– Подумаешь, возомнил о себе невесть что, – пренебрежительно заметил я.
– Молчать! – вспыхнул он. – Молчать, свинья!
– Да пошел ты… – разозлился я. Он побледнел еще больше, глаза его засияли стальным блеском, и он презрительно произнес:
– Я требую, Гурий, чтобы вы немедленно убрались из моего дома. Но вы, Маэстро, конечно, оставайтесь. Вы не можете быть в ответе за этого идиота, – добавил он, повернувшись к Джи.
Я мгновенно собрался и, уходя, жалобно посмотрел на Джи. Поймав мой умоляющий взгляд, он обратился к Александру:
– Может быть, ты примешь во внимание, что он только приехал из провинции и весьма неотесан?
– Нет, – холодно ответил он. – Нам не о чем с ним говорить. Пусть немедленно уходит.
Тогда Джи, внимательно посмотрев на него, произнес:
– Я не могу оставаться в обстоятельствах, где только вы решаете, как поступать с моими спутниками.
– Это ваш выбор, – медленно произнес Александр, надменно поджав губы.
Джи молча оделся, и мы поспешно покинули еще недавно гостеприимный дом.
Во мне кипело задетое самолюбие.
– Ты сегодня из зависти к его необычайным талантам разрушил тончайшую ситуацию, которую я строил несколько месяцев, – внезапно произнес Джи холодным тоном. – Я подключал его к различным метафизическим полям, рассчитывая на то, что он сможет однажды поступить на Корабль, а ты так легко лишил его этого шанса! Но ведь и твой шанс отобрать у тебя очень просто: если я чуть-чуть изменю атмосферу, перестану прикрывать тебя своим невидимым плащом, ты тут же сбежишь в Кишинев и никогда больше не появишься. Ты приехал учиться, а учиться ты можешь, только помогая мне в построении учебных ситуаций, как верный оруженосец. Но сегодня ты сунул такую палку в колесо, что чуть вся телега не перевернулась.
Резкие как стрелы, слова Джи попали точно в ту мою часть, которую я тщательно скрывал от самого себя. Я понял, что переступил некие границы и вот-вот могу снова оказаться в Кишиневе.
– Простите меня, – жалостливо произнес я, – я больше никогда не буду грубить вашим протеже.
Джи внимательно посмотрел на меня, оценивая, насколько я искренен, а потом сказал:
– Хорошо. Пока тебе прощается. Попробуем при случае отремонтировать ситуацию.
«Второй день в Москве еще более неудачен, чем первый, – вздохнул я. – Почему мне так и не удается начать учиться на юнгу?»
– Я познакомил тебя со стихиями Воздуха, через Молодого Дракона, и Воды в форме Льда, через многообещающего человека из московского андеграунда, – сказал мне Джи на следующий день, – а теперь хочу провести тебя через стихию Земли, которая придаст тебе особую устойчивость. Для этого мы пойдем сегодня на кладбище – знакомиться с человеком, который глубоко работает с этой стихией.
– Как его зовут? – поинтересовался я.
– Этого человека зовут Боря; он начальник бригады могильщиков на одном из московских кладбищ. Для тебя, кстати, это хорошая возможность зарабатывать деньги. Если ты с ним подружишься, то всегда сможешь подработать, копая могилы.
– Хорошая идея, – запинаясь от легкого паралича, произнес я, ибо Джи отнесся к этой перспективе с большим энтузиазмом.
– Вина на этот раз покупать не нужно, – заметил он, и мы налегке добрались до кладбища.
Джи нашел небольшой побеленный домик возле покосившейся ограды и толкнул тяжело заскрипевшую дверь.
Мы вошли в тускло освещенную комнату, и на грубой штукатурке белой стены вытянулись две причудливые тени. У окна я увидел кухонный обшарпанный стол, на котором в беспорядке лежали шапки, рукавицы, стояли грязные тарелки и кружки. Посреди комнаты стоял большой грубо сколоченный ящик, застланный газетой «Правда», а на нем – три бутылки водки и три граненых стакана. Вокруг, тоже на ящиках, сидели три человека, один из которых, в грязно-синем комбинезоне, с потухшим взглядом, нелепо открывал маникюрными ножницами консервы «Килька в томате». Мой взгляд невольно остановился на его огромном носу, напоминавшем цветом и формой мороженую клубнику.
«От этих людей попахивает нижними мирами», – подумал я.
– Здравствуй, Боря, – сказал Джи, обращаясь к одному из них. – Решил заглянуть в твой уголок – посмотреть, как живешь.
– А это кто с тобой? – спросил Боря, по-прежнему сутулясь и держа руки в карманах засаленной телогрейки.
Лицо его было массивное, в шрамах, а в глазах стояла кладбищенская пустота. Его жесткие волосы серого цвета торчали во все стороны. Я подумал, что человек он добрый и простодушный, хотя и недалекий.
– Это мой новый оруженосец, – сказал Джи. – Хочу познакомить его с тобой, может, чему-нибудь он сможет научиться.
Я тем временем перевел взгляд на третьего. Он был высок и жилист, с узким, почти лысым черепом. Выпуклые темные глаза светились инфернальным блеском. Он, казалось, не обращал внимания на происходящее. Я подумал, что еще не встречал таких подозрительных оборванцев и что Джи меня просто разыгрывает.
– Ну, – сказал Боря нараспев, – давай знакомиться.
Я протянул ему руку, стараясь скрыть брезгливость, и сказал: «Гурий».
Боря повертел ладонью возле уха:
– Плохо слышно тебя, скажи еще раз.
Я слегка наклонился вперед и, выговаривая каждую букву, снова произнес: «Г-у-р-и-й».
– Как-то ты не по-русски говоришь. Понять тебя нельзя. Наклонись поближе.
Я раздраженно наклонился к самому его уху, но не успел я произнести и звука, как Боря сильно огрел меня кулаком по спине и отчетливо проговорил:
– Не гордись собой, Гурий, даже когда видишь таких убогих, как мы.
«Не простой этот гад Боря, – сообразил я, – раз так быстро вычислил меня».
– А теперь можешь выпить водки, – сказал он и налил полный стакан.
– Не пью.
– Тогда не выживешь здесь, – усмехнулся он.
Чтобы защитить свою честь, я взял полный стакан водки и выпил на одном дыхании.
– Вот это по-нашему, – улыбнулся он. – А теперь будь как дома.
Я расслабился и сел на ящик из-под бутылок, искоса рассматривая подозрительную компанию. В моей голове слегка помутилось, но холод не давал мне потерять остатки разума.
Лысый вдруг поднялся и, покопавшись среди сваленной под столом рухляди, достал шахматную доску.
– Играешь? – спросил он меня.
Я обрадовался возможности показать себя.
– Конечно, играю.
– Меня зовут Мещер, – представился лысый и вкрадчиво предложил, – Пойдем, сыграем?
Боря и Клубничный Нос повернули головы ко мне, ожидая, что я скажу.
– С удовольствием, – ответил я, предвкушая быстрый выигрыш и уважение могильщиков.
Мещер, с шахматной доской в руках, направился к двери.
– Какие могут быть шахматы в двадцатиградусный мороз? – удивился я, но могильщики молча наблюдали за мной.
– Вы что, собрались меня проверять? – усмехнулся я и на слегка подгибающихся ногах подошел к двери.
Решительно открыв ее, я вышел на небольшую площадку перед домом. В трех метрах от меня начинался ряд могил; на одном из надгробий сидел Мещер и, положив доску на другое надгробие, расставлял на ней фигуры. Я понял, что мне придется сидеть прямо на могиле, и в животе возник тугой ком спазма.
Первые ходы я делал в замешательстве, почти ничего не видя: меня смущала атмосфера угрозы, исходившая от Мещера. В это время на могилку присел Клубничный Нос с бутылкой водки в руках. Он закурил папиросу, налил водки в стакан и протянул мне со словами:
– Давай, за знакомство. Меня Григорием зовут.
– Твоя водка больше похожа на воду, – заметил я, осушив стакан.
– Ну и глотка же у тебя, – удивился он. – А я ведь не всегда был могильщиком. Еще два года назад писал я в Главное Разведывательное Управление доклады, сидя на гавайском пляже под пальмой, с бутылкой «Баккарди» в одной руке и мулаткой в другой. Да… Но вот одна из них оказалась шпионкой и все мои доклады прямиком направляла в ЦРУ. Меня за это уволили с волчьим билетом, и теперь никто не берет на работу. Один вот Боря, добрая душа, меня приютил.
– Дурак ты потому что, – сказал Мещер, делая ход. – Пил бы водку, а не «Баккарди», и все было бы у тебя в порядке.
От вида Григория и его рассказа я стал беспокоиться о паспорте, крепко сжимая его в кармане. Вдруг из-за старого надгробия появился бледный как привидение мальчик с ярко-алым пионерским галстуком поверх пальто. Он встал рядом с нами, молча наблюдая за игрой. От его присутствия я стал нервничать еще больше и проиграл выигрышную позицию.
– Ты откуда здесь взялся? – спросил Мещер пионера.
– Да вот, – махнул он рукой в сторону, – мама у меня здесь лежит, пришел проведать.
– Садись, сыграем, – сказал Мещер.
Мальчик занял мое место, и скоро они так увлеклись игрой, что не обращали внимания на окутавшую кладбище темноту. От мороза я протрезвел и, стуча зубами от холода и нервов, вернулся в домик.
Джи был совершенно пьян, а его глаза сияли бездонной пустотой; он весело падал с ящика на пол, а Боря поднимал его и усаживал вновь. Джи смеялся и говорил:
