной. Для него это была просто пигалица, что-то о себе воображающая. К тому же в десять лет Норма была очень мала ростом. В тот день она пришла на занятия в белых колготках и розовых туфельках. Он упорно медлила – наверное, стеснялась его. Туфли снять еще куда ни шло, но колготки! А промочить их она ни за что не согласилась бы.
В той школе, где ранее учился Даниил, ему внушали, что надо помогать слабым, малышам и девочкам. Существо, находящееся рядом с ним, соответствовало всем трем указанным параметрам. Даниил, держа в обеих руках по ботинку, подошел к девочке и с крестьянской сноровкой подставил ей спину и плечи:
– Давай, садись, я перенесу тебя, ты маленькая.
Норма молча уцепилась за его шею. Даниил легко поднял ее и со своей ношей шагнул из сухого класса в коридор, на время превратившийся в речку. Надо было пройти совсем мало, всего десяток шагов. Они миновали самое глубокое место, где вода была по щиколотку Даниилу. Оставалось сделать еще шага два. Он взглянул вниз, и у него отчего-то сильно закружилась голова. Почувствовала ли Норма опасность, он так и не понял. Чтобы не испугать ребенка и успокоиться самому, он громко спросил: «Тебя ведь Норма зовут?» «Да», – ответила девочка. Они благополучно добрались до сухой лестничной площадки.
Норма ловко соскочила с него и пропищала: «Спасибо». Даниил тогда еще не знал, что она могла бы перенестись сама и даже перенести его – если бы только пожелала, и если бы только ей разрешили учителя. Отдуваясь, он присел на каменные ступеньки и начал натягивать носки на мокрые ноги.
– Носки не надевают на мокрые ноги, – выдала эта малолетняя приверженка строгих правил, наблюдавшая за ним.
Даниил сразу не нашелся, что сказать и молча обулся. Потом наконец придумал:
– Там, откуда я приехал, все надевают носки на мокрые ноги.
Теперь, кажется, удивилась девочка. Пока она думала, правду ли он говорит и как на это реагировать, Даниил опередил ее лукавым вопросом:
– А там, откуда ты приехала, все такие белобрысые?
Девочка вспыхнула. Она молча смотрела на него, потом с любопытством произнесла:
– Это комплимент или оскорбление?
Даниил никогда в жизни не слыхал таких слов. Он просто ахнул и исторг извечное мальчишеское:
– Че?
Норма ушла. Она сама была очень удивлена фразой, которая сорвалась с ее губ, и это была первая сильная эмоция, испытанная ею в жизни. А Даниил так и остался сидеть на ступеньках, радуясь, что ему все-таки удалось справиться с головокружением и не грохнуться вместе с Нормой на каменный пол.
Больше никогда они не общались в таком духе. Оба отличались сдержанностью, к тому же, впоследствии, когда они начали вырастать, мешали чрезмерная природная холодность Нормы и зависть Даниила, который, чего греха таить, иногда довольно сильно страдал от ее успехов. Еще он был влюбчив и постоянно вздыхал по красивым девочкам старше себя.
Чтобы Норма не казалась эдаким ангелочком, следует признать, что во внезапном недомогании Даниила была повинна именно она. Отчасти из хулиганских побуждений, отчасти от скуки, что суть одно и то же, Норма решила испытать новичка. Она не нашла для своих упражнений лучшего времени и места, как на спине жертвы в тот момент, когда она ее старательно спасала. Оправданием ей могло служить только то обстоятельство, что при успехе затеи она сама подвергалась немалому риску. Вечером, ложась спать, девочка поняла, что восхищена тем, как Даниилу удалось удержаться на ногах и не упасть. Никому такой фокус доселе не удавался. Это было второе чувство, ставшее ей знакомым не понаслышке. Если бы Норма решилась заглянуть в себя чуть поглубже, она бы увидела, что в основе нахлынувшей на нее бури чувств – удивления и восхищения – лежит третье, более скромное и благородное чувство, чувство благодарности человеку, который проявил стремление помочь ей от чистого сердца. За все годы учебы Норма тайно, в глубине души, восхищалась Даниилом, даже не подозревая, насколько близко она находится от той самой любви, в поисках которой добрая половина планеты сбилась с ног.
* * *
Время сжалось до размеров губной помады, которую он крепко держал в кармане своей куртки. В какой-то момент у Даниила возникло желание послать все к черту, но он собрал в кулак остатки воли. Парни, их провожатые, распрощались с ними на опушке. А Даниил, довспоминая незначительный эпизод из своего далекого детства, подумал, что если бы не страх расшибить доверившегося ему ребенка, он бы тогда обязательно упал.
Почему он должен выполнить это задание? Потому что он еще несколько лет назад сказал этой возможности: «Да» – по недомыслию, конечно. Потому что его клиента все равно убьют, и не факт, что более бережным для него и окружающих способом – просто часом раньше, часом позже. Потому что невозможно бороться с неумолимым роком и всемогущей системой.
Даниил не заметил, как выполнение задания начинает превращаться для него чуть ли не в акт солидарности с жертвой. Почти что в проявление симпатии. Выражение дружбы. Какие еще слова есть на эту тему? Сострадание? Да, он сделает так, что у всех возникнут подозрения. Так, как будто вовсе не вызывали редкого специалиста из Москвы. Как будто работали рядовые любители. Норма, прости. Я это делаю ради тебя тоже. Нам не справиться с этой махиной, но я должен хоть что-то предпринять. Надеюсь, к тебе претензий не возникнет. Серп и Молот никогда не промахиваются.
Ну и духота!
Мужчины молча шли по притихшему лесу. В один из моментов Степан Никифорович, заранее предупрежденный Даниилом Вербицким, осторожно вытащил небольшую папку бумаг из охотничьей сумки.
Настенька Семененко, любимая внучка старого генерала Сергеева, вскарабкалась на табуретку и набрала номер Нормы Норвилене. В Москве семь утра.
