не хватало прошлой жизни, когда он ходил к больным, и теперь безмерно скучал по тому времени, когда только-только умер отец, а в доме появился отчим. Для Марка было очевидно – все изменилось, когда вздулся тот живот. Временами он смотрел на сестру с отвращением и желал, чтобы она вовсе никогда не рождалась. Эти скверные мысли, однако, его покинули, как только Регина чуть подросла. Ее с детства приучили сидеть в одиночку дома, и Марк смог продолжить свое обучение, и уже в семнадцать лет стал посещать больных сам.
Жизнь снова потихоньку налаживалась, но и этот счастливый отрезок судьбоносного пути продолжался не слишком долго. Случилось то, что отчим подцепил у своей пациентки грипп и скончался от лихорадки. Мертвым грузом на шее у Марка повисла сестра, а прибыли от врачевания едва ли теперь хватало на налог.
Марк был молод, но уже тогда имел предприимчивый разум, который томился необходимостью что-то сделать, и скоро все как-то само собой закрутилось, только вот в след ему стали кричать: негодяй, мошенник, подлец, а он усмехался кривой, полной презрения ухмылкой, и шел дальше по своим делам, отправляясь туда, где о нем еще ничего не знали.
Марк умел строить из себя саму доброту и честность, а взгляд по щелчку наполнять сочувствием:
– Я понимаю вашу боль, – говорил он, смягчив голос, – мой отец тоже был укушен, и знаете (делал драматическую паузу) – он умер.
Отражая на лице боль, Марк тяжело вздыхал, и продолжал говорить почти дрожащим голосом:
– Самое худшее, что потом то же самое случилось и с моей матерью, и это почти подкосило меня, но на этот раз я решил не сдаваться.
Тут он чуть отдалялся от своего печального образа и позволял загораться в глазах силе, которая и заставляла людей думать, что Марк знает, что делать, и он – это именно тот человек, который пришел их спасти.
Он невзначай говорил:
– Я ведь уже упоминал, что я врач?
Это предложение обычно заставляло разумы людей наполняться хрупкой едва уловимой надеждой.
– Так вот, – он плавно переходил к главному, – я все-таки смог найти способ вылечить маму. Вы можете мне не верить, но лекарство существует.
Дальше следовала двоякая реакция: кто-то начинал мысленно благодарить небеса, за то, что перед ними сейчас стоит Марк, а у кого-то на лице отражалось едва заметное сомнение, – но следующие слова Марка убивали всякую неопределенность. Разве видели вы когда-нибудь такие честные глаза?
– Это не шутка, и не попытка вас обмануть, пожалуйста, поверьте мне. Не знаю, дошли ли слухи о моем лекарстве до этих мест (он надеялся, что нет, ведь если слухи дошли, то имели довольно скверное содержание), но на востоке, откуда я иду – там люди, знаете ли, уже прославляют мое имя.
Тут он делал намеренную паузу, но не для того, что пощекотать нервы жертвам своего обмана, а для того, чтобы пощекотать их себе. Каждый раз, перед тем как назвать свое имя, у него по коже бежали волнующие мурашки, от которых зависело все.
– Меня зовут Марк Кассель, – сообщал он, и если выражение лица не сменялось на злобный оскал, то Марк смело продолжал: – И, кстати, лекарство… оно обойдется вам совсем не дорого.
Это было не правдой. Это был только один из придуманных Марком Касселем бесчестных способов, которыми он утрамбовывал землю под ногами, делая ее твердой и не сотрясаемой. И люди отдавали ему последнее, чтобы спасти свою жизнь.
Всего за несколько месяцев он в этих делах успел достичь определенных успехов – молва о нем тянулась порочной вереницей от города к городу, от деревни к деревне. Вся жизнь его менялась на глазах: в друзьях и знакомых у него стали водиться личности, столь же сомнительные как и он сам. Но разве это могло его встревожить, когда от таких знакомств черпалась только польза и выгодная сила? Обладая природным даром убеждения, Марк легко умел проникать в доверие даже к самым недоверчивым. Именно эти врожденные таланты при его широких связях сыграли Марку на руку тогда, когда он узнал о болезни Реджи.
Тревожные звоночки продолжали звенеть в его ушах. Марк чувствовал, что устал, но ему уже все было по плечу. Человек, которому нечего терять – поистине неуязвим. Если в детстве Марк сестру свою ненавидел, но теперь относился к ней с легким безразличием. Признавать то, что пустота эта выработалась намеренно им самим, он, конечно, не собирался. А ведь он и правда так считал: мол, Реджи для меня ничего не значит, и тебе, смерть, незачем девочку отбирать, ведь это не причинит мне боли. Однако, кто-то точно читает не только мысли, но и сердца – в них спрятана истина, ударив в которую непременно попадешь нужную в цель.
Болезнь оказалась затяжной и требовала постоянного присутствия Марка дома. Работать в разъездах он больше не мог, но, работа нашлась сама собой, и не приходилось думать в тяжелые времена хотя бы о деньгах.
– Здравствуй, Марк. Я тут пришел по делу. Говорят, у тебя есть знакомый, который может достать…
– Да что угодно, – отвечал он, – главное, чтобы у тебя было, чем мне заплатить.
Марк и сам удивился поначалу, но оказывается у него и правда был знакомый на каждый случай жизни. Все знали: есть неразрешимое дело – иди к Марку Касселю.
Так он и жил, чередуя те моменты, когда прогрессировала болезнь, с теми, когда Реджи снова была в порядке, а он мог отправиться куда-нибудь в путь, и отдохнуть от дома, который его тяготил. Болезнь же сестры длилась уже несколько лет, и затянулась, не отступив, прямо до теперешнего времени.
Марку было двадцать три года.
Реджи умирает на его глазах, на его руках, и никакие лекарства не дают нужного результата. Марк уже начинал думать, что угодил в свою же ловушку или попал под действие кармы: истязал себя в поисках лекарства, которого не существует. Он уже думал, что никогда ему не попадется в руки что-то способное излечить сестру. От этих мыслей на его лице вспыхивала ставшей привычной кривая ухмылка. Что она выражала? Горькую досаду или дерзкую жажду поиграть с судьбой – только ему самому было известно.
Но Марк не то, чтобы был везуч, просто природа наделила его способностью притягивать различные вещи, а плохие или хорошие – не важно, но удача имела место быть в этом списке. Вот и в тот вечер ничего не ожидая и ни на что не надеясь, он вдруг услышал стук в дверь, и устало
