– Значит, так, – прервал он витийствование Копасинова. – Я предлагаю вам добровольно отдать нам свою записную книжку. В противном случае я раздену вас догола и проверю каждую вещь с занесением этого в протокол.
Копасинов молчал, мысленно оценивая, насколько серьезны намерения Новоселова. Сергей Анатольевич тоже ждал, не сводя цепкого, тяжелого взгляда с лица защитника. Шла невидимая, беззвучная борьба. Даже Захаров притих, яростно раскуривая влажную сигарету.
Время на раздумья истекло.
– Виктор Анатольевич, – сказал Новоселов оперативнику спокойным голосом. – Приступайте!
Адвокат сдался:
– Ну, раз вы так настаиваете…
И, пряча глаза от вора в законе, стал выкладывать на стол все, что было в его карманах. Захаров скрипнул зубами и сплюнул…
На Копасинова было заведено уголовное дело. Следственно-оперативная группа провела сложнейшую экспертизу злосчастной записной книжки адвоката, в результате которой был вычислен объем метадона, который находился между ее страниц.
Для Цируля тоже наступили черные дни. Благодаря усилиям следственно-оперативной группы были блокированы все каналы, по которым преступник получал наркотики. Кроме того, арестовали его сожительницу. Цируль был в ярости. Он жаждал расквитаться с Новоселовым.
И вот некоторое время спустя Новоселову по оперативной связи позвонил полковник Ермаков из ФСБ:
– Сергей Анатольевич! Есть агентурное сообщение из Лефортово… Не хочется, конечно, портить тебе настроение…
– Не тяни, – прервал его Новоселов. – Что там? Цируль сбежал?
– Хуже, – ответил полковник. – Сокамерник Цируля Согомонов через своего адвоката передал связям Захарова, чтобы они тебя "замочили".
– Фу-ты! – с облегчением вздохнул Новоселов. – Ты же мне так сердце посадишь! Я думал, невесть что случилось!
Ермаков в ответ лишь плечами пожал.
Эту же информацию подтвердил заместитель начальника изолятора полковник Карпеев:
– Кроме вас, Сергей Анатольевич, Цируль заказал еще троих сотрудников изолятора.
Дальше события разворачивались как в крутом детективном романе. Спустя два дня в кабинете Новоселова раздался телефонный звонок. Сергей Анатольевич поднял трубку.
– Тот ли вы следователь, который расследует дело в отношении Цируля? – прозвучал незнакомый мужской голос.
– Да, это я, – ответил Новоселов.
– Я хочу вас предупредить, что Цируль постоянно передает на свободу записки, в том числе и о вашем устранении. Убийство поручено человеку по кличке Молдаван. Этот Молдаван проживает рядом с человеком Цируля по кличке Зверь. Запишите его телефон… Обоих можно найти в магазине в районе Солнцева. Диктую телефонный номер магазина… В этом магазине собираются Горшков и некий Сергей, которые задерживались вами по делу Самана–Бархошки. Вы должны их помнить. Если что-то будет – я обязательно позвоню.
Спустя минут пять снова звонок. Тот же голос:
– Если вам нужен Молдаван, то его можно найти через моих людей, которые приезжают к директору завода электроизделий. Около магазина в Солнцеве постоянно стоит машина "Вольво-740", зарегистрированная на имя Захаровой. Этой машиной пользуются собирающиеся в магазине связи Цируля. В этом же магазине хранятся бабки для Ци-руля…
И короткие гудки. Новоселов кинул взгляд на дисплей телефона. Номер человека, который звонил, не определился.
Сергей Анатольевич впервые ощущал себя в роли приговоренного к смерти. Он был обязан немедленно поставить в известность начальство. Рапорт на имя начальника следственной части генерал-майора Титарова он писал спокойно, не наполняя его эмоциями, но обстоятельно перечислив все известные ему факты.
Управление экономической контрразведки ФСБ обеспечило Сергею Анатольевичу и его семье безопасность. Его охраняли ненавязчиво, он почти не замечал людей, которые сутки напролет оберегали его жизнь. И все-таки это было очень утомительно – постоянно находиться под контролем, в поле зрения. Ни жене Валентине, ни дочерям он ничего не сказал, лишь намекнул, что если у них возникнут какие-либо проблемы, то следует немедленно позвонить по телефонам… Привыкшая к особенностям службы Сергея Анатольевича, Валентина не стала допытываться, что же все-таки случилось, но интуитивно поняла, что мужу сейчас очень трудно и тень большой беды накрыла их семью.
К счастью, здравый смысл подсказал Захарову, какими последствиями может обернуться для него попытка "убрать" следователя. Несколько дней спустя Цируль отправил на волю "маляву" и приказал своим "шестеркам" оставить Новоселова в покое.
Глава 29. ИЗОБРЕТАТЕЛЬ ЗАМЕНИТЕЛЯ САХАРА
Ковальский пришел к Андрею в общежитие, вяло поздоровался с ним, взял со стола яблоко, надкусил и на некоторое время уставился в окно. Потом вынул из кармана стянутую резинкой скрутку стодолларовых купюр и протянул другу.
– Что это? – спросил Андрей.
– Тысяча баксов. Твоя доля.
– Тысяча? Это моя половина? Значит, всего только две? А почему две, если должно был шесть? – задавал Хлыстун вопросы, на которые Ковальский отвечать не спешил.
"Знал бы ты, что Нечипорук всего одну тысячу дал", – подумал он и сказал:
– Говорит, мы неправильно дозы рассчитали.
– Ничего не понимаю, – признался Андрей. – Неужели мы ошиблись в три раза?
– Может, ошиблись в дозах, – произнес Ковальский, снова надкусывая яблоко. – Может, в Нечипоруке.
– Ты думаешь, что он…
Ковальский круто повернулся к другу.
– Не хотелось бы, конечно, огульно обвинять его. Но мне почему-то уже не хочется иметь с ним никаких дел.
– Не хочется – не надо, – легко согласился Андрей с доводами друга. – Я подойду к Гюндузу и договорюсь о встрече с Князем.
– Смотри, как бы папочка не взял тебя за горло.
– Нет, работать буду только на конечный результат. Я его спрошу прямо: сколько и чего надо изготовить, чтобы получить за это двенадцать тысяч баксов.
Доллары Андрей отдал матери.
– Ищи квартиру внаем, – сказал он. – Этих денег должно хватить на полгода. А потом видно будет.
Мать рассматривала купюры.
– Сережа, – произнесла она, – а откуда у тебя такие деньги?
– Изобрел заменитель сахара, – легко солгал он, уверенный в том, что мать воспримет ответ как шутку. Но она поверила. "Как любил в детстве конфеты, так до сих пор этой любви изменить не может. Заменитель сахара изобрел!" – подумала она, глядя на сына с такой нежностью, что на ее глазах выступили слезы.
Глава 30. ДОЙНАЯ КОРОВКА ОТЕЛИЛАСЬ
Князь проводил Нечипорука и Яковенко во Внуково, чего не делал в первый раз. Перед тем как отправить ребят на спецконтроль, он дал каждому по нескольку сотен долларов.
– Это вам подарки, – сказал он, сверкая золотом зубов. – Ко дню Октябрьской революции.
– Нас в Баку опять встретят Арзу и Эдик? – спросил Женя, заталкивая баксы в тесный карман джинсов.
– Нет, Эдика не будет. Эдик в командировке.
Дикторша объявила, что посадка на самолет, следующий рейсом в Баку, заканчивается. Князь на несколько секунд задержал в своей ладони руку Жени.
– Да, – произнес он, – я забыл тебе сказать… То, что вы изготовите, привезите в сухом виде. Растворять не надо.
– Как прикажете, – кивнул Нечипорук.
В середине ноября Женя, загоревший под южным солнцем почти до неузнаваемости, чем явно раздражал бледнолицых москвичей в метро, подсел в машину к Князю у станции "Кузьминки" и, когда они въехали в зону лесопарка, передал несколько сот граммов сухой фракции метадона, расфасованного в полиэтиленовые пакетики, которые, в свою очередь, были спрятаны в видеокассеты.
– По десять центов за дозу, – напомнил Женя условие, предложенное самим же Князем.
– А сколько здесь?
– Сто тысяч доз, – немедля и храбро ответил Женя, немного округлив число доз в свою пользу.
К его удивлению, Князь безоговорочно поверил, молча полез в карман и небрежно отсчитал семь тысяч долларов.
– Три тысячи я вычел за химикаты, билеты и прочие расходы, – пояснил он.
Женя, никогда в жизни не державший в руках такую умопомрачительную сумму, даже не стал возражать и, суетно заталкивая толстую пачку банкнот в карман, закивал головой:
– Хорошо… Хорошо…
Женя уже быстро шел по заледеневшей тропинке, держа курс на ближайший магазин радиотехники, как вдруг Князь окликнул его, вышел из машины и неторопливо пошел навстречу.
– Вот что, Женя, – сказал он, заботливо поправляя воротник его куртки. – У тебя сейчас от счастья голова идет кругом, и все-таки постарайся не сообщать Ковальскому и Хлыстуну о том, что вы удачно поработали в Джелалабаде. Если они начнут настойчиво лезть в душу, скажи, что ничего не получилось.