– Конечно, нет, – с готовностью откликнулась Клодия. – Чудесно с вами познакомиться.
За это Клод наградил сестру одобрительной улыбкой и спросил Хлою, что же это было единственно главное.
– Ну, разумеется, как она выглядит. Я догадывалась, что вы хорошенькая, но не настолько, как на самом деле. Но разумеется, у меня были только слова Клода, – добавила она с насмешливой улыбкой на его счет.
Клодия очаровательно порозовела, чего никогда не сумела бы, если бы ей это велели в Академии, и сказала, что братья лиц сестер не замечают. Клод же сказал, что она имеет в виду не «замечать», а слушать комплименты, а такое за двадцать лет каждый день способно наскучить. Потом как прирожденный хозяин добавил:
– У нас дома ни крошки еды или спиртного. Но я вас предупреждал, правда?
– Нет, есть! – быстро возразила Клодия. – У нас есть вишни!
Выражение на лице Клода, которое могло бы быть истолковано как «Вишни для женщины, которую следует купать в икре и шампанском!», едва успело сложиться, как Хлоя с радостью отозвалась:
– В бумажном пакете?
– Да! Смотрите! – И Клодия победно толкнула их через стол.
– Извините меня, – сказала Хлоя, снимая перчатки. – Я сейчас съем все. В обмен я оставлю браслет и дам вам поручение к моему банкиру. Я подпишу клятву никогда больше не курить, не пить и не ругаться, но я съем все. Куда нам бросать косточки? «Мы», – добавила она, – тут только ради приличий.
Клод открыл окно возле стола.
– Это переулок вроде того, по которому я пришла?
– Да. Там совершенно безопасно.
Хлоя положила вишенку в рот, прожевала и, выплюнув косточку, ловко отправила ее за окно.
– Нет, не могу одна. Никакой радости. Возьмете вишенку? – Она протянула пакет Клодии. – Это не бескорыстие, просто я люблю состязания.
Они ели вишни и бросали косточки в окно. Клодия думала: «Она чудесная. А я, наверное, выгляжу глупой школьницей. Она такая светская. У нее есть все. И я такой когда-нибудь буду. Когда буду играть ведущие роли. Через год или два. Ну… через два или три. Конечно, я невысокая, но мужчины любят женщин маленького роста. Это пробуждает в них желание защищать. Интересно, правда ли то, что говорят про сэра Иврарда… и остальных? Да и вообще почему бы ей не делать что хочется?»
– Кто-нибудь из вас нашел ответ, – спросила, не переставая есть вишни, Хлоя, – почему Жизнь называют «просто тарелка с вишнями»? Я когда-то лежала по ночам и все думала. Годами не могла заснуть. А потом решила, что все-таки нет, и снова стала спать.
– С чем это рифмовалось? – спросил Клод.
– Это самое глубокомысленное, что вообще было сказано по этому поводу. Да и вообще по любому поводу.
Заглянув в пакет, Хлоя объявила, что – увы! – Жизнь подошла к предначертанному ей концу.
– Поэтому перейдем к Искусству.
Это Клодия настояла показать Хлое рисунок, а сам художник неубедительно повторял: «О нет, черт побери!» Хлоя долго на него смотрела, и ее многозначительный взгляд скользнул вверх к глазам Клода, а тот прочел в нем нежное одобрение присутствию хозяйки в его работе и нерушимую клятву, что так между ними будет всегда.
– Немного на вас похожа, вы не находите? – спросила Клодия.
На сей раз Клоду была брошена улыбка, а вслух Хлоя произнесла:
– Правда? Тогда что мне полагается сказать?
– Что это просто глупый анекдот с картинкой, – отозвался Клод.
– Вовсе нет, Клод, он очень хорош. Если ты не хочешь его рассказывать, я расскажу.
– Тогда валяй, и покончим с ним поскорей.
– Ну ладно. Она говорит: «Разве вам не нравится Боротра?», а он в ответ: «Да, я всегда останавливаюсь у губернатора».
Теперь анекдот показался Клоду еще менее смешным, чем когда-либо.
Возможно, и Хлое он показался бы не слишком смешным, но Клодия быстро сказала:
– Звучит совершенно как название тропического острова, верно?
И ее желание помочь было таким очевидным, что Хлоя присовокупила быстрый понимающий взгляд, который вызвал бы у влюбленного радостный смешок и который утешил и поощрил бы самого склонного к самоуничижению автора.
– Ах, но это же восхитительно! Вы должны сделать целую серию. На следующий неделе она говорит: «Разве вы не обожаете перье?», а он в ответ: «Я всегда пью сидр». А еще через неделю…
– Пожалуйста, не думайте, что мне нравятся такие шутки.
– Не останавливайте меня. А еще через неделю она спрашивает: «Что вы думаете об Остине?», а он отвечает: «Я предпочитаю «форд». А потом она: «А что такого в Лакосте?», а он: «Такая же дешевка…» По сути, то же самое, что «Мужайтесь, мастер Ридли, Божьей милостью мы сегодня зажгли такую свечу, которую, полагаю, никогда не потушат»[61]. А он в ответ: «И мне тушеваться ни к чему».
– Полегче, дорогая, не то и вас может ждать туше.
В глубине души Клод надеялся, что сестра заметила обращение «дорогая», а еще – что пропустила его мимо ушей. Но Клодия уже думала: «Замечательно было бы, если бы они поженились. Я, конечно, была бы подружкой невесты. Не верю я во все эти истории. И опять же она дружна с Уилсоном Келли… То есть она ведь жена моего брата и знает Уилсона Келли, ну, я хочу сказать про то… что она просто не может про меня не упомянуть… скажет про меня случайно, и если бы я с ним познакомилась…» Она задумалась, какое это будет время года и что на ней будет надето, чтобы Уилсон Келли, раз или два услышав ее смех, сказал: «Вы, мисс Лэнсинг, как раз такая молодая актриса, какую я искал…» И конечно, именно Клодия… после дня или двух репетиций, он ведь, по сути, не такой старый, как раз нужных лет, и, разумеется, истории про него и Хлою врут, ну, конечно, врут, не то она не вышла бы за Клода…
Новоиспеченные молодожены обходили студию, рассматривая рисунки Клода, пришпиленные к стенам для украшения интерьера. Они остановились у «Сэра Лоренса на распутье», и, выслушав объяснение, Хлоя рассеянно произнесла:
– Знаете что-нибудь про картофельные чипсы?
– Я знаю, что их едят.
– Про чипсы в светском обществе. Или про их внутреннюю жизнь. Давеча я выслушала всю их подноготную. От одного друга. Можно даже сказать – Историю от и до. По счастью, я ничего не запомнила.
– А вашего друга, случайно, звали не Генри Лэнсинг?
– Нет, – с улыбкой, воздавшей должное его умению подхватывать на лету, отозвалась она. – Но она заставила меня задуматься про перепутья в жизни картофеля.
Прощаясь, она назвала хозяев по именам – Клод и Клодия – и пожелала удачи рисунку.
– Ах да, Клодия, если вы окончательно решились, и вам нужно знакомство с кем-то конкретным, и если я случайно его знаю…
– Какая вы милая! – воскликнула Клодия, а потом с интересом: – А вам самой никогда не хотелось на сцену?
Кашлянув, точно прочищала горло перед декламацией, Хлоя произнесла:
– «Весь мир – театр, а люди в нем – актеры. У них свои есть выходы, уходы». Вот одна из причин, по которой я от вас сейчас ухожу. До свидания, дорогие мои.
– Может быть, проводить вас до такси?
– Да, пожалуйста, Клод, это было бы чудесно.
Так чудесно было снова ее целовать.
4
Утром воцарилась обычная суета, вызванная появлением мисс Рэттинген, а также тем, что Клодия, как это часто случалось, проспала. Мисс Рэттинген у Лэнсингов «этим занималась», – художники были ее специализацией. Это была дородная, но некрасивая молодая женщина, по сути, уже не такая молодая: больше лет, чем ей хотелось помнить, она боялась, что один из «ее» художников станет настаивать, чтобы она позировала ему в костюме Евы. Даже Джон Херон, который до сих пор рисовал только миски с цветочками на полированном столе красного дерева, не избежал подозрений в том, что имеет виды на мисс Рэттинген. К счастью, мама научила ее, что следует говорить. «Совершенно спокойно, Мод, глядя ему прямо в лицо, ты скажешь: «Если вы хотите только меня, как я могла бы выпить чаю с другом, – это одно. Но одежду я не сниму даже для короля во всей его славе». Он сразу же поймет, что ты за девушка». Мисс Рэттинген все еще ждала шанса показать, что она за девушка.
Постучав по ширме Клода, она сообщила:
– Мисс Лэнсинг вышла из ванной, мистер Лэнсинг, и вода закипает.
– Спасибо, – отозвался Клод и, сев на кровать, начал искать тапочки. – Как погода?
– Сегодня отличное ясное утро. В газете пишут, что на Мейдстоун произошло новое ужасное убийство.
– Я тут ни при чем.
– В газете пишут, что поблизости нашли воротничок священника.
– А в воротничке священник нашелся?
– Нашли только воротничок, мистер Лэнсинг. Поблизости. Я всегда говорю, что если девушка не может доверять преподобному, то кому же ей себя доверить?
– Вы совершенно правы, мисс Рэттинген, жизнь так трудна для вас, женщин.
Он вышел из-за ширмы в халате.
– Тут вы в точку попали, мистер Лэнсинг. Взять хотя бы меня. По праву сказать, мне совсем не следовало бы этим заниматься.
– Вот тут, на мой взгляд, вы совершенно правы.
