Ну и духота!
Мужчины молча шли по притихшему лесу. В один из моментов Степан Никифорович, заранее предупрежденный Даниилом Вербицким, осторожно вытащил небольшую папку бумаг из охотничьей сумки.
Настенька Семененко, любимая внучка старого генерала Сергеева, вскарабкалась на табуретку и набрала номер Нормы Норвилене. В Москве семь утра.
– Здравствуй, Настя, да, это я.
Гавриил Гаврильевич все еще поправлял ружье.
Мама Даниила, охая, встала и затопила печку. Ей не лежалось, было зябко, хотя в их краях тоже пока тянулось лето.
– Привет, Норма, как я рада, что ты еще дома! Я говорю «нет»!
Даниил взял папку бумаг из рук объекта и переложил во внутренний карман куртки.
Гавриил неодобрительно покосился на Степана.
– Дедушка, это у нас просто игра такая. Мы задаем друг другу вопросы. Я выиграла! Пока, Норма!
Петр озабоченно посмотрел на небо сквозь дырки в своем шалаше.
В крохотном северном селении, надежно укрытом за неприступными горами, Матрена Васильевна опустилась на колени. К старости она стала верующей, но никто этого не знал.
– Настя, я… я… люблю тебя. Пока.
– Я знаю. Пока.
Небеса разверзлись.
Свершилось то, что должно было свершиться.
Двое советских мужчин, один из которых носил имя архангела, а второй – пророка, посмотрели друг на друга. Они не знали, что с ними есть еще и третий, названный в честь апостола, любимого ученика Иисуса. А мученик, весь в крови, лежал на земле, как и подобает мученику.
* * *
После Настенькиного звонка у Нормы Норвилене случился прямо-таки кошмарный день. Мало того, что ее вымотали вчерашние приключения. Она предпринимала такие вылазки довольно редко, в основном, из-за временных ограничений – во что бы то ни стало, до 12 часов ночи по времени исходного пункта, виртуальный путешественник должен был вернуться обратно. А это, знаете ли, порой связано с определенными трудностями. Да и времени на восстановление потом требовалось много. Именно поэтому в семь утра Настя застала ее дома. Обычно в это время Норма уже находилась на работе, куда девочка точно не смогла бы дозвониться. Итак, приехав на работу с опозданием, Норма обнаружила, что у нее все валится из рук, все расстроилось, разладилось, концы с концами не сходятся. Как назло, весь день болела голова.
Вдобавок сейчас она проводила бессонную ночь, выкуривая сигарету за сигаретой. Чашечки, из которых она пила кофе, громоздились в раковине. В быту Норма имела одну маленькую странность – никогда не пила второй раз из одной и той же чашки. По вечерам, оставшись дома одна, она начинала делать себе кофе. Почему-то она предпочитала его на ночь. Утром в раковине обнаруживалось две-три чашечки. Сейчас создалось впечатление, что у нее в гостях побывало по меньшей мере десять человек.
Она знала, что Настя без сна вертится в своей кроватке с внезапно подскочившей температурой, а вокруг нее толпятся встревоженные врачи. Каким-то образом удар по далекому объекту пришелся на нее. Первый раз в жизни Норма почувствовала себя совершенно беспомощной. Ощущение было не из приятных. Тщетно пытаясь вычислить или выпросить – уже все равно, какая разница! – способы спасения Насти, Норма узнала про себя интересные вещи, например: оказывается, она ненавидит, когда страдают дети… Решение все не приходило, между тем ситуация почти вышла из-под контроля. Ближе к утру Норма начала просто сходить с ума от беспокойства. Еще немного, и ее бы разорвало на куски от жалости к измученному ребенку. Мужественное «Нет» Насти, произнесенное из желания отвести наказание от Нормы, столкнулось с неразумным «Да» Нормы, произнесенным ранее. «Я выиграла»… Конечно, девочка, ты выиграла…
Половина пятого утра, дождь. Начинался новый мерзкий день. Норма села в машину и назвала адрес родителей Насти. Пробежав по узкому темному коридору мимо обомлевших зрителей, в мокром плаще она опустилась на колени возле детской кроватки. Все, кто находился в комнате, молча, как по команде, покинули ее.
– Настя, – убежденно сказала Норма. – Ты не должна так болеть.
Девочка повернула голову и слабо улыбнулась.
– Мне уже лучше.
Она была очень бледна, ее без конца тошнило. В потрескавшихся от сильного жара уголках губ запеклась кровь. Настя закрыла глаза, давая понять, что разговор окончен.
Норма, предвидевшая такое развитие событий, решительно закусила нижнюю губу и вонзила стальной взгляд в переносицу девочки. Началась беспощадная битва, безмолвная и бесстрастная, во время которой каждый отстаивал свое право поступать так, как ему хочется. Длилась она недолго.
– А ты плохо выглядишь, – заметила девочка, еще раз с любовью взглянув на Норму.
– Не хуже, чем ты, – сдержанно ответила Норма.
Настя еле слышно рассмеялась. Да, упрямством она пошла в деда, но все-таки была еще ребенком. Она поверила, что все позади. Эх, Анастасия, если бы действительно можно было так легко решать все задачи!
Тем же пасмурным московским утром секретарша принесла запечатанный пакет. Он был доставлен специальным курьером из Туймады, и никто не имел права его открывать, кроме Нормы Норвилене. Можно было догадаться, что это отчет Даниила Вербицкого о проделанной работе. Она быстро проверила все печати, специальные обозначения, шифры и коды, затем аккуратно взломала пакет и вытащила липовые документы, изъятые у «объекта». Она отложила их в сторону, развернула прилагающийся к ним лист серой бумаги и начала читать.
«Норма Норвилене, я люблю тебя. Я люблю тебя не за то, что ты однажды явилась предо мной в короткой юбке, и совсем не за то, что с тобой самый лучший секс на свете. И даже не за то, что я доверяю тебе, как никому. Моя бессмертная душа начала любить в тот момент, когда увидела тебя, Норма Норвилене.
Твой противный одноклассник Даниил Вербицкий.»
Прочитав «отчет», Норма некоторое время сидела неподвижно. Больше всего ее поразила приписка «твой противный одноклассник» к имени и фамилии автора. После той встречи в баре она изо всех сил продолжала стараться узнать, что вкладывают люди в не совсем понятный для нее глагол «любить», и иногда ей казалось, что она начинает что-то чувствовать. В этом смысле записка ее не удивила. Но излишние сантименты были ей абсолютно чужды – так же, как ношение ненужных побрякушек. К одноклассникам своим она относилась равнодушно, никакой ностальгии по тем временам, само собой, не испытывала, и никого из них не считала ни милым, ни противным. Еще раз, теперь уже медленно, пробежав глазами записку, Норма тщательно сложила ее, после чего, скрутив в трубочку, отправила в специальный контейнер и нажала на небольшой рычажок. Убедившись, что записка уничтожена без следа, она обернулась и посмотрелась в зеркало. Сейчас она выглядела намного старше своих лет, да и ощущала себя так же. Отвернувшись от изображения, она некоторое время посидела в задумчивости, сложив красивые руки характерным для нее жестом, наконец, встряхнула головой, подняла трубку и произнесла в нее: «Закажите один билет на ближайший рейс до Туймады. Да, на мое имя». Ей захотелось наяву увидеть этот чудный город, который с недавних пор она называла про себя не иначе, как Город Любви. Ей очень нужны были именно тот отель, тот бар, и конечно, тот самый человек, который однажды сказал: «Я не смогу тебе заплатить». Вернее, воспоминание об этом человеке. Она знала, что вернуть его уже не в ее власти. И мысль об этом заставила увлажниться глаза – да, всего второй раз за всю ее не такую уж короткую жизнь. В такие моменты эти прозрачные глаза начинали как бы отражать цвет несуществующего чистого весеннего неба – самой отчаянной, самой бескомпромиссной синевы. В то же время на самом их дне поселялась глубокая серая печаль. Печаль человека, который слишком четко воспринимал окружающий мир, очень многое видел наперед и никогда никому ничего не говорил о существовании этой печали. Надо признать, глаза Нормы становились просто прекрасными, когда она плакала…
Никто бы не поверил, в том числе и она сама, но Норма действительно не знала (и никогда не узнала), что через полтора часа по дороге в аэропорт Домодедово ее длинная черная «Чайка» на полном ходу врежется в замешкавшийся самосвал. То, что они оба попали в переделку, из которой, пожалуй, уже не выбраться, с удивлением успел понять только шофер, молчаливый молодой человек в чине лейтенанта, который ни разу в жизни не задал ни одного вопроса своему шефу. И он оказался прав, хотя за доли секунды до происшествия попытался подставить под смертельный удар только себя…
С ее гибелью работа безномерного отдела начала давать серьезные сбои, так как без конца меняющиеся новые начальники часто проваливали задания. Таким образом, активность «докторов» постепенно сходила на нет, пока не была прекращена совсем к середине 80-х годов.
