– Если у вас нервы крепкие, – ответила Маргарита, – то можете постоять за балконом, там вас не заметят.
Мы мгновенно кинулись к балкону и, перебравшись через ограждение, спрятались за пристроенными боковыми стенками. Я клял себя за то, что впопыхах не взял перчатки, потому что руки быстро замерзли. Рядом было слышно напряженное дыхание моего компаньона по бегству.
Казалось, прошло не меньше часа, когда дверь на балкон открылась. Я хотел было подозвать вышедшего на помощь, но через щель в досках заметил строгий профиль милиционера, который, похоже, искал спрятавшихся. Я затаил дыхание и мысленно клялся всегда уходить из ситуации вместе с Джи. Милиционер закурил и вернулся в комнату.
Я выждал еще минуту и аккуратно перебрался на балкон, столкнувшись со своим товарищем. Осторожно заглядывая в просвет между занавесками, мы увидели, что там патруль из трех человек и один из них рассматривает паспорта. Не найдя ничего достойного их внимания, они ушли.
Я постучал в стекло, и Маргарита открыла дверь.
– Давайте, бедненькие, выпейте чего-нибудь, чтобы согреться, а то заболеете.
– Часто у вас такое бывает? – спросил я, стараясь казаться невозмутимым.
– Да нет, – ответила она. – Кто-то им сообщил, что подозрительная компания дебоширит после двенадцати.
Я выпил полный стакан водки и решил выспаться, устроившись на своей куртке под растущим в кадке большим фикусом.
Проснулся я, разбуженный сильным толчком. Это была Маргарита. Она стояла на коленях, упираясь руками мне в плечо. Ее волосы свисали прядями на лицо, а глаза как будто ничего не видели, и все лицо было в красных пятнах.
– Вставай, – сказал она, – ты мне нужен.
Я молча смотрел на нее, не понимая, где я нахожусь.
– Вставай, – повторила Маргарита, – водка кончилась; пойдем сейчас на одну квартиру – они продают ночью.
Я побоялся отказаться и, одевшись, ждал ее в прихожей. Маргарита надела длинную песцовую шубу и черную вязаную шапочку и сказала коротко:
– Что же ты стоишь? Идем.
Компания продолжала гулять, а на нас никто не обращал внимания. Стенные часы пробили два часа ночи. Мы вышли на морозную улицу, которую освещали редкие фонари; окна квартир многоэтажных домов были темны, и я сообразил, что мы легко можем попасть в какие-нибудь неприятности. Через десять минут мы резко остановились у одного из высотных домов.
– Это здесь, – сказала Маргарита, и мы вошли в подъезд.
– По-моему, – добавила она, вспоминая, – это пятнадцатая квартира.
У меня похолодело в груди от мысли, что мы будем сейчас звонить и требовать водку совсем не у тех людей.
– А вдруг это не та квартира, – спросил я осторожно, – и они вызовут милицию?
– Трус! – хлестко сказала Маргарита. – И такой человек собирается работать со мной?!
Она резко повернулась и стала подниматься по лестнице. Я неохотно пошел за ней. Квартира оказалась на четвертом этаже, и под взглядом Маргариты я нехотя и боязливо нажал на кнопку звонка. Через несколько минут за дверью послышалось шарканье, и сиплый мужской голос спросил:
– Кто там?
– Коля? – спросила Маргарита. – Это я. Водка у тебя еще осталась?
– Какая водка? Какой Коля? – загремел голос. – Сейчас вот милицию вызову, если не уберешься.
Послышался скрежет открываемого замка, и мы быстро сбежали вниз по лестнице.
– Не страшно, – сказала Маргарита, – я знаю еще одну квартиру неподалеку.
Я умоляюще заглянул ей в глаза, но она была непреклонна и, резко повернувшись, зашагала по тротуару. Я поплелся следом.
– Я не люблю трусов, – строго отчитывала меня Маргарита. – Мужчина, который хочет работать со мной, не должен бояться рисковать.
Я пробурчал что-то утвердительное, решив со всем на словах соглашаться, чтобы не остаться на улице в мороз. Мы скоро оказались у двери, обитой старым дерматином. Звонок болтался на одном-единственном проводе, и я, под давлением взгляда Маргариты, постучал по косяку. Прошла минута, но за дверью никого не было слышно. Я повернулся к Маргарите:
– Никого нет, может быть, пойдем отсюда?
– Стучи сильнее, – ответила она.
За дверью послышались осторожные шаги и испуганный женский голос:
– Чего там?
Маргарита начала:
– Мне говорили, что у вас можно водки купить…
– Нет у нас никакой водки, чего ты по ночам бродишь, шла бы домой спать…
– Как это нет?! – крикнула Маргарита. – Я точно знаю, что есть!
За дверью вдруг послышалось рычание огромной собаки.
– Я вот сейчас дверь приоткрою и своего пса на вас выпущу, а он у меня обученный…
Мы снова быстро сбежали вниз по лестнице, спасаясь от неприятностей. Я с надеждой думал, что сейчас-то мы уже вернемся домой.
– Есть еще одно место, но там они не должны видеть меня. Ты должен сам подняться и купить водки, – и Маргарита вложила мне в руку два измятых червонца.
У меня снова похолодело в груди от мысли, что я должен покупать водку в какой-то квартире, глубокой ночью, в незнакомом городе, да еще и в таком месте, где не очень, по-видимому, жаловали Маргариту. Я ощутил острое желание вернуть ей деньги и убежать. Но бежать было некуда, и моя сумка все еще лежала в квартире Маргариты.
Я шел за ней, кляня себя за то, что польстился на ее многообещающий взгляд. Довольно скоро Маргарита остановилась у невзрачной пятиэтажки, затерявшейся среди высотных домов, и подтолкнула меня.
– Зайдешь в крайний подъезд, на третий этаж, первая квартира слева, – номер не помню – и купишь две бутылки.
Я, сжимая деньги в кулаке и слегка дрожа от холода и страха, поднялся и позвонил в нужную дверь. Атмосфера была мрачной и угрожающей. Дверь открылась быстро, без вопросов, и я понял, что сюда заходят ночью довольно часто. На пороге стоял высокий мужчина, лысый, в белой майке, небрежно заправленной в спортивные штаны.
– Сколько тебе? – спросил он.
– Две, – ответил я торопливо.
– Давай деньги, – сказал он и, взяв мои червонцы, скрылся за дверью.
Замок защелкнулся. Я занервничал, не зная, получу ли водку. Но минут через пять дверь открылась, и мужчина вручил мне пакет с двумя бутылками, завернутыми в газету.
Я вышел на улицу: Маргарита стояла в тени у подъезда.
– Ну, как? – спросила она.
Я показал ей пакет; равнодушно повернувшись, она пошла к тротуару. Я быстро зашагал за ней. Я не чувствовал никакого удовлетворения, только сильную усталость и опустошенность.
«Нелегко обучаться на Корабле Аргонавтов», – подумал я.
Когда мы вернулись в ее квартирку, я взял свою сумку, небрежно брошенную кем-то в прихожей, и, забившись под фикус, лег на свою куртку. Сумку я положил под голову. Я был рад, что компания не обращала на меня ни малейшего внимания, и быстро уснул.
Проснувшись ранним утром, я увидел, быстро оглядев комнату, что три человека спали на разложенном диване, двое – на полу, а один уснул сидя за столом, свесив голову на грудь.
Маргарита была, как я заключил, в своей спальне, и я вдруг вспомнил шутку Джи насчет царицы Тамары и ее любовников, которым отрубали голову поутру.
Я поспешно оделся и осторожно выскользнул из квартиры. С трудом найдя автобусную остановку, я, после полуторачасового путешествия на автобусе и метро, снова оказался на Авиамоторной.
Когда я увидел Фею и Джи, мирно завтракающих в своей маленькой комнате, мое сердце забилось от радости.
– Мне опять не повезло, – сообщил я, жуя бутерброд с докторской колбасой.
– Ты опять упустил шанс чему-либо научиться, – заговорил Джи, задержав на мне свой пристальный взгляд, – и к тому же успел навлечь на себя гнев свиты, ведя себя очень нагло. Слава Богу, что остался жив.
– Разве у этих непрезентабельных людей я смогу научиться тому, как попасть к небожителям?
– Прежде чем попасть на небеса, тебе необходимо трансмутировать темную часть своей души, пройдя ряд алхимических ситуаций, – ответил Джи. – Но помни, что за каждой дамой на тонком плане тянется длинный шлейф ее кавалеров. И этот шлейф может любого неофита заземлить и лишить правильной ориентации. С другой стороны, если не давать тебе свободно проявляться, ты потеряешь интерес к обучению и личную инициативу. Будучи на Корабле, ты имеешь свободу выбора, а я – свободу коррекции.
– Что же произойдет, если неофит потеряет правильную ориентацию? – спросил я.
– Он теряет тогда интерес к Школе, к обучающим ситуациям, воспринимает их очень плоско – только с точки зрения личной корысти. Тогда его корректирует сама жизнь, и он быстро оказывается в том месте, которое соответствует его уровню бытия. Для тебя это – Кишинев, и это единственное место, где ты можешь жить.
– Мне меньше всего хочется думать о Кишиневе, – сказал я. – Московская жизнь настолько интересна, что я буду изо всех сил держаться за место оруженосца. Я только не представляю себе, как можно ориентироваться в ситуациях московского андеграунда.
– Тебе следует научиться чувствовать атмосферу «саки», – ответил Джи, – атмосферу грозящей опасности.
