– Всегда так?
– Конечно, Ан Ан, Дух И помогает всякому страждущему. Почитать его начали в далёкие времена, после исцеления десятого правителя династии Фу[108]. «Слёг Фу Ин[109] падучей болезнью, – с придыханием затянула женщина, – и не могли врачеватели и гадатели остановить ту немочь. Отправилась любимая дочь правителя к горе, ища новые целебные травы, и встретила редкого Оленя, что дремал рядом с хищным зверем, и тот его не трогал. Испугались увиденного слуги, пришедшие с ней, и бежали. Нагнал её хищник и принялся терзать, а она молилась. Услышал Олень и сказал: «Не до́лжно человеку видеть меня». Взмолилась юница отпустить её, ведь зла она не желала, а лишь отца хотела спасти. Сжалился Дух, и из земли вырвались доселе невиданные травы. Указал Дух на целебные травы и сказал, что ей и отцу они предназначены, но за то, что жизнь ей оставит, никто из людей знать о нём не может, и для того заберёт он её голос. Согласилась девушка, сорвала траву себе и, проглотив, тут же не смогла говорить, и раны затянулись. Сорвала другую и понесла вниз.
Принял Фу Ин лекарство и вновь окреп, но дочь его не говорила. Бились дворцовые лекари, а речь не вернулась. Тогда велел отец отправить смелых на ту гору, узнать, в чём причина увечья дочери. И был с ними лекарь Няо[110]. Отбился он от всех, собирая редкие лекарства, и вышел к озеру, что меж вершин. Увидел Оленя, с медведем пьющего из озера, пригнулся и стал выжидать, что будет. Напился Олень, повернулся к непрошеному и заговорил: «Как посмел ты!» Устыдился и устрашился лекарь, вышел из укрытия и рассказал, что у него на сердце. Но не верил Дух: «Пришли люди, хоть обещано ею, что смолчит!» «Так и молчит, ни слова сказать не может! Смилуйся, Дух, верой служим тебе!» – заступался лекарь. «Что ж, смилуюсь, но не сможешь спуститься ты с горы, чтоб люди боле не приходили». Принял лекарь волю Духа, сорвал травы, о́тдал солдатам, но сам больше сойти не смог». Так почитают Духа исцеления и на гору заходить не смеют.
– Разве Олень не был жесток?
– Как можно говорить такое о Священных Духах?! – казалось, Аи приняла слова Соны за глубоко обидные.
– Простите, Аи, я не подумала, – Сона решила загасить конфликт, пока он не разгорелся. – До династии Ван была династия Фу?
– Она была вместе и над всеми, ибо была правящей семьёй Пинхэн.
– Почему же Духу приносят вышивку?
– «Разрешилась в родах жена[111] семнадцатого правителя Фу Гао[112], однако вскоре единственный наследник отошёл[113]. И предрёк гадатель правителю, что отныне не будет у него младенцев. Оттого пошёл босой и нагой[114] Фу Гао к горе через светлый город, дабы показать свою ничтожность перед силой Духа. Молился он у подножья месяц, второй, и явился ему царский журавль. В клюве своём держал он кору златолистого древа[115]. Журавль бросил её правителю. Годы прошли в лечении, а всё не могли зачать наследника наложницы, и отчаялся народ и сам правитель, ища нового наследника у брата. И вот, в ночь явился Олень и возгласил благую весть, что наложница Юан[116] понесла! Велел Фу Гао открыть свои хранилища, дабы вознаградить Духа, но тот принял лишь саван[117], пошитый правящему». Потому женщины вышивают и дарят Духу Хуан Пи, заменяющее ему погребальный саван.
– К чему Духу саван?
– Указать на долгие годы правления Фу Гао и его династии, – не переставала улыбаться воодушевлённая Аи.
Как и полагается, в этот день празднующие доставали из сундуков свои лучшие наряды, хранимые для особых случаев. Зачастую подобная бережливость заканчивалась тем, что в наследство потомкам доставались лишь расползающиеся на нити лоскуты – приданое, тлеющее под влиянием времени. Подобное явление объяснялось просто: материалы были дорогими, и свободного времени у нищих не было. Бедняками являлись не только попрошайки на улице, но также крестьяне и мелкие ремесленники. Порой именно бродяжки, просящие милостыню, зарабатывали своим представлением больше, нежели примерные работяги. Конечно, оставалось им мало что, ведь львиный кусок отгрызали следящие за пожертвованиями Служители и послушники, под чьей защитой побирались калеки и обездоленные. Однако об этой стороне бизнеса догадывались немногие, а потому ремесленники, крестьяне и слуги, перебивающиеся от монеты к монете, не жалели подаяний в надежде обрести душевное спокойствие и благословение милостивых Духов, растроганных их добротой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Ещё одной особенностью сегодняшних красавцев и красавиц было наличие у них обязательного аксессуара, тем или иным образом символизирующего могущество Духа И над телесными и душевными болезнями человека. Продавались безделушки тут же. Если судить по скорости, с которой разбирались повязки, ленточки, фигурки и монетки, прибыль с каждого маленького лотка торговки за один день была колоссальной!
Прошло не менее трёх часов в ожидании, пока очередь начнёт двигаться в храм для поклонения статуям, а затем назад. Вдруг по дороге у площади зашагали стражники, закрывая собой высокие узкие клетки на колёсах, везомые лошадьми. Кто-то из толпы выкрикнул бранное слово, и многие обернулись, ругая заключённых. Сона вспомнила ночь, проведённую в похожей клетке лагеря, и безжалостный оскал дьявола, совершенно обыденно отправившего её на смерть.
– Это преступники, повинные в смертях, – видя немой вопрос Соны, отозвался рядом стоящий Цзян Ган и пояснил: – Женщины и по сей день молятся разрешиться в праздник почтения Духа И, тогда оба останутся живы, и непременно родится мальчик. К сожалению, часто случается обратное – женщины умирают, так и не разродившись, поэтому Фаюэн и стража строго следят за травниками и повитухами, чтобы те раньше положенного времени дитя не вызывали.
Соне стало жутко. Насколько необразованная дикость происходила! А люди в это верят и боятся даже мысли о бредовости своего фанатизма.
Началась служба. Поскольку ждущие снаружи не могли слышать происходящего в главном зале, на площади в качестве алтарей были предусмотрены пьедесталы, предназначенные забравшимся на них Служителям младше рангом, проводившим обряды для окружавших их прихожан. Они жгли благовония и травы как подношение, били в барабан, читали молитвы и легенды, две из них Аи уже рассказала.
По примерным подсчётам, прошло ещё не менее пяти часов, прежде чем вся делегация зашла внутрь и смогла оценить всю красоту открытых огромных залов с колоннами и красно-золотистым убранством.
На всей территории когда-то существовавшего царства белый, красный и золотистый цвета несли в себе особый смысл. Красному цвету приписывали защиту от несчастий, белому – красоту, а золотой олицетворял благоденствие. Именно поэтому горожане старались найти средства на покупку хоть малого количества побелки, дабы придать дому богатый вид на зависть прохожим. На главных улицах Хуан Цзюй все строения обязательно должны были быть побелены. Хозяин дома иного цвета подвергался наложению штрафа и даже, если верить Жу, мог попасть в тюрьму. Как бы странно это ни звучало, но за пребывание в неволе арестант или его семья так же обязаны были заплатить. Странные законы, но, может, что-то в них было правильным?
В центре зала располагалась самая высокая статуя Духа-матери, изображённая в виде змеи, кольцом обвивающей птичье гнездо – землю Равнин. Обе стороны от неё занимали скульптуры различных животных, одни небольшие, другие в человеческий рост и даже выше. Здесь стояли рыбы, запряженный бык, знакомая Соне черепаха – Дух мудрости и знаний… Возле каждого идола лежали жертвенные подарки, угощения и расписные вазы, наполненные вином или молоком. Святыни украшались цветами, ритуальными символами, драгоценными камнями и металлами, а их спины покрывали расшитые изысканные ткани. Особо почитаемые Духи получали изображения, покрытые мрамором.
«Духи живут явно лучше людей», – мелькнула скептическая мысль в голове Соны.
Послышались удары в барабан – из алтаря вышел старший Служитель, поздравляющий присутствующих с завершением священнодействия: