— Она кого-то привела к вам! — упрямо повторил немец. — Это видел…
— Карп Петрович? — Надя вновь засмеялась недобрым смехом. — Да я просто прикажу выпороть этого наглого соглядатая на конюшне. Сейчас же прикажу!
— Не прикажите, — прошипел Фалькенберг, — поскольку это мой дом, со всеми слугами и вообще всем, что в нем находится.
— Что?! Да как вы…
— Таково распоряжение вашего дражайшего родителя, дорогая Надин! Я жду с минуты на минуту отца Франциска, который обвенчает нас по желанию вашего батюшки.
— Ах, так! — глаза Наденьки сузились. — Значит, это правда? И вы думаете, что графиня Прокудина согласиться венчаться по католическому обряду с безродным проходимцем?
— А вас не спросят, милая фройлен, повторяю, это желание вашего отца. Позднее, если пожелаете, мы сможем вторично обвенчаться в православной Церкви, дабы не смущать ваших соотечественников.
— Где мой отец?
— Пока ничего сказать вам не могу.
— Зато мне есть, что сказать вам! — Надя негодовала, голос ее срывался. — Ваш дорогой отец Франциск — французский агент, не так ли? Надо было бы полной дурой быть, чтобы жить в нашем петербургском доме и не заметить странностей, то и дело там приключавшихся. А теперь послушайте меня, гер Иоганн… один человек по моему приказу следил за флигелем, где жил ваш духовник. Преданный слуга, он уже выполнял некие поручения моего отца… Теперь он согласился помогать мне. Никто не знал, что я слежу за вами! — она нервно хохотнула. — Странные визиты, ночные гости… и даже сам великолепный Жано Лесток! На хорошем месте выстроен сей крошечный домик — многое можно разглядеть из моей комнаты в щель занавесок… Вы же были уверены, что под крылышком моего отца будете в безопасности? Вы не ожидали ничего подобного с моей стороны?
— Вы правы, фройлен, мы не ожидали… — Фалькенберг опустился в кресло и слушал, по-видимому, спокойно.
— Однажды я повелела обыскать ваш флигель в отсутствии отца Франциска, — Надя расходилась все сильнее, — когда у нас на кухне усыпили его единственного слугу…
— Достойная дочка графа Прокудина… — пробормотал Иоганн. — Действительно, не подозревал, что за ангельской внешностью кроется столь коварный противник. Вы делали все это по просьбе Александра Вельяминова?
Надю будто ударили.
— А при чем здесь… Я хотела защитить от вас своего полубезумного отца!
— И что же было дальше?
— Дальше? Мне принесли бумаги, я их переписала, и мой человек вернул их на место. А накануне он перехватил на постоялом дворе письма у курьера, что отправил ваш аббат или кто он там… Я не успела ни с кем посоветоваться, я боялась… А жаль! Но теперь я знаю одно: если вы не оставите меня в покое, эти бумаги будут переданы по назначению. В моем доме можете их не искать — спрятаны они надежно.
— Я вам не верю, — лениво отозвался Фалькенберг. — Если бы кто-то шарил в доме отца Франциска, то, сколь бы аккуратно сделано это не было, он все равно бы заметил! А вашему слуге, думаю, далеко до аккуратности в таком деле.
— У моего слуги, как я вам сказала, есть некоторый опыт… хотя я, конечно, недостаточно хорошо знаю ваше ремесло. Стало быть, мне повезло, что произошло это как раз в то время, когда отец Франциск исчез на несколько дней… до того, как вы увезли меня.
— Вы лжете.
— Нет, не лгу. Шифровки, письма… с именем кардинала де Флери…
— А я и не знал, что вы разбираетесь в политике…
И прежде, чем Наденька опомнилась, Иоганн вскочил с кресла. И вот уже Надя сидела, почти не дыша, с силой вжатая в это самое кресло немцем.
— Нет ничего глупее, чем самовольно и самонадеянно затеянная женщиной мужская игра! — изрек Фалькенберг, сильнее и сильнее сжимая девушку, так что она уже едва сдерживала крик боли. — Вы мне сейчас же, сию минуту расскажете все! Где эти бумаги? Где вы их спрятали?
Он тряхнул ее, она вскрикнула.
— Я жду! Не отвечаете? Этого-то вы не учли, да? Того, что я силой вырву у вас все, о чем вы желали бы умолчать? Странно… с чего бы это вам считать меня рыцарем, ведь вы меня ненавидите! Могу порадовать — я вас тоже. Мне ничего не стоит свернуть вашу хрупкую шейку! — от напускного спокойствия немца не осталось следа. — Рано или поздно я так и сделаю! Вы думаете, я жажду жениться на вас? Да я ненавижу вас сильнее, чем вы меня, потому что из-за вас мне придется оставить мечты о женщине, которую я люблю! Но такова воля отца Франциска… Отвечайте, где бумаги, или… Будет очень больно, сударыня! А потом я, не дожидаясь венчания, сделаю вас моей женщиной, после чего вам и в голову не придет затевать против меня какие-то игры…
Сильный шум, раздавшийся за спиной Фалькенберга, заставил его вздрогнуть и резко обернуться, ослабив хватку. Если бы Наталья не зацепилась за стул, вылетая из своего укрытия, она, быть может, и успела бы сделать то, что хотела. А хотела она остановить Фалькенберга ударом по голове, для чего и держала в руке тяжелый пистолет, с которым в последнее время не расставалась. Но немец некстати обернулся… и остолбенел. Взгляд его сразу же смягчился. Он выпустил Надю, позабыв о ней в единое мгновенье. Та вскочила, выбежала за дверь с криками о помощи, и тогда лишь Иоганна ее крики вывели из оцепенения. Он метнулся следом к двери, запер ее изнутри и бросил ключ в карман. Наталья замерла у окна с пистолетом.
— Еще одна искательница приключений, — пробормотал по-немецки Иоганн. — Но это… это невозможно…
Они стояли друг против друга. К своему изумлению Наталья заметила вдруг слезы в глазах своего недруга.
— Никогда не думал, что это случится… и случится вот так… — шептал Фалькенберг.
— О чем вы? — раздраженно спросила Вельяминова.
Услышав ее голос, Иоганн неожиданно по-настоящему расплакался и опустился на колени.
— Я люблю вас! Безнадежно люблю… Мне не важно зачем… почему вы вдруг появились в этом доме. Появились как… как…
— Как призрак?
— Нет, как райское видение.
— Ну, хватит! — досадливо оборвала Наталья, наводя на него пистолет. — Откройте дверь.
Молодой человек живо поднялся с колен.
— Ни за что! Ни за что я не выпущу вас, пока вы не выслушаете меня… вы должны…
— Должна?
— Вы меня ненавидите, ваш брат меня ненавидит, вы — мой враг…
— Ненавижу вас? Нет, зачем? Вы мне безразличны.
— Ведь вы появились здесь, чтобы следить за мной? Мой Бог! Может быть, по велению Бестужева… или Тайной канцелярии… Богиня, идеал красоты… С такими поручениями…
Он засмеялся, но так странно, что Наталья этого смеха испугалась сильнее, чем испугалась бы угроз. «Да он совсем тронулся!» — подумала она, не подозревая, что очень недалека от истины.
— Отец Франциск… — бормотал меж тем Фалькенберг, не замечая пистолета в руке девушки, а глядя только на ее встревоженное, еще сильнее похорошевшее от волнения лицо. — Знаете… а порой ведь я его ненавижу! Из-за вас… Ненавижу его, когда сгораю от любви к вам! Вот что вы сделали со мной! Ненавидеть отца Франциска… Да вы — исчадье ада! — он вдруг нахмурился.
— Где граф Прокудин? — попыталась сбить его Наталья.
— Где? Не знаю… На него был донос… за переход в истинную веру.
— В католичество?!
— Да. Ваша Императрица… я ее ненавижу тоже. О, сколько ненависти может таить в себе одно лишь несчастное человеческое сердце! Вы не замечали? Ваша Императрица… она не терпит тех, кого называет изменниками Православия. Бедный граф, быть может, арестован. Узнав о доносе, он попытался скрыться, а дочь отправил подальше от столицы… со мной в качестве нареченного жениха… почти мужа.
Вновь рассмеялся.
— Муж Прокудиной! Да я удушу ее после венчания. Я хочу только вас!
И немец рванулся к Наталье прямо на дуло пистолета. Уроненный ею ранее стул преградил ему путь. Это был миг полного сумасшествия. Наталья вместо того, чтобы стрелять, вскочила на подоконник… Спуститься по веревке на землю было для нее делом нескольких секунд. Но и для Иоганна, последовавшего за ней тем же путем — тоже. Вельяминова добежала до ожидавшего ее Сеньки, вскочила на одну из заранее приготовленных лошадей и крикнула своему Илье Муромцу:
— Оставайся здесь и следи… Если Надежда Кирилловна к тебе выйдет, увезешь ее подальше и спрячешь!
И поскакала вперед, вперед, куда глаза глядят… И тут Иоганн вспомнил, что и у него при себе есть оружие…
Глава седьмая
Савельев лесок
…Она летела, чувствуя как обыкновенный страх, тяжкий и муторный, взявший наконец свое, бьется в бешено колотящемся сердце, и даже хочется закричать, по-детски зажмурив глаза. У Фалькенберга конь был великолепный, быстро сокращавший расстояние. Только об этом девушка и думала, когда влетела, врезалась в лес, не предполагая, что это и есть «Савельев лесок» из Надиной сказки.
