- Зачем это?
- Таково предписание, я должен выполнить его в точности.
- Тогда подождите.
Савари направился к телефону и через несколько минут вернулся к их столику:
- Завтра в одиннадцать, здесь. Он небольшого роста, примерно вашего возраста, лысоват, очки с толстыми стеклами, курит трубку. В руках у него будет "Фигаро". Он скажет, что его прислал майор.
На следующее утро Саад Хайек и Таверне благополучно встретились и обо всем договорились, после чего гость с востока вернулся в свою комнату на площади Жанти и позвонил в Дамаск. Из сирийской столицы передали дальнейшие распоряжения: оставаться пока в Париже, но каждый полдень непременно звонить домой.
В тот же самый день Савари получил от приятеля машинистки Франсуазы копию памятки, составленной Баумом. Не теряя времени, - у него был собственный канал связи с профессором Ханифом, через резидента армейской разведки в Дамаске, - он передал содержание памятки профессору. "Ответ будет?" - поинтересовался француз, лично доставивший текст. "Передайте пусть все идет, как намечено", - велел Ханиф.
И посланец удалился.
- У меня есть доказательства, что изменник - Саад.
Услышав слова профессора, Расмия недоуменно подняла брови:
- А Эссат - он, значит, ни при чем?
- Ты же сама рассказывала мне, что Эссат выполнил поручение в Риме наилучшим образом, в точном соответствии с предписаниями.
- Это еще ничего не доказывает. Возможно, его приятели просто не сумели установить с ним контакт.
- Может, и так. Но по крайней мере, за ним пока ничего нет. Надо обдумать, как быть с Саадом.
- А что за доказательства?
- Тебе я скажу, - задумчиво произнес профессор. - В некоторых обстоятельствах может оказаться полезным женское чутье. Интересно, как ты рассудишь.
Он пересказал ей смысл документа, переправленного из Парижа, прямо из вражеского стана - контрразведки. Расмия задумалась надолго и сказала наконец:
- Что-то слишком уж гладко, вам не кажется? Такая сверхсекретная информация - и прямо нам в руки...
- Согласен - этакая легкость вполне может дать повод для сомнений.
- Может, тут двойная игра?
- Меня уверяют, будто это невозможно. Но кто его знает?
- Может, нашим друзьям просто подсунули эти сведения? Мы и сами иной раз так делаем, правда ведь?
- Конечно, я тоже так подумал. Но мне сказали, будто эти сведения удалось перехватить чисто случайно. Хотя случайность тоже можно организовать. Проверить невозможно...
Расмия раздраженно вскинула подбородок:
- Не нравится мне все это, вот что. Слишком как-то все сошлось, прямо тютелька в тютельку, что-то тут не так - объяснить не могу, просто чувствую.
- Допустим. Но я не только этими сведениями располагаю, есть и еще кое-что. Хотя - обрати, пожалуйста, внимание вот на что: сам факт, что предателя разоблачают одновременно с двух сторон, настораживает. Надо все продумать...
Рассказав своей собеседнице о том, что передал ему Каддафи через сирийскую разведку, профессор заключил так:
- По-моему, эти данные важнее, чем те, что из Парижа. Каддафи и Ялаф отнюдь не глупы, источник, на который они ссылаются, безупречен. Действительно - с чего бы это ЦРУ внезапно заинтересовалось французом по имени Таверне?
- А Эссат мог слышать это имя?
- Не мог. Когда я инструктировал Саада, он был у тебя.
- Пожалуй, эта информация из Триполи убедительна, - протянула Расмия. Но странно все же - несколько часов назад пришли сведения из Парижа - и тут же их подтверждают из Триполи. Совпадение подозрительное, разве нет? Оно как-то... Если и правда кто-то нас морочит, он перестарался...
- Ну, а если ни против Саада, ни против Эссата нет никаких свидетельств, а мы точно знаем, что один из них предатель, - кого бы ты выбрала?
Расмия снова замолчала надолго, потом сказала:
- Вы не имеете права спрашивать меня.
- Имею. Я на все имею право - мы не в игрушки тут играем. Бывает, надо делать выбор и потрудней этого - ты что, не знаешь? Я просто требую ответа.
- А я не буду отвечать. Незачем меня вмешивать в эти дела. Ликвидировать своего же товарища, который, может, и не виноват ни в чем, только потому что он внушает меньше доверия, чем остальные... При чем тут женская интуиция? Это непрофессионально - играть в угадайку.
- И все же - решать придется, - жестко возразил профессор. - Хоть ты и сделала все, что могла, чтобы подорвать веру в те факты, которые я привел.
- Так незачем было меня спрашивать.
И вновь наступило молчание.
- Если уж убирать Саада, так прямо сейчас, пока он в Париже, - чтобы не успел испортить все дело. Но если я отдам такой приказ, то вряд ли они сумеют получить от него признание. И мы все равно ничего не узнаем точно...
- Неужели они не смогут нормально допросить его?
- Здесь смогли бы, там - нет.
- Сами решайте.
- И решу. На следующей неделе надо быть в Париже - Саад устроил мне свидание с этим Таверне.
- Ловушку вам подстроил?
- Не исключено. Но я не собираюсь являться именно на это свидание постараюсь договориться заново.
- Вот как!
- Знаешь, весь мой опыт подсказывает, что от раковой опухоли надо избавляться сразу - вырезать ее, и все. Нечего время тянуть. И врачи так советуют.
- Вы встретитесь с Саадом в Париже?
- Нет - и ни с кем другим тоже. Теперешняя наша задача не должна быть связана с нашей деятельностью в Европе. Только ты и я знаем о ней.
- А Эссат?
- Нет. Мы с тобой едем в Париж, а он останется здесь, и вилла будет для него закрыта.
За тридевять земель от упомянутой виллы - в Версале, где в воскресенье стояла великолепная солнечная погода, - проводил свою ежегодную выставку клуб любителей кошек. Недавний президент этого клуба Альфред Баум обладатель великолепной, отмеченной наградами пары, признанный знаток кошачьих достоинств - был по горло занят: он был в составе жюри, оценивая представительниц длинношерстных пород. Здесь, в компании со своими единомышленниками - большей частью это были дамы, среди членов версальского клуба мужчин немного, - он чувствовал себя великолепно и выглядел самым обычным, средних лет французом: плотная фигура, помятый костюм цвета беж, в глазах спокойное достоинство и легкая сардоническая усмешка. Мадам Баум, чей интерес к кошкам не простирался столь уж далеко, осталась дома, к ней пришли гости. Баум любил такие дни, полагая, что они просто необходимы человеку, чтобы расслабиться и вернуться к самому себе. "Отношения между человеком и кошкой - это тот моральный уровень, к которому люди должны стремиться, устанавливая собственные взаимоотношения. Доверие, не исключающее хорошо взвешенных предосторожностей; привязанность в разумных пределах; взаимный обмен - за свой комфорт и пропитание кошка дарит вам дружбу и эстетическое наслаждение. И, наконец, это отношения мирные и спокойные, в которых ни одна из сторон не стремится утвердить свое преимущество. Вот как складываются отношения с кошкой, и это прекрасная модель для любых человеческих связей".
Он имел обыкновение излагать эти принципы у себя дома, и его жена, по правде сказать, никогда не могла понять, шутит он или говорит всерьез.
- Надо было тебе философом стать, Альф, - отвечала она. - Или ветеринаром.
- Философию я изучал, но ты же знаешь - мой папаша хотел сделать из меня священника, я только зря два года потратил... Хотя, впрочем, и теология, и философия в моей работе нелишни.
Сейчас он прохаживался вдоль клеток, внимательно разглядывая их обитателей, а гордые владельцы экспонатов проявляли преувеличенную вежливость по отношению к соперникам, изо всех сил стараясь скрыть таким образом снедающее их желание выиграть приз.
Баум остановился возле лиловой бирманской.
- Производит хорошее впечатление, - сказал он владелице. Окружающие стояли в почтительном молчании, пока он, приподняв мордочку кошки, изучал линию лба и подбородка. - Приятное выражение глаз, и уши красивой формы. Цвет глаз тоже хороший. - Баум бормотал про себя, делая отметки в блокноте и позабыв о хозяйке, а та внимала ему с трепетным вниманием. - Хорошие пропорции хвоста по отношению к телу. - Он осмотрел лапки: подушечки почти целиком розовые. - Прекрасно! - и обернулся, наконец к хозяйке кошки:
- Поздравляю вас, мадам. Цвет меха наилучший для этой породы. Очень ровный, и кончики лап совершенно белые. Глаза тоже хороши - чистые, почти фиолетовые.
Он отступил на шаг, покачал головой, откровенно любуясь красивым зверьком. И тут боковым зрением увидел знакомую фигуру - жена подавала ему знаки, прикладывая одну руку к уху и вертя в воздухе другой, будто набирая телефонный номер.
- Простите, мадам, какое-то известие для меня.
Он улыбнулся владелице лиловой бирманской и поспешил к жене.
- Извини, что беспокою, Альфред, но звонил Алламбо. Тебе нужно связаться по телефону с каким-то приятелем. Я так торопилась - Алламбо говорит, что это очень и очень срочно.
