Она боится… чего? Не вернуться домой, где всё родное, безопасное и ждут любимые люди… Боится их потерять. Боится застрять здесь, в неизвестности, в мире реального страха, постоянно кружащего рядом, словно гиена возле истерзанной, но пока что способной драться добычи, периодически её цепляя и покусывая. Боится повторения. А ещё? Остаться одной? Нет. Она жаждет одиночества. Там нет врагов, законов, ответственности – там спокойно. Однако закрыться – значит отнять у себя возможность жить так, как хочется именно тебе! Подарить узды правления собственной жизнью кому-то чужому! Нельзя! Если желаешь жить так, как того хочешь, то воспрянь духом, выпрями спину и иди вперёд! И сейчас, когда мысли пришли в порядок, нужно действовать!
Вечером, расстилая свой матрас на полу и готовясь ко сну, Сона решила рассчитать дальнейшие шаги:
«Сяо Ла назначил встречу в пост и не пришёл. Вдруг дело вовсе не в надзирателях? Начнем сначала. Что говорила женщина в тумане? – Сона перебирала сохранившиеся в памяти обрывки событий и диалогов, чтобы выстроить последовательность предпринимаемых в будущем действий и понять, почему Сяо Ла не явился. – Что, если для него встреча была опасна? Скорее всего, это связано с положением рода Ху Цзы. У знатных много тайн и людей, эти тайны охраняющих».
Вспоминая, Сона не сразу заметила, как прежде ровный ритм сердца болезненно учащается, а тело покрывается липким холодным потом. Ей казалось, будто вот сейчас в комнату ворвутся солдаты востока и выволокут её! А сероглазый метис передумает и вправду отрубит ей голову! В темноте поплыла иллюзия… медленно приоткрывается дверь…
– Госпожа, могу я просить? – из устрашающего видения испуганную Сону вытянул тихий голос лежащей на кровати Ми Лу.
– Говори.
– Госпожа, мне стыдно… Могу я лечь рядом? Мне очень страшно.
Страх самой Соны тут же притупился. Теперь она чувствовала, что в своих кошмарах не одинока и её обязанность как старшей – защитить младших. Это знание придавало невероятных сил!
Девочка стянула матрас с лавки, создавая вторую постель.
– Чего ты боишься?
Ми Лу долго молчала, вероятно, решаясь на самый тяжёлый для неё разговор.
– Если что-то не даёт твоей душе покоя, можешь рассказать. Обещаю, я пойму и не стану тебя бранить. Ты всегда можешь довериться мне, я выслушаю и защищу, – искренне и как можно более спокойно заверила Сона.
– Спасибо, – в темноте послышалось всхлипывание. – Я плохая?
– С чего подобные мысли?
– Я вижу госпожу Да Си[125] и госпожу Лян Юэ[126]. Они никогда не выполняли чёрных поручений служанок и даже имеют право приказывать. Почему у меня не так?
Вопросы детей так прямолинейны. Для них мир невероятно прост! Зачем взрослые всё усложняют? Именно подобные вопросы помогают узреть абсурдность взрослого мира.
– К сожалению, вместе с нами живут ужасные люди и делают то, чего мы не заслужили. Одни поступают так потому, что плохие по природе, иные – из-за вроде как благих намерений, а третьих научили. Держать обиду на любого из них пользы не принесёт: первые не поймут, вторые ошиблись, поскольку смотрели с другой точки зрения, а третьи не знают, что можно по-другому. Со временем меняются лишь вторые и третьи, и мы сами влияем на их отношение к нам. У рабов тоже есть выбор. Кто-то выбирает послушание, кто-то бунтует, а наш Ман держится так, что его уважают больше, чем некоторых свободных, – Сона по-доброму рассмеялась. – Сейчас, благодаря Чжу Жу и госпоже Ляо, у тебя новая жизнь. Пусть ты не станешь хозяйкой в доме знатного господина, но, даже будучи нонмин[127], не позволяй того, чего не хочешь, и не делай другим того, чего боишься сама. Наверно, это правильно.
– Где ваша семья, госпожа?
– Далеко. – Горло сдавило комком.
– Я помню служанок дома Кхам[128], они всегда угощали вкусностями. Старшие слуги смотрели за мной и заботились обо мне. Но однажды во двор ворвались стражники, господина казнили, а всех нас отправили на невольничий рынок. Я и сейчас помню, как плакала, когда меня забрали из рук любимой служанки. Я так и не узнала её имени. Я убежала, чтобы найти её, хотела быстро вернуться, только не знала, где её искать, и заблудилась. Меня нашли и за это наказали старшую служанку, а та уже меня. Она была моей наставницей, а из-за меня её высекли… В новом доме были и другие дети. Вначале они сказали, что в этом доме надо есть песок, потом одна девочка выстирала мою одежду в ослиной моче… А когда купили нового мальчика, мы начали делать это с ним.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Зачем?
– Если бы я не слушалась их, они снова бы делали плохо мне.
– Понимаю, но как ты думаешь, это было правильно?
– Нет… – детский голос стал виноватым.
– Почему?
– Потому что ему было плохо, а совершать плохое нельзя.
– Можно, но только тому, кто совершает дурное тебе, и тогда, когда ты уверена, что так будет лучше. Если тебя бьёт слабый и ты можешь дат отпор, то бей его в ответ. А если тебя бьет кто-то сильный, покажи ему, как тебе больно, чтобы его злоба насытилась, а потом можно отомстить. Но только если твоей вины не было или если наказание слишком суровое. Понимаешь?
– Нужно себя защитить?
– Верно, лишь поначалу выбрать, как.
– А если я сделала больно слабому, я плохая? Помню, служанка с кухни показала, как зарубить птицу или кролика. Мне было их жалко, я просила их не убивать, но служанка на меня кричала, и я… Старшая служанка сказала, что жизнь рабыни очень тяжёлая, значит, я должна быть сильной, и, если смогу убить без жалости, значит, буду сильной. Но мне всё же их жалко, а она ругалась, – девочка зарыдала, и Сона её обняла.
– Как ты попала в Южные равнины? – девушка старалась отвлечь страдающего ребёнка от ужасающих воспоминаний.
– В один день пришёл господин и забрал меня. Мы долго шли, очень долго. На границе стражники сменились, и мы узнали, что теперь нас купил Юй Куо. Нам нельзя было идти медленно, просить воду, еду или остановиться. Па Шоу[129] выбрал детей и сказал, чтобы следовали за ним, и если хотим есть больше, то должны учиться, чтобы за нас много заплатили. Он учил нас скрываться, чтобы не нашёл ни один стражник, искать богатых господ и забирать их кошельки. По дороге мы заходили в города и должны были принести по три кошелька. Кто приносил монет больше остальных, тому давали монетку и разрешали поесть в шатре Юй Куо. А кто не справлялся, того наказывали. Я старалась, но получалось не всегда. Я делала плохо, да?
Сона вновь обняла подопечную в попытке не выдать свои чувства. Взрослый знает, насколько с ребёнком поступали омерзительно и ужасно, но сам ребёнок этого ещё не осознал, что и сохранило его разум. Став старше, она поймёт, и, если она попросит помощи преодолеть боль от невидимых ран, Сона сделает всё, что в её силах. А сейчас пусть живёт в неведении и будет счастлива. Единственная задача, которую Сона определила для себя на данный момент – заново научить Ми Лу понятию добра и зла, заменяя ими искажённое представление о морали.
– Я боялась, что госпожа подумает, что я плохая, и продаст меня, поэтому не рассказывала…
– Не продам. И ты, и я будем жить счастливо, никого не боясь.
Сегодня Сона поклялась себе в двух вещах. Первое – делать всё разумное наперекор страху, и второе – попасть домой любым способом.
Поутру Сона и Аи привычно отправились на рынок. Пройдя мимо лавок с фруктами, они наткнулись на толпу зевак, обступивших театрально восхваляющего Духов попрошайку. Лицо хозяйки переменилось:
– Истинное чудо, Ан Ан! Этот человек мне знаком! Он часто ждал подаяние у храмов и много молился. Раньше бедолага не мог ходить и даже, приняв от Служителя послушание, полз к монастырской горе! Хвала Духу-матери и Духу исцеления! Это же его Дух И исцелил у храма!
– Он вправду не мог ходить?
– Ша Я Тоу[130], – любяще укорила Аи несведущую гостью издалека. – Я же тебе говорю! Можешь не верить в Священных Духов, но вот ты видишь своими глазами!
