Число участвующих в моем предприятии работников должно было увеличиваться в геометрической прогрессии на следующих этапах, однако первый член прогрессии - всегда единица. Самый простой образец нового оружия мне представлялось возможным изготовить в одиночку, на собственные средства и со сравнительно небольшими издержками. Общая конструкция напоминала мой пистолет семилетней давности, но с новым способом воспламенения заряда.
Замысел был всем хорош, только с одним изъяном: неизвестно, какому государю предложить свою службу и военные инвенции. Франция, по понятным причинам, не годилась. Даже получив прощение - я бы ей не простил. Союзники французского короля никаких чувств, кроме презрения, не вызывали. Его враги... Нет, переходить под чужие знамена во время войны и сражаться против вчерашних товарищей казалось бесчестным, какие бы обиды ни омрачали мою душу. Страны, сохраняющие нейтралитет, тоже не подходили - они меньше воюющих нуждались в оружии и не оценили бы его должным образом. Оставались государства, не оспаривающие испанское наследство и ведущие свою отдельную войну на востоке Европы, только ни одно из трех не нравилось мне.
Московия, страна русских... Конечно, я помнил о своих корнях - но когда тетушка Джулиана кричала: 'русский ублюдок', это были два ругательства, а не одно. Русское происхождение следовало скрывать, как незаконнорожденность или бесчестный поступок. Я привык видеть в нем недостаток, и немногочисленные известия, долетающие из Москвы, кажется, только подтверждали господствующее мнение о русских. Парижские газеты иногда печатали рассказы очевидцев о междоусобицах, бунтах, пытках и казнях, о неуравновешенном царе, то развлекающемся плотницкой работой, то собственноручно рубящем головы (одним и тем же топором?), и самое главное - о печальном отсутствии в этой стране простейших основ права, чести и благородства. Если даже не верить газетам, в офицерской среде передавались призывы людей, безусловно заслуживающих доверия, не вступать в русскую службу, затем что в Московии телесные наказания применяются вплоть до генеральских чинов, и некоторые опрометчивые европейские кондотьеры не далее как год назад испытали это на собственных задницах. Я готов был служить, но не на положении раба - там же всех, природных подданных или наемных иноземцев, трактовали как рабов государя.
Польша казалась полной противоположностью Москве, там каждый шляхтич по закону имел право сопротивляться королю и бунтовать против него, устраивая конфедерации. Польским королям служили многие французы, включая известного Боплана, книгу которого я с интересом прочитал в студенчестве и, кстати, тогда еще подумал, что мой отец с большей вероятностью мог быть выходцем из польской Руси, нежели московской, ибо украинские жители больше сталкиваются с турками и татарами и чаще попадают в плен. Голландцы вели большую торговлю с Польшей через Данциг и были во всех подробностях осведомлены о положении в этой стране. Нынешний король, теснимый шведами, нуждался в хорошем оружии и мог бы предложить выгодные кондиции, сумей я его заинтересовать. Вот только сия возможность казалась более чем сомнительной ввиду явного малодушия Августа на войне и предпочтения, оказываемого балам и маскарадам перед сражениями. Скорее всего, мне даже не удалось бы добиться высочайшей аудиенции. Беседовать с лейтенантом - не королевское дело.
Карл Двенадцатый... Вот это был настоящий воин! Сей монарх не давал повода сомневаться, что он любит оружие, способен по достоинству оценить мои замыслы и может извлечь из них гораздо большую пользу для себя, нежели любой другой государь. Но почему-то не хотелось помогать ему сделаться еще сильнее. Сам не понимая, откуда идет эта смутная антипатия, я только много времени спустя понял ее источник. Мое итальянское детство прошло под знаком долгой коалиционной войны с турками, в коей император, Польша и Россия были союзниками Венеции. Эти отношения отпечатались в уме ребенка как некий образец правильного поведения христиан: не ссориться между собой, а соединенными силами сражаться против слуг Магомета. Швеция, по географическому положению, граничила только с христианскими государствами и ни с кем иным сражаться не могла. Это обстоятельство, как и славянская порода, склоняло меня скорее на сторону Польши или России. Да еще титул у шведа - хоть святых выноси. Я уже не воображал себя, как в детстве, последним римлянином, по недоразумению попавшим в чужую эпоху, но служить королю готов и вандалов... Благодарю покорно! Интересно, титул короля убийц и мародеров все еще вакантный?
Отложив пока решение вопроса о будущем суверене, я арендовал пустующую кузницу, купил маленький токарный станок с ножным приводом, еще кое-какие недостающие инструменты и принялся за дело. Тирольская винтовка, приехавшая со мной из Баварии в Амстердам, была приговорена погибнуть, чтобы стать матерью-прародительницей новоманерных ружей. Отрезав тыльную часть ствола, я расточил его канал и сделал зацепляющие выступы для соединения со сменными зарядными камерами. Как и планировалось, больше всего времени уходило на испытания разных видов затравочных капсул, начиненных 'новым порохом' различного состава, для надежного воспламенения от удара. Серный дым не успевал покидать помещение, и через несколько часов такой работы старая кузница превращалась в предпоследний круг ада (последним был, по моим впечатлениям, железный завод в Лотарингии, не раз посещавшийся во время шалонской службы). К концу зимы, месяца через три, я посчитал результат приемлемым (хотя осечек было все еще больше, чем у кремневого замка), и перешел к пробной стрельбе. Чтобы сохранить дело в тайне, стрелял прямо в кузнице при закрытых дверях. Слава Богу, хватило ума и осторожности закрепить ружье в деревянных колодках и привязать бечевку к курку: с уменьшенными зарядами все было хорошо, с полным - вырванная зарядная камера почти пробила толстую дубовую доску. Избранный мной способ соединения частей возможно, годился для пистолета, но не для длинноствольного оружия, у которого сила огня иная. Разъем составного ствола, по запоздалому расчету, оказался втрое слабее, чем сплошная его часть. Для равной прочности требовалось насадить на ствол толстостенную втулку и к ней уже крепить зарядную камеру, тоже утолщенную.
До этого я старался все делать сам, лишь по крайней необходимости нанимая помощников, ничего в оружейном деле не смыслящих. Для нового варианта мои возможности оказались недостаточны. Пришлось искать, где бы заказать нужные детали, но без успеха: все серьезные мастерские были полностью заняты работой на армию, и цех не позволял им брать заказы со стороны. Обычно покрывавшие спрос на оружие Фландрия и рейнские города разорены или заняты французами. Не знаю, как бы удалось выйти из положения, если бы вдруг не открылось, что в Голландии за мной давно уже наблюдали и теперь посчитали нужным вмешаться.
После продажи бриллиантов у меня впервые в жизни оказалось в руках такое количество денег, которое заставило задуматься об их сохранении. Часть оставил на неотложные расходы, другую положил под проценты в Амстердамский обменный банк, третью отнес в контору Ост-Индской компании, чтобы в любом случае не потерять все сразу. Придя однажды в банк, чтобы пополнить наличные средства, я с удивлением и некоторым беспокойством услышал предложение служителя помочь в моих затруднениях с заказом оружейных частей.
Многие амстердамские жители промышляют разными видами коммерческого посредничества, но за словами банковского служителя скрывалось иное, в чем мне довелось убедиться в тот же вечер, явившись по указанному им адресу. Совершенно седой, но по-юношески подвижный и очень любезный человек заявил, что мне незачем выдавать себя за итальянца среди друзей, где нет папистских агентов. В Амстердаме я говорил с образованными людьми на латыни, с простыми - на ломаном немецком, но эмигранты-гугеноты сумели распознать во мне француза и, более того, решили, что перед ними тайный эмиссар повстанцев из Севеннских гор в южной Франции, где уже второй год пылал огонь восстания. Пока предполагаемый посланник камизаров невразумительно мычал и раздумывал, как выбраться из щекотливой ситуации, собеседник предложил воспользоваться обширными связями единоверцев в Англии, где заказать оружие не составит проблемы. После этого мне расхотелось его переубеждать, тем более что никакого обмана с моей стороны не было: люди сами ввели себя в заблуждение. Не разочаровывая своего благодетеля мнением, что с философской точки зрения паписты и гугеноты одинаково пресмыкаются во мраке невежества, я взял у него рекомендательные письма к английским друзьям, искренне поблагодарил и выразил надежду, что господь не оставит его своею милостью за столь богоугодное дело. Мы провели очень содержательную беседу за ужином, обсуждая полководческие способности Виллара, только что переведенного (после окончательной ссоры с Максимилианом) из Баварии в Севенны на подавление гугенотского мятежа.
