Калач в эти дни будто вымер. Даже днем на улице редко можно было увидеть солдата, военные передвижения тем более проводились только по ночам. Бригада затаилась, стараясь не выдать своих сил врагу, который сидел на правобережных кручах и накапливал технику и солдат для решающего броска через Дон.
Утром 23 августа канонада загремела по всему фронту от Ляпичево до Вертячего. Но в районе Калача фашисты вели себя спокойно, и полковник понял, что главный удар гитлеровцев нацелен в какое-то другое место. Не отвечая на огонь противника, мотострелки сидели в укрытиях, готовые ежеминутно отразить атаку. Из радиосообщений соседа справа комбригу стало ясно, что именно там разгорелся решающий бой.
К вечеру связь с соседями справа и слева прервалась. Канонада на севере удалялась все дальше и дальше в сторону Волги. Штаб бригады пытался связаться с командующим 62-й армии, чтобы выяснить обстановку. Штаб 62-й на вызовы не отвечал.
Наступила ночь. Немцы на правом берегу угомонились. На востоке небо алело от пожарищ.
Комбриг в раздумье ходил по комнате, то и дело спрашивая радиста:
— Ничего?
— Ничего, товарищ полковник.
Неизвестность тревожила, но не пугала командира. Правда, она затрудняла принятие единственно правильного решения в создавшейся обстановке.
— Сложа руки сидеть не будем, — говорил Ильинов Ивану Васильевичу. — Приказа об отходе нет, значит, драться надо до последнего. Это главное. А чтобы разобраться в обстановке, тебе, лейтенант, придется совершить набег вот сюда. — Полковник показал точку на карте. — Здесь, говорят, до войны дом отдыха был. А теперь какой-то немецкий штаб расположился.
Пока лейтенант рассматривал карту, полковник еще раз осведомился у радиста, нет ли каких-нибудь новостей, и, получив неутешительный ответ, снова повернулся к собеседнику.
— Что ж, если свои молчат, надо за сведениями к противнику сходить. У него, как у наступающей стороны, связь-то небось получше, — горько усмехнулся комбриг.
Ивану Васильевичу были знакомы домики на правом берегу.
Но как к ним подобраться? Со стороны реки? Здесь берег обрывистый.
— Придется, товарищ полковник, заходить к ним с запада, — решил лейтенант. — Разрешите выполнять задание?
— Еще до рассвета ты должен быть здесь, — предупредил полковник. — Надеюсь, понимаешь, насколько для нас сейчас важны сведения, за которыми отправляешься?
— Так точно.
— Тогда ни пуха ни пера. — Полковник крепко пожал руку лейтенанта и легонько подтолкнул его.
Лейтенант и трое разведчиков бесшумно переплыли Дон километрах в двух южнее дома отдыха. Потом ползли степью по-пластунски. Справа и слева от них иногда слышались голоса фашистских солдат. Вот и дорога, ведущая с запада к реке. Мимо проходили машины с погашенными фарами. Разведчики их не трогали…
Комбриг в траншее на берегу посматривал на светящийся циферблат часов и снова до боли в глазах вглядывался в немую темноту на правобережье. Неожиданно там вспыхнуло пламя, а затем донесся гулкий разрыв гранаты.
— Огонь! — скомандовал полковник. На правый берег посыпались советские мины.
— Больше шума, минометчики! — кричал Ильинов в телефонную трубку. — Прикрывай наших!
Через полчаса с противоположного берега взлетела зеленая ракета — сигнал, что разведчики возвращаются. Минометные батареи перенесли огонь на полыхающие домики.
А через четверть часа в траншею к комбригу спрыгнул мокрый Иван Васильевич. В спешке он приложил ладонь к виску непокрытой головы, сказал, что задание выполнено, и тут же сунул большой палец правой руки в рот.
— Вот попался чудак! — улыбнулся лейтенант. — Подползли мы, я — прыг и зажал ему рот. А он как цапнет меня за палец, я руку аж отдернул, он и заорал. Пришлось пристукнуть маленько. Притащили. Тут он, без сознания. Да, думаю, без языка обойдемся, в этих бумагах, по-моему, все сказано.
Он протянул полковнику кипу документов, снова пососал палец и шутя спросил:
— А может, этот немец бешеный? Еще прививки придется делать!..
В штабе полковник с переводчиком целый час изучали доставленные документы. Их немного попортила донская вода, но разобраться в них было можно.
— А ты знаешь, на кого налетел? — через полчаса говорил полковник лейтенанту. — На штаб полка. — Но тут же погасил улыбку. — А в общем-то дело наше дрянь. Бригада окружена.
Лейтенант в эту минуту забинтовывал палец. Его левая рука застыла в воздухе.
— Как же так? Неужели немцы…
— Да, — озабоченно сказал полковник, — немцы севернее тракторного завода вышли к Волге.
Из захваченных документов Ильинов только теперь узнал, как ухудшилось на фронте положение советских войск. Немецкие танки прорвались в районе Вертячего и заняли Ерзовку и Рынок. Они угрожают заводской окраине города. Его центр пылает, разрушенный бомбардировщиками. В последнем донесении штаб фашистского полка сообщал вышестоящему командованию, что Калач взят и что спешно наводится переправа через Дон.
— Вот брехуны так брехуны, — возмутился Ильинов. — Это не иначе, как ордена выслуживают. Ну, мы еще посмотрим, как вы возьмете Калач.
— Значит, прорываться к своим не будем? — спросил лейтенант.
Брови полковника сурово сдвинулись:
— А кто же мне давал приказ на это? Нету такого приказа. Стало быть, ни шагу назад!
— Но ведь в создавшейся обстановке вы можете проявить инициативу… — неуверенно начал было Иван Васильевич.
— Вот я и проявляю ее, — перебил его комбриг. — Мое решение — драться в окружении. Тем самым мы, отвлекая на себя значительные силы противника, ослабим натиск на город, поможем его защитникам.
Он вызвал ординарца.
— Всех командиров подразделений ко мне!
Когда собрался командный состав, Ильинов доложил о создавшейся обстановке и принятом им решении — занять круговую оборону.
— И чтобы никаких разговорчиков о выходе к своим! — предупредил он. — Пока не будет распоряжений штаба 62-й.
И добавил глухо:
— А связи со штабом все нет…
Командиры поспешно расходились по подразделениям, чтобы до рассвета успеть закончить перестановку бойцов и огневых средств…
Утром полковнику доложили, что к Калачу со стороны Вертячего движется большая колонна противника: автоматчики на машинах, пушки, минометы. Едут беззаботно, впереди лишь небольшая дозорная группа мотоциклистов.
— Собственной брехне поверили! — как всегда перед боем оживился Ильинов. — К встрече гостей все готово? Хорошо! Мотоциклистов пропустить, весь огонь — по основной колонне!
Десяток фашистских мотоциклистов остановился у крайних хат. Солдаты повылазили из колясок и рассыпались по домам. Тут их без звука и схватили.
Колонна, не видя головного отряда и не получая от него сигнала, замедлила движение. От нее отделился бронетранспортер. В это мгновение загромыхали орудия, заговорили пулеметы. Среди фашистов началась паника. Машины расползлись по полю, многие из них уже пылали.
Когда уцелевшие гитлеровцы скрылись за высотой, полковник произнес:
— Так. Первый урок они получили. А теперь и нам будет несладко.
Через пару часов враг, действительно, оправился от неожиданности. Видимо, к нему на помощь подошли свежие силы. На окраину хутора обрушился огневой смерч. Под прикрытием артиллерии в атаку пошла пехота. Автоматчики ворвались в окопы. Завязалась рукопашная схватка.
У фашистов было значительно больше и солдат, и техники. Шаг за шагом они теснили мотострелков к центру хутора.
Комбригу пришлось снять подразделения, которые прикрывали Калач с востока и юга, и тоже бросить их в бой. Стремительным контрударом бойцы вышвырнули гитлеровцев из поселка. К вечеру фашисты снова оказались на исходных позициях.
На следующее утро немцы опять попытались взять Калач со стороны Песковатки и Илларионовки. Бой шел весь день, гитлеровцы подходили к окраине и вновь откатывались назад.
Во второй половине дня они предприняли комбинированную атаку. Пока автоматчики штурмовали северную окраину, на западной враг попытался восстановить взорванную переправу. Немецкие понтонеры действовали быстро. Они умело воспользовались остатками моста на правом берегу.
Но не дремали и бойцы Ильинова. Вовремя заметив попытку врага, артиллеристы выкатили пушки на прямую наводку. Продырявленные снарядами понтоны один за другим пошли ко дну…
Ребята и Катя с Тоней пробрались в Калач только вечером, когда бой стих. Полковник по-отцовски обнял разведчиц, а Цыганкову и Кошелеву погрозил пальцем:
— За ослушание вам следовало бы уши нарвать. Но за то, что выручили девчат, большое спасибо. А теперь — марш по домам! Залазьте в погреб и нос не высовывайте. И чтоб без всяких фокусов. Увижу на улице — ремень сниму и выпорю.
