нервов, — говорит профессор Сегал, ведя колесом пыток по ладони.
Я сжимаю зубы.
Он не ответил на мой чертов вопрос.
Я вытягиваю шею, пытаясь найти пятна крови, но даже следа покраснения нет. Но, может быть, это потому, что он не давит?
— Вы собираетесь использовать его на мне? — шепчу я.
— Вы хотите, чтобы я это сделал, мисс Шталь?
Горло сжимается, и я сглатываю.
— Это зависит от того, — говорю я, сохраняя размеренность в голосе. — Будет ли больно?
Его глаза мерцают, а может быть, они сверкают злобой.
— Ровно также, как и приятно.
Прежде чем я успеваю запросить более приятную и менее зловещую пытку, он приближается ко мне с психо-вертушкой.
Кожу жалит, когда он проводит ею по внешней стороне бедер. Давление легкое и не длится достаточно долго, чтобы нервы опознали его как боль.
Это причудливая форма удовольствия, которая балансирует на грани опасности. Если бы он надавил сильнее, то порвал бы мне кожу.
Я быстро дышу, грудь вздымается и опускается, когда он катит колесо по тазовым костям и вверх по животу, где я немного более чувствительна.
— Как боль? — спрашивает он.
Теперь я задыхаюсь, мое сердце колотится, потому что иголки направляются к груди.
— Терпимо.
Он отвечает мрачным смешком, от которого волоски на затылке встают дыбом.
— Умница, ты хорошо справляешься, — размышляет он. — Кайфующая от боли маленькая шлюшка.
Жар внизу живота пульсирует в унисон с нарастающей паникой, и я хочу большего. Незнакомая часть меня наслаждается ужасом.
Это похоже на собственный фильм ужасов, где я героиня, отданная на милость плохому парню. И он хочет заставить меня кричать.
Профессор Сегал проводит прибором по моим ребрам, и каждый укол вызывает искры ощущений повсюду — вниз по животу, по груди, даже в глубине легких. Я бы заерзала, но не хочу, чтобы меня проткнули.
Когда колесо достигает пояса моего лифчика, ужас нарастает до такой силы, что у меня стучат зубы.
— Ааах…
— Есть что сказать, мисс Шталь? — он насмехается, как учитель, пристыдивший меня за болтовню в классе.
— Н-нет…
Он не такой. Он не станет. Черт, он же хороший.
Профессор Сегал нажимает колесом на чашечку лифчика, только на мне кружево, поэтому ткань не дает никакой защиты. Крошечные взрывы боли и удовольствия взрываются в груди, усиливаясь по мере того, как достигают соска.
— Пожалуйста, — говорю я сквозь стиснутые зубы.
Он делает паузу.
— Красный, желтый или зеленый?
Я так задыхаюсь, что не могу подобрать слова. Мои бедра дергаются вверх и вниз, пытаясь коснуться чего-нибудь, чего угодно, чтобы создать трение.
Профессор Сегал отодвигается на несколько сантиметров. Этот сукин сын с черным сердцем хочет, чтобы я трахала воздух.
— Ваши слова, мисс Шталь, — говорит он с равной долей строгости и садизма. — Они существуют для какой-то цели.
Он знает. Знает, как на меня действуют иголки. Точно знает, что мне нужно. Знает, что задразнил меня до той степени, когда это выходит за рамки разумного. Тем не менее, он смотрит на меня сверху вниз, и его черты изображают маску безразличной интриги.
— Ради всего святого. Зеленый! — я начинаю плакать.
При первом уколе, который пронзает ареолу, моя спина выгибается.
Блять, блять, блять.
Это как удар током, только тока нет.
На секунду, хотя может быть и больше, все замирает. Я не могу двигаться, не могу дышать, я даже не уверена, что могу видеть. Затем воздух со свистом возвращается в легкие, и мое сознание с глухим стуком падает на кожаное гинекологическое кресло.
— Да, мисс Шталь? — говорит профессор Сегал.
Я сжимаю зубы.
— Прикоснитесь ко мне, — рычу я. — Пожалуйста.
— Именно этим я и занимаюсь, — он скользит колесиком по соску.
— Ммм… — я шумно втягиваю воздух, мои глаза расширяются.
Он смотрит на меня с абсолютно пустым выражением лица, но я знаю, что он смеется, по тому, как дрожит его грудь.
— Твоя чувствительность восхитительна, — говорит он без тени веселья, хотя в уголках глаз появляются морщинки.
— Рада предоставить Вам такое блестящее развлечение, — рычу я. — Надеюсь, вы удовлетворили свое любопытство? Теперь можно перейти к вашему языку у меня между ног.
Шлепок.
Удар ладонью по внутренней стороне бедра посылает эхо в самое ядро желания.
Мое лицо замирает.
Будь я проклята, если признаюсь, что это было горячо.
— Очаровательно, — он подводит колесом к другой стороне моей ареолы и обратно вниз.
Оно ходит туда-сюда, адское устройство поскрипывает на случай, если жертва забудет о двух дюжинах металлических игл.
Мышцы моей киски сжимаются и расслабляются в такт его движениям, а глаза закатываются к затылку.
Профессор Сегал перемещает колесо к другой моей груди, а затем нежно целует измученный сосок.
— У тебя красивая грудь, — его горячее дыхание жалит кожу сквозь кружево.
— И Вы ограничитесь только просмотром? — спрашиваю я напряженным голосом.
— Пока что, — он с ухмылкой отходит от моей груди и продолжает мучить другой сосок.
Я была возбуждена утром. Возбуждена, когда наряжалась для него. И когда ехала на автобусе в одном плаще. Я думала, что он трахнет меня за обеденным столом, но мы еще даже не начали.
Теперь уровень возбуждения невыносим.
Та часть меня, которая хотела отучить его от унижений, сдается, а остальная часть гордости превращается в пепел.
— Пожалуйста, — шепчу я.
Психо-вертушка останавливается.
— Вам есть, что сказать, мисс Шталь?
— Мне нужно…
— Да? — он наклоняется, его дыхание согревает мою шею.
— Вы знаете.
— Не стоит полагаться на предположения, — говорит он. — Лучше формулировать мысль четко.
— Трахни меня, — говорю я сквозь стиснутые зубы, теряя последние крупицы самоуважения.
Он берет устройство, похожее на швейцарский нож, и вытаскивает штопор.
Мои глаза расширяются.
— Что Вы делаете?
— Вы испытываете жажду, мисс Шталь?
— Нет, — огрызаюсь я. — Вы уже достаточно меня напоили.
Его глубокий смешок заставляет меня напрячься. Почему он думает о вине в такой момент?
Профессор Сегал проводит пальцами одной руки по моей грудной клетке, заставляя меня наклониться навстречу его прикосновению. Наконец-то, что-то кроме шлепка.
Когда его рука достигает пояса трусиков, бедра приподнимаются в ожидании.
— Снимите их, — шепчу я. — Срежьте, если так нужно.
— И испортить прекрасный комплект белья? — спрашивает он, нахмурившись.
— Мне все равно.
Профессор замолкает.
— Нужно научить тебя не быть такой расточительной.
В горле раздается рычание разочарования.
Он проводит пальцами по трусикам, и кожа под кружевной тканью согревается от его прикосновения. Когда он отодвигает ее в сторону и обнажает киску, я делаю глубокий вдох.
— Ты прекрасна, — большой палец скользит по клитору, который теперь как раздраженный нерв.
Комплимент трогает мое эго. Я открываю рот, крик застревает в горле. Вот оно. Он сейчас спустится вниз
