будет такой возможности: они пристрелят тебя первыми, чтобы прикрыть свою задницу.
Карл многозначительно уставился на Дика. Дик тоже метнул в его сторону разъяренный взгляд. Теперь они оба смотрели друг на друга со злостью, крепко стиснув зубы.
– Ладно вам всем, остыньте, – привстал Роберт Халецкий. Его голос звучал бесстрастно. – Дик, не стоит сейчас бросаться такими словами. Оставим их на потом, ладно?
– Ладно, ладно, извините меня, если я что-то не так сказал, – покачал головой он и ссутулился, вжимаясь в стул. Его маленькие глаза нервно забегали по столу.
– А что, если пока что попробовать потянуть время? – спросил Оливер Фостер, его брат. – В конце концов, у нас есть средства, чтобы заплатить налог. Скажем об этом солдатам и посмотрим, как пойдет дальше. Ведь они рассчитывали на то, что в этом месяце мы не сможем заплатить. Посмотрим, что они будут делать.
– Придут к нам в следующем месяце, когда у нас не останется запасов, – обрубил Рори Аллен.
Это были его первые слова за весь вечер. Все обернулись на него, как будто бы в комнате появился призрак – Рори сидел на самом дальнем месте за столом, в тени.
– Если прилетел сам премьер-министр и сказал о диктавите, значит, он хочет диктавит, и не меньше. Откажемся сейчас – может быть, проживем месяц, откажемся дальше – и будут последствия. Я уже видел подобное в Аппере. Перед бомбардировкой, им сделали такое же предложение.
– Получается, выхода всего два? – задался вопросом Дик. – Соглашаться или отступать? Понятно. Значит, у нас второе…
– Отступать? – мгновенно подхватила Ева. – Оставить Город Гор?… – Она почувствовала, как от нахлеста эмоций задыхается, и ее голос прервался. – Они не могут…
Она все еще не могла поверить, что все это происходит с ними. Страшная реальность, о которой ей недавно рассказывал Рори, вдруг становилась и ее реальностью.
– Могут, – подтвердил Рори. – Они делали это раньше и сделают сейчас.
– Я слишком стар, что бы бегать, – завел свою песню Карл.
– Согласен с Евой. Город Гор – наш дом, – вклинился в суматоху Дунай Рэнкин, – мы не можем позволить кому-то разрушить его или забрать у нас.
– Он прав, – поддакнул Карл. – Фараон, вместо тебя на это кресло нужно посадить брата.
– Следи за тем, что ты говоришь! – прикрикнул Дик.
Оливер одернул его, но собрание все равно пошло по кривой линии: разразилась буря споров и недовольных криков. Зал наполнился гулом. Стали говорить все разом и все равно на какую тему: кто-то осуждал Дика, кто-то начинал вспыльчиво отстаивать город, как Дунай. Некоторые переходили на личности. Подключились все, даже те, кто до этого просто отмалчивался. Сидящие за длинным столом почти готовы были перейти к драке.
– Все, пора сделать перерыв, – громко оповестил Фараон, но на его слова мало кто обратил внимание.
Он не стал тушить толпу. Тем более эти люди все равно его не слушались. И не обязаны были. Они служили Игорю Горскому, как и он сам. Фараон был одним из скопища этого бушующего народа, его частью, хоть и сидел теперь на месте Игоря. Он молча встал и пошел к выходу, вставив в зубы сигарету. Чиркнув спичкой, он подкурил, и дым потянулся вслед за ним вереницей.
Сразу за ним вышла и Ева, уставшая от происходящего не меньше. Оказавшись на улице, она стала глубоко дышать холодным воздухом и направилась в сторону дома. Ей хотелось найти Артура Дюваля и поскорее рассказать ему все, потому что была очень напугана.
– Ева! – окликнул ее Фараон, когда увидел идущей по каменистой дорожке.
Она обернулась. Фараон жестом просил подождать. Когда он нагнал ее, они зашагали вместе.
– У меня есть к тебе разговор, – сказал он.
Ева не смотрела на него, а устремила взгляд вперед, во мрак. Стояла глубокая ночь.
– Не выдержала слушать все это? – спросил он.
– Да.
Ей не хотелось сейчас с ним говорить. На собрании он повел себя очень странно, неправильно. Не так, как должен вести себя…Игорь. Игорь всегда сначала слушал, слушал всех и только потом говорил свое мнение. А Фараон высказался сразу, причем высказал плохую идею. Хоть его и не считали за главного, но к нему все равно невольно прислушались. Как это сделал, например, Дик. Теперь этот Фостер будет навязывать глупую идею Фараона остальным, прыская изо рта пеной.
– Ты же не думаешь, что я действительно буду настаивать на титуле? – спросил Фараон.
– Знаешь, Игорь никогда бы так не поступил. Он бы и не подумал о таком. Он скорее сдался бы в плен, чем позволил себе заикнуться об этом.
– Ева, ты многого не понимаешь.
– Правда? По-твоему, он повел бы себя так же, как и ты?
– Он бы думал о том же самом. Потому что он всегда думал в первую очередь о людях, о том, как их защитить. Он сделал бы все, чтобы вы были в безопасности, и возможно, даже дал бы согласие.
– Нет, это не так, – фыркнула Ева. – Игорь еще умел думать и о другом. Кем мы будем, Фараон, если вступим в понтарексийскую армию, если будем делать те ужасные вещи, которых от нас требуют?
– Ужасными людьми, если вообще будем иметь право называться людьми. Думаешь, я этого не понимаю?
– Я не знаю, – выдохнула она. – Я уже ничего не знаю. Но во имя памяти об Игоре, прошу тебя, умоляю, не соглашайся.
– Сейчас я не собираюсь этого делать. Я склоняюсь к предложению Оливера Фостера. Нужно пытаться выиграть время. Будем говорить с солдатами, будем стараться стоять на своем и прикрываться деньгами, которые у нас остались.
– Но Рори предупредил, что могут быть проблемы, – напомнила она. – И я верю ему, потому что Рори, он рассказывал мне такое… Он был в том, другом мире, который существует за нашими воротами. Он видел его.
– Да, у нас могут быть неприятности. Но они у нас уже и так есть. Поэтому стоит попытаться разрешить все раз и навсегда, а если не получится – беды нам и так не миновать.
– Когда солдаты приедут снова?
– Премьер-министр дал нам неделю, чтобы подумать.
– Хорошо. Значит, еще неделю можно жить и дышать.
Фараон замедлил шаг, а затем вовсе остановился.
– Ева, я хочу показать тебе кое-что.
Она тоже притормозила и взволнованно посмотрела на него.
Он вытащил какой-то листок бумаги из внутреннего кармана куртки.
– Послушай, перед смертью Игорь оставил письмо не только для Рори.
Значит, Фараон соврал…
Фараон протянул ей переложенный несколько раз лист. Ева дрожащими пальцами коснулась его. Ей казалось, что сердце сейчас выпрыгнет из груди. Она достала фонарик и посветила
