Между прочим, «Кобра» была действительно хороша. Умеренно дребезжала подвеской, неплохо рвала с места (восемь секунд до сотни), долго ржавела и просто очаровывала окружающих хищными обводами спортивного корпуса. И рычанием. А еще Кобра была тонированной в дюбель. Что Малярийкин находил крайне немаловажным для соблюдения пресловутой «инкогниты». Борода у него уже отросла конкретно, но передвигаться по городу с открытыми окнами или пешком Малярийкин «очковал».
При этом, как вскоре с удивлением открыл для себя Малярийкин, у «Кобры», в отличие от его старой «муравейки», было еще одно свойство и направление использования, о котором раньше он даже не помышлял…
В один прекрасный майский вечер, сев в личный автомобиль, Маляр отчего-то со страшной силой захотел встретиться с Эленой. Чувство это было довольно ординарное, учитывая постоянную тягу Маляра к сей притягательной самочке и по совместительству его личному меценату. Но именно в этот вечер именно это чувство сопровождалось побуждениями, совсем не свойственными Малярийкину-из-прошлого. Он решил Лену покатать.
После звонка на ее мобильный не прошло даже получаса. Но Лена была уже в изумрудном платье, плотно прилегающем, с гипнотизирующим декольте, и покрытом серыми блестками, переливающимися в лунном свете. Шею украшала нитка крупных изумрудов – минимум по 0,3–0,5 карата каждый (в эпоху автомастерни Маляр плотно общался со скокарями[7], а потому сек в камнях и драгмете). Короче, Ленка вся переливалась зелеными искорками, и на этом потрясающе-волшебном фоне Малярийкин вдруг необычайно остро осознал собственную убогость, никчемность и негодность к подобного рода мероприятиям. В то же время ощущение прошедших боев, а главное – совершенных побед продолжало осуществлять с его «эго» необычные метаморфозы.
– Привет! – отважно провозгласил он, вытаскивая бороду из машины. – Слушай, сказать, что ты очаровательна, значит не сказать ничего. Но ты очаровательна, черт возьми!
– И давно мы на «ты»?
– Я не могу общаться с такой красивой девушкой на «вы», уж прости, – совершенно откровенно признался Малрийкин. – Сразу чувствую себя то ли педиком, то ли старпером. Позволишь на «ты»?
– Позволю, почему нет.
– Пасиба. Нет, ты правда… ты просто умопомрачительно красива.
В сверкающих глазках Элен заиграла едва заметная улыбка. Баба, даже если ворочает миллионами, все равно баба и есть.
– Специально для тебя так оделась, – наклоном головы она показала на платье. – Веришь, нет?
– Верю.
– Рада, что тебе нравится.
– Я как рад – не то слово!
– Угум. Слушай, я тоже на машине, но не хочу ее брать. Надеюсь, ты не откажешься после прогулки отвезти меня обратно.
– Верну, не волнуйся.
Малярийкин дернул ручник, открыл дверцу. Элен села рядом.
На какое-то мгновение взгляд Маляра задержался на стройных ногах. Лена аккуратно поправила платьице, на секунду показав глубокий боковой вырез. Ноги были в чулках с кружевными резинками. Не в колготках. Усмиряя костедробительный стук сердца, Маляр выжал сцепление, и «Кобра» мягко тронулась с места.
– Куда поедем? – спросила она.
– Не знаю. Можно просто прокатиться по городу. Вот только я плохо знаю Скайбокс.
– Поехали. Куда знаешь.
– Ну… есть несколько отличных автомастерских, есть пара магазинов с запчастями, есть артиллерийский склад, давно там не был… Вот только все это работает днем. А сейчас закрыто. Шучу. Может быть, куда-то в кафе?
– Уже ночь, Маляр. Все кафе закрыты.
– Тогда, может быть, в клуб? В ресторан? Ужин?
Глядя на него, Элена улыбнулась.
– В клуб? В ресторан? Выходит, ты не знаешь, куда именно пригласил меня на первое свидание, ковбой?
– Прости. Ну да, на свидание. Я просто… не местный. – Маляр смутился. – Конечно, мне следовало заранее над этим подумать. Но я…
– Да ладно, не парься. Пожалуй, я знаю тут одно местечко. Поехали! Смотри, сейчас поверни направо и дуй по главной до конца проспекта. А там покажу.
– О’кей!
Четверть километра проехали молча. Проспект оказался забит множеством автомобилей. Малярийкин был удивлен. Раньше, в прошлой жизни, в которой остались Ника и Калмышев, он очень редко выезжал из «наш-ангара» по темноте. Если это случалось, то случалось в исключительных случаях, когда отложить дело до рассвета не было никакой возможности. Однажды, например, когда Калмыш заболел… Впрочем, даже ту поездку с нынешней сравнивать нельзя. Вокруг «наш-ангара» простирался многокилометровый пустырь, руины аэропорта, потом руины ремонтно-механического завода, диспетчерского училища, лесополоса, а за ней уже – и первые таежные колхозы с дикарями. Пустота. Глушь. Ужас. Опасность.
В Скайбоксе ночь была совсем другой. Яркой. Насыщенной. Громкой. Наполненной автотранспортом. Малярийкин, конечно, не видел автомобильных пробок прошлого, и ему не с чем было сравнить. Однако лично он настолько плотного движения по трассе не встречал никогда. Машин было настолько много (встречались, кстати, и фрэнчи-длинномеры, и даже игровые танки), что Малярийкину пришлось ехать рывками со скоростью тридцать-сорок километров в час. Впрочем, ему и не хотелось ехать быстрее. Город в свете луны и немногочисленных, но все же очень ярких неоновых огней и реклам выглядел завораживающе.
Они свернули на новую улицу. Потом еще раз и еще. Здесь машин было меньше, и Маляр увеличил скорость.
– Я смотрю, в Скайбоксе ночью жизнь довольно оживленная, – сказал он удивленно.
– А почему должно быть по-другому?
– На окраинах по-другому.
– Ну, найдешь себе девушку с окраины, катайся с ней ночью по таежным колхозам и наслаждайся пустотой. А здесь – Скайбокс. Столица, черт возьми, матушки Сибири.
– Так мы куда, в клуб?
– Ну, почти. Вот здесь налево поверни. Теперь прямо. Ну вот, уже почти все.
Маляр свернул с асфальтированной трассы сначала на неровную грунтовую дорогу, которая вела, казалось, прямо в лес (вот тебе и столица Сибири!). «Кобра» подпрыгивала на ухабах и выбоинах. Но затем колеса с подскоком вынесли их на отсыпанную щебнем широкую площадку. Деревья закрывали луну, кромешную темень освещали лишь фары ближнего света. Маляр чуть дал газу, деревья отплыли в сторону, и луна осветила наконец широкую полосу за щебеночной площадкой. Впереди показалось приземистое кирпичное здание с декоративными башенками. В окнах было темно.
– И где это мы?
– Еще одно мое «тайное жилище». Видишь, вон видеокамеры? Что-то вроде дачи. В лесу, как ты можешь заметить, но от центра недалеко. Идем?
– Ты же говорила, мы в клуб.
– А у меня здесь клуб. Только для двоих.
– Вы уверены в этом, Элена?
– Мы снова на «вы»?
– Ох, прости… Ты уверена в том, что… Ты не будешь раскаиваться в том, что… Может, мы все же проедем вместе по городу? Я боюсь, утром ты будешь винить себя в том, что…
Не дав закончить, она прижала палец к его губам. Затем приблизила к рябой роже Маляра свое божественное лицо. Кожа была белой и гладкой, как алебастр. Идеальной. Глаза сверкали. Как огромные изумруды.
– Я никогда не буду винить себя, – произнесла она отчетливо и чуть хрипло. – Ни в чем. Никогда. Ведь я всегда невиновна, Маляр. Всегда… Невиновна… Запомни это!
И она впилась в Малярийкина языком.
Невиновность
Вечером следующего дня Малярийкин мчался по городу в состоянии крайнего возбуждения. Не сексуального. А иного, гораздо более страшного и глубокого, если, конечно, в природе, в принципе, есть более страшные вещи, нежели секс. Как всегда перед настоящим боем, Малярийкин был одет в защитный танковый костюм из меташелка – подарок Байбулатова. Поверх костюма набросил адидасную мастерку и надел широкие спортивные штаны. Выглядел Маляр во всем этом безобразии как перекачанный сумасшедший карлик. С густой бородой и темными солнцезащитными очками, широкими, надетыми под накинутый на голову широкий капюшон. Клоун!
Капюшон, однако, скрывал еще одну деталь туалета. Танковый гермошлем. Сегодня ни на одной из локаций танковых боев не было (воскресенье, святой арамейский праздник), но Малярийкин действительно пер на бой.
Из оружия вместо привычных «Грома» или «Смоки», поставленных на броню, у Малярийкина имелся замечательный раскладной ножик-бабочка длиной восемь сантиметров, газовый пистолетик (успешно имитировавший обводами «глок-48»), а также кусок арматуры, размером, как он прикинул, примерно в два Элениных локтя. Не густо, да. Зато для души.
Эленочка сидела тут же, на соседнем сиденье, кривя рожицу с недосыпа.
Утром на полигон, где тренировался Малярийкин, подъехал Байбулатов и привез результаты предыдущего боя. Бой был спорный. Поэтому результаты предварительно отправили в центральную судебную комиссию. В Скайбокс. Результат (в пакете) прибыл на Тотенкопф уже утром.
