— Сдавайся, поймали!
— Теперь мы тебя допросим!..
— Вань, ты чего молчишь?
— Что-то с ногой случилось.
— Идти можешь?
— Не знаю, попробую.
Он пытается встать, но тут же падает от боли.
— А ну, ребята, — командует Шестеренко, — берите его, понесем на руках.
Почти месяц провалялся Иван в больнице.
А однажды наловили рыбы, разожгли на полянке костер, сварили уху и только приготовились поужинать, как Пашка Кошелев совсем случайно опрокинул котелок и вылил всю уху в песок. Они даже поругать его не успели: забрал Пашка удочки и молча ушел на Дон снова ловить рыбу. Виноват — исправляй положение, такой у них был закон…
…Вдали послышался треск сучьев, мелькнула чья-то рубашка. Кто бы это? Иван на всякий случай подобрал с земли большой увесистый камень. В это время кусты раздвинулись и на полянку, сгибаясь под тяжестью мешка, вышел Пашка Кошелев.
— Пашка! — обрадовался Иван.
Павел вздрогнул, быстро бросил в кусты мешок с чем-то тяжелым и только после этого подошел к другу.
— Ты откуда? Где пропадал?
— Это ты, Иван, а я думал, кто другой.
— Что у тебя в мешке?
— Винтовки.
— Винтовки?! — удивился Иван. — Где взял?
Павел ухмыльнулся:
— Где взял, там уж нету. Нашел, подобрал.
— Ну а вправду?
— Честное слово. Вот эти, — Павел вынул из мешка три винтовки, — подобрал возле убитых бойцов. А это, — он вытащил два автомата, пистолет и патроны, — с мертвых фрицев снял.
— Где ж ты их прятал?
— В разных местах. И на огороде у Ильиничны. Потом решил сюда перенести, пригодятся.
Иван с удовольствием, любовно гладил тусклые стволы оружия. Потом они с Пашкой перенесли его в землянку, тщательно укрыли, засыпали землей.
— Пашка, а где все ребята? — спросил Иван.
— Не знаю, никого не видел.
— Тихо, идет кто-то.
Осторожно раздвинулись кусты, на полянке появился Мишка Шестеренко, за ним Егор Покровский.
— Вот они, — обрадовался Шестеренко. — Легки на помине!
— Тише ты, — одернул его Иван. — Забыл, что ли, про фашистов.
— Забудешь про них. У нас вчера со двора корову увели.
— А мою мамку полицай ударил.
— Соседа нашего расстреляли. У него сын в Красной Армии.
— Что будем делать, ребята?
— Что сделаешь? Оружия-то нет у нас.
— Как нет? — возразил Кошелев. — Уж я об этом побеспокоился.
— Да, тебе хорошо, ты один, без родителей…
— Тише! Фашисты идут!
— Где?
Распластавшись на земле, обдирая в кровь руки и ноги, ребята подползли к опушке и выглянули из кустарника. Четыре фашиста с винтовками и топорами шли к лесочку. Гитлеровцы громко переговаривались, их голоса разносились далеко вокруг.
— Ваня, Ваня, — зашептал Кошелев, — может, попробуем?
— Неси, — едва слышно проговорил Цыганков.
Ничего не подозревавшие фашисты приближались к опушке. Кругом было так тихо, что когда из кустарников раздались автоматные очереди, гитлеровцы не сразу поняли, в чем дело. Один из них схватился руками за живот и повалился на землю, другой попытался сорвать с плеча винтовку, но тут же упал рядом с первым. Остальные повернули назад и бросились наутек. Но пули и их настигли.
Ломая кустарники, мчались ребята по лесу. Мокрые от пота, с трудом сдерживая дыхание, повалились они на землю.
— Ну, здорово!
— Видели, как за живот схватился?
— Бежать бросились!..
Когда улеглись первые впечатления, ребята притихли. Каждый задумался над тем, что произошло.
КЛЯТВА
Началось все с мальчишеского озорства, а получилось совсем нешуточное дело. Оружие от врагов спрятали, несколько фашистов убили. Чем не помощь нашей армии? Эх, если бы могли сейчас видеть ребят их друзья — красноармейцы, лейтенант Иван Васильевич, полковник… Наверно, похвалили бы.
Но как быть дальше?
Фашисты, конечно, будут искать своих солдат. Начнутся аресты, обыски, расстрелы. Немало людей пострадает. И если на этом кончить все дело, вряд ли будет польза, а только вред для жителей Калача.
— Ну, ребята, — серьезно проговорил Цыганков, — теперь нам назад хода нет.
— Как это хода нет? Здесь, что ли, нам жить?
— Да не об этом я. О другом говорю. Заварили мы большое дело. Фашисты многих похватают. И если больше ничего не сделаем, грош нам цена. Мы теперь вроде отряда.
— Маловато только нас, — заметил Кошелев.
— Да уж сколько есть.
— С нашими бы связаться…
— Найдем кого-нибудь — свяжемся. А нет, так будем сами действовать. Я думаю другое, — продолжал Иван. — Надо нам слово дать или клятву, чтобы крепко держаться друг за друга.
— А где ее возьмешь, эту клятву?
— У меня есть! — сказал Цыганков. — Я когда дома сидел, написал вот что.
Он вынул из кармана тетрадный лист и громко прочитал:
«Мы клянемся все время бить фашистов, по-всякому вредить им. Мы будем мстить за расстрелянных и замученных женщин, детей, стариков. Кровь за кровь! Никто из нас не испугается, не отступят и не изменит. За измену и трусость — смерть».
— Хорошая клятва, — одобрил Кошелев. — Как будем расписываться? Кровью?
— Можно и кровью, — согласился Цыганков. — А бумагу спрячем в нашей землянке.
Под этой торжественной клятвой подписались Иван Цыганков, Павел Кошелев, Михаил Шестеренко и Егор Покровский.
— Запомните, ребята: не трусить, не болтать, друг за друга держаться крепко и как можно меньше мозолить фашистам глаза в Калаче, — еще раз предупредил Иван.
— Так и будет, — ответил за всех Кошелев.
— Эх вы, горе-конспираторы! — неожиданно раздался чей-то насмешливый голос.
Из-за кустов вышел невысокий плотный паренек в мятой и грязной рубашке, серых брюках и стоптанных ботинках. Он был постарше Цыганкова на год-полтора. Незнакомец, по-видимому, спал в кустах, на его щеке отпечатался затейливый травяной узор, во взлохмаченных темных волосах запутались сухие листочки, а глаза чуть припухли.
Ребята оцепенели. Их тайну подслушал посторонний! Цыганков лихорадочно соображал, кто бы это мог быть. Лицо как будто знакомое, Иван вроде где-то его видел.
Первым пришел в себя Кошелев. Он сжал кулаки и шагнул к незнакомцу.
Его намерения были, ясны, и заспанный парень сразу разгадал их.
— Но-но, только попробуй! — Готовясь к защите, он поднес к груди крепкие круглые кулаки, широко расставил ноги.
— Кто такой? Откуда? — спросил Цыганков, останавливая Пашку. Все равно этот парень от них не уйдет.
— Зовут Володькой. Иду из Воронежа, разыскиваю отца-генерала. Да вы не боитесь, ребята, я вас не выдам.
— Да кто тебя боится? — опять сунулся вперед Кошелев. — Как дам разок — кубарем полетишь!
— Это еще неизвестно, кто полетит. — Незнакомец презрительно смерил взглядом щуплую Пашкину фигуру. Потом он сел и миролюбиво-деловитым тоном спросил:
— Поесть ничего не найдется?
Егор протянул хлебную горбушку. Парень с жадностью набросился на нее.
— Со вчерашнего дня ничего не ел. — Его глаза повеселели. — В хутор не зайдешь, там немцы, а я их подальше обхожу…
Он бросил в рот крошки, вздохнул («маловато!»), обвел ребят взглядом («нет ли чего еще?») и продолжал:
— А вы это хорошо придумали — клятву и все такое… Этим собакам (он погрозил куда-то в сторону) надо вредить как можно больше. Знаете, что они с Воронежем сделали? Никого не щадили — ни старых, ни малых. У моей тетки внучка была… пять лет, такая потешная. Маринкой звали… Бомба как во двор ахнет! Маринке ноги оторвало. Умерла…
Видно, очень жалел парень свою маленькую родственницу, смолк, судорожно глотнул и опустил голову. Ребята деликатно отвернулись. Пашка вынул из кармана небольшой вареный кукурузный початок, протянул Володе:
— На вот, еще поешь. Соли только нет…
Когда новичок, все еще не поднимая головы, обглодал початок, Цыганков сказал:
— А, может, с нами останешься? Фронт вон какой, где ты найдешь отца?
Володя упрямо помотал головой:
— Найду. Он где-то у Волги, это я точно знаю, он писал…
Сколько его ни уговаривали, не соглашался. Тогда решили, что до вечера Володя отдохнет в землянке, а на закате ребята снова соберутся здесь, захватят из дому побольше харчей — новому товарищу на дорогу. Ночью его проводит Цыганков.
В конце дня, ожидая наступления сумерек, Иван рассказывал Володе о делах своей команды. Он вспоминал первый рейд на правый берег, Ивана Васильевича, бои за Калач.
— А полковник вызвал меня и говорит: «Боеприпасов у нас маловато. Давай, Цыганков, веди свой отряд и собирай немецкие патроны. Без вашей помощи нам не обойтись».
Цыганков привирал немного, но ребята его не поправляли, им тоже казалось теперь, что все было именно так.
— А в другой раз Ильинов приказал… — начал вспоминать Цыганков другой эпизод.
