— Бедная моя, маленькая девочка. Ее счастье, ее благополучие для меня превыше всего… Прежде чем приняться за вас, я все же решил посмотреть, как она к этому отнесется. Я сказал ей, что сегодня приходил дядя Стива со своим протеже, ее однокурсником, неким Эриком. И спросил, хорошо ли она вас знает? Она покачала головой и не глядя мне в глаза ответила, что почти нет, что вы не общались. Я спросил, тогда почему этот юноша не возмутился, когда я ударил его, обвинив в недостойном поведении. К сожалению, этими словами, я причинил ей боль, сильную боль. Она раскричалась, расплакалась, сказала, что я не имел права так поступать, что если я причиню вам хоть какой-нибудь вред, она ни минуты не останется в моем доме и больше никогда не захочет меня знать, что я должен быть благодарен вам за то, что вы спасли ей жизнь. Но мне трудно испытывать это чувство.
Он повернулся и посмотрел мне в глаза посуровевшим взглядом, ясно давая понять, что та неприязнь, которую он ко мне питал, никуда не делась.
— Ведь, если бы не вы, ее жизни ничего не угрожало. Я с трудом успокоил ее. И знаете, скажу откровенно, меня очень удивила такая реакция. Я вдруг понял, что совсем не знаю свою племянницу. Мы долго говорили с Миа потом. Не только о вас. Мы действительно, с самого ее детства очень близки с ней. Она всегда знала, что может обо всем мне рассказать, я всегда выслушаю и постараюсь понять. Так вот, Миа сказала, что в происшедшем виновата только она сама и вы здесь совсем ни при чем. У меня, еще раз подчеркну, иное мнение, но не в этом дело. То потрясение, когда она была на краю жизни, заставило ее по-другому взглянуть на многие вещи. Понять, что действительно важно. Она сказала, что до встречи с вами жила так, как хотели мы, ее близкие, и это было совсем не то, что на самом деле ей нужно. И теперь, она хочет все изменить, найти себя, свою дорогу. И что я должен помочь ей в этом, а не сводить с вами счеты, опускаясь до недостойной мести… Что ж, пусть так и будет. И я здесь даже не ради извинений, они вынужденные, только, чтобы успокоить мою дорогую девочку и друга. А, чтобы вы знали, кому обязаны своим благополучием. И вот что еще, настоятельно советую вам больше не звонить Миа и не искать с ней встреч. Иначе, мне все же придется принять ряд определенных мер.
После того как они ушли, я совершенно выжатый и обессиленный опустился на кровать. Напряжение, владевшее мной во время встречи, медленно отпускало. Стива сказал, заглянув в комнату перед уходом, что на сегодня дает мне выходной, который я потом отработаю.
— Дисциплина превыше всего, а ты и так уже день прогулял, — заметил он. Георг только сухо кивнул на прощание. Мне все это часом не приснилось? Я поднял глаза и увидел свое отражение на стекле в распахнутой створке оконной рамы: взъерошенные, стоящие торчком на затылке волосы, красная растерянная физиономия. Да, мне нужно было время, чтобы прийти в себя. Остаток дня я провел в библиотеке, погрузившись в чтение заданной на лето литературы по специальности, но временами отвлекался, мысленно возвращаясь к прошедшему разговору и пытаясь как-то его осмыслить. Потом долго гулял по улицам, чувствуя себя как человек чудом восставший с одра болезни, и вновь радуясь всем тем повседневным мелочам, которых обычно не замечал.
На следующий день Стива ничем не напомнил мне о происшествии, но я все равно, улучив момент, подошел к нему, чтобы поблагодарить. Он ответил коротко: все в порядке, иди работай. Дядю Миа я с тех пор больше не видел.
Глава 16 Письмо
История имела небольшое продолжение. Когда я закончил практику, то устроился подсобником на стройку, на один из объектов компании, временно, до окончания каникул. Мне нужна была подработка, да и не мешало набраться опыта, посмотреть на процесс изнутри. Ничем особенным я там не занимался: месил раствор, таскал кирпичи, учился понемногу кладке у каменщиков, крепких, до черноты загорелых мужиков, сопровождавших свои наставления смачными, хоть и не всегда литературными комментариями и доброжелательным смехом. Они постоянно смолили какие-то очень душистые, забористые сигареты, покупали вскладчину, целыми блоками у одного мелкого дельца, промышлявшего, как я потом понял, подобной контрабандой. Сигареты были в мягких белых пачках, иностранные, и называние у них было такое же экзотичное и пряное, как и запах — «Партагас». Нигде больше, кроме как на этой стройке, я таких больше не видел. Эти доброхоты пытались и меня к ним приучить. Я как-то попробовал ради интереса, но не смог сделать ни одной затяжки, от едкой горечи сразу перехватило дыхание, глаза наполнились слезами и от дальнейших попыток я наотрез отказался. «Слабак» — таков был общий вердикт курильщиков. Но хотя бы отстали. К концу смены я пропитывался насквозь этим ядреным ароматом, и только долгое отмокание под душем помогало от него избавиться. Но моя рабочая спецовка так и отдавала крепким табачным духом, который плотным облаком окутывал меня, как только я надевал ее, доставая из шкафчика в подсобке.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
В один из дней середины августа, незадолго до обеда, я как раз потрошил новый мешок с цементом для очередной порции раствора. Бригада, с которой я подвизался, выкладывала шахту лифта на третьем этаже и нужно было торопиться, чтобы подготовить смесь до того, как они закончат и уйдут на перерыв. Я уже засыпал в большой, глубокий чан все необходимые ингредиенты, залил по норме воды и включил мотор, вращающий барабан бетономешалки, когда меня окликнул мастер:
— Эй, ты, студент, спустись-ка вниз. Там к тебе пришли.
— Кто? — удивился я. Он внезапно подмигнул, засмеялся и сказал с какой-то игривой интонацией:
— Да ладно, сам небось знаешь.
— А как же… — я посмотрел на вверенный моим старания подшефный агрегат, но он махнул рукой:
— Иди уже, присмотрю тут. Только недолго.
Я быстро сбежал по лестнице, гадая, кому мог понадобиться. Яркое солнце ударило в глаза, когда вышел из полутемного помещения, и на несколько мгновений ослепило, заставив сильно прищуриться. Я заморгал, пытаясь осмотреться, как вдруг услышал окликавший меня знакомый голос:
— Эрик!
Через площадку, огибая кучи строительного мусора, ко мне шла Миа. Я не сразу узнал ее. Она подстриглась очень коротко, и новая прическа удивительно шла ей. Я почувствовал, что покраснел от неожиданности и ее лицо тоже порозовело, сразу стало детским, немного испуганным и беззащитным. Она остановилась в паре шагов от меня, посмотрела долгим неуверенным взглядом, потом сказала:
— Привет!
Я подошел к ней поближе:
— Здравствуй! Ну, как ты?
Она ответила, тихим, нетвердым голосом, все также пристально глядя мне в глаза:
— Хорошо.
Потом словно с усилием отвернулась, окинула взглядом замусоренную площадку, откашлялась, поднеся ко рту ладонь, и произнесла своим обычным голосом:
— Я пришла попрощаться. Уезжаю сегодня, родители купили круиз — десять стран, море впечатлений, новые люди и города… новая жизнь.
— У тебя все получится, Миа, — сказал я ей. — Обязательно получится.
Она кивнула, потом снова посмотрела на меня долгим, внимательным взглядом, и вдруг чихнула, едва успев закрыть ладошкой рот, спросила удивленно:
— Ты что, начал курить?
— Нет-нет, — я энергично помотал головой и немного отступил от нее. — Это наши каменщики экологию портят, дымят как паровозы какой-то ядреной гадостью. Вот и я с ними заодно пропах. Зато, представляешь, комары не донимают.
— Эрик, — сказала она серьезно. — Пожелай мне удачи!
— Конечно, Миа! Конечно, я желаю тебе удачи, — я был искренен в тот момент как никогда в жизни. — У тебя обязательно все будет хорошо, просто отлично, по-другому даже и быть не может.
— Знаешь, твой друг, музыкант, он мне сказал то же самое.
Я переспросил недоверчиво:
— Йойо? Когда?
— Да, Йойо. Почему-то постоянно забываю его имя. Я была у него, после того как меня выписали из больницы. Он еще в прошлый раз, когда мы были там… Были там с тобой, сказал мне, что я могу приехать, когда захочу, сама. Вот я и поехала. Вдруг захотелось, будто меня кто-то позвал. Он ничуть не удивился моему приезду, даже, показалось, обрадовался. Потом мы с ним пили чай в вашей комнате, и он сказал, что я еще буду счастлива, что все у меня будет замечательно.
