— Ну что ж, — ответил он, словно знал о моих ощущениях. — Бывает. Тебе, Ваня, пора развеяться. И не в прошлом, а в настоящем.
Я засомневался, пожал плечами.
— Дослушай… У тебя плохая привычка…
— С кем поведёшься, — успел вставить я.
Симон на мою грубость не обратил внимания.
— И я о том, — ровно сказал он. — Посмотри, как ты жил последние месяцы… Учёба и Камен. А?
— Конечно! — не приминул обидеться я. — А что от вас ещё дождёшься? Признайся, Симон, вы меня загипнотизировали?
— В каком смысле… — он запнулся, — … загипнотизировали?
— А в том, что я… Я! Свободный от рождения человек! Не смейтесь, пожалуйста!.. Так вот я, свободный человек, торчу тут с Учителем, будто кто меня к нему привязал. Выслушиваю от него всякое… Ему бы только в Фиман сбежать…
Симон предостерегающе поднял руку.
— Ваня! Ты о Фимане не говорил, а я не слышал!
— Тоже мне… Тайны, всё тайны!
— А по поводу гипноза… Ты не прав. Какой может быть гипноз? Просто тебе всё это самому было надо. Вот ты, как свободный человек, реализовал свой интерес. Так что иди-ка, Ваня, пройдись-ка по улице. В кино сходи, на девушек посмотри.
— а — а! — отмахнулся я, но потом решился на прогулку.
Одичал я всё-таки. Машин даже стал бояться, так и тянуло при их виде зависнуть во времени. Но на улице такие провалы небезопасны, чего доброго при проявлении под ту же машину или по инерции в фонарный столб врежешься, не говоря уже о реакции прохожих.
Мне будто заново приходилось учиться ходить по городу.
Памятуя совет Симона, взял билет в кино. А до начала фильма походил у кинотеатра и посмотрел на девушек.
Точно одичал! Кем был и кем стал! Аскет! Право слово.
Сказали бы раньше, никогда не поверил бы. Даже попытки расшевелить себя, сделать заинтересованное лицо и пристальный, нацеленный взгляд на женские прелести не спасали.
И я взбунтовался против себя. Мне тридцать лет, ещё не вечер, а я хороню себя в проклятом провале времени.
Ни за что!..
Разозлился!
Помогло. Плюнул на фильм, позвонил по знакомым телефонным номерам. Один из них отозвался милым женским голоском, который удивился и — пролившись целебным бальзамом на мои душевные раны — очень обрадовался.
Меня расслабило… На два дня я позабыл о ходоках, Симоне, его заботах, об Учителе и таинственном исчезновении дона Севильяка.
Так оно и было…
Когда хозяйка квартиры ушла из дома по каким-то делам, а вернее всего, проветриться после моих неимоверных чувств, накопленных за месяцы воздержания, Симон вежливо напомнил о себе. В строгом костюме он проявился передо мной, разнеженным и неприбранным, лежавшим в свободной позе без мыслей в чужой постели.
— Ваня, — сказал он мягко, но настойчиво, — ты нам нужен…
Два дня отдыха встряхнули и взбодрили меня, позволили обрести какую-то отчаянную уверенность в себе. Похоже на то, когда я долго готовился и ужасно боялся прыгнуть с парашютом и, наконец, прыгнул, то ощутил блаженство свободного полёта и раскрепощённости, которые остались в каждой клеточке тела после приземления, и теперь — сам чёрт не страшен.
Так оно и было…
Две минуты на сборы, записка хозяйке, и вот мы уже в моей квартире. Чинно расселись как три высоко договаривающиеся стороны, где Учителю отводилась роль пассивного и созерцательного присутствия.
— Послушай, Ваня, меня внимательно, — начал Симон.
Я же как-то легкомысленно пропустил мимо ушей его призыв и отключился, сладко переживая события последних двух дней. Бурно встречали, повисли на шее, быстрый обмен бессмысленными словами… Было здорово!.. Я насторожился и выплыл в реальность, лишь услышав:
— … это не ходоки во времени в нашем понимании, а обычные люди, но использующие технику. Мы их называем аппаратчиками… Жаргон.
Я и Сарый вздрогнули. Я от знакомого слова, Учитель от тех неприятностей, которые они ему приносили.
— Что? — Я потёр лицо ладонями. Мне стало стыдно перед серьёзным Симоном, а ведь ещё недавно уверял его, что не мальчишка я какой-то, но муж, ответственный за слова и дела свои. Сказал виновато: — Я ничего не понял.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Симон, как я неоднократно отмечал, человек вежливый, он лишь прищурил левый глаз и обозначил обо мне своё мнение шевелением губ.
— Я повторю, — потирая колени, устало сказал он.
Интересно, что он обо мне думал в этот момент?
Вдруг примерно так, что вот сидит, мол, баловень судьбы и природы с блаженной улыбкой деревенского юродивого, ловит мух и ждёт, чтобы с ним говорили учтиво и мягко и, как бестолковому первоклашке, неоднократно объясняли бы суть необходимости в нём. А она, суть, довольно нешуточная, возникла неожиданно и не терпит отлагательства.
Неужели он так мог обо мне думать?! Если…
А ведь, может, именно так. А мне совсем не хотелось бы выглядеть перед ним плохим.
— Извини меня, Симон! — подобрал я своё небрежно развалившееся на диване тело, подтянул ноги и сел прямее. — Отвлёкся я. Как-то так уж получилось.
Симон прикрыл глаза, качнулся вперёд-назад и без обиды поддержал меня:
— Бывает, Ваня.
Симон скармливал мне очередную порцию сведений о ходоках вообще и о себе, в частности.
По-видимому, в подсознании я догадывался о многом, так как его признание, похожее на откровение, что они с Каменом Сарыем не из этого времени, а из будущего, не только не удивило меня, но, наоборот, успокоило. Как будто в наши взаимоотношения лёг последний камень, завершающий всю постройку.
Забегая вперёд, скажу, как оказалось: ложный камень и отнюдь далеко не последний.
— Мне всегда казалось, что вы не наши современники, — выразил я своё отношение к сказанному. — А дон Севильяк?
— Он, если так можно выразиться, — улыбнулся Симон, — туземец этого времени.
— Однако!.. И я туземец, значит? Абориген?
— Не придирайся к словам.
Наверное, притягательное и забавное сочетание слов «туземец этого времени» вновь отвлекли меня, и Симону пришлось опять напоминать, зачем мы здесь, собственно, собрались.
Извиняться не следовало, и так всё было понятно, и я просто выразил внимание к собеседнику.
— С тобой, Ваня, разговаривать — только время терять. Никакого терпения может не хватить. Ты же в школе, насколько я знаю, был примерным учеником… И в армии дисциплину чтил, а?
— Да слушаю я!
— Слушаешь, да не слышишь. Ладно… У нас в прошлое ходят не одни ходоки, от природы наделённые этим даром, но и обычные люди, использующие технические средства… Аппаратчики.
— Ага, — показал я понимание. — Мы их видели. Учитель обещал, что ты мне о них расскажешь.
В этот раз я незаметно для себя перешёл в разговоре с Симоном на «ты». Он не удивился.
— Знаю! — оборвал нетерпеливо он мои воспоминания. — Дослушай ты, пожалуйста!.. Диапазон у них велик, но без стабильной материализации в прошлом. Они чаще всего, как в кино, наблюдают жизнь со стороны. Для историков удобно: и прошлое не загрязняется их появлениями и поступками, и можно изучать многие исторические моменты воочию… Так вот. Техника развивается, и аппаратчики могли уходить в прошлое всё глубже и глубже. И уходили. Но вдруг перестали оттуда возвращаться.
— Как дон Севильяк?
— Нет, Ваня. Дону Севильяку такой диапазон и не снился. Те, кто исчез, ушли за сто тысяч лет.
Я непроизвольно присвистнул.
— Сто тысяч лет!.. И мне, что… — Я с замиранием сердца уставился на него, так как на столько лет в прошлое ещё не уходил, — надо узнать, что с ними случилось?
Симон кивнул.
— За сто тысяч?!
Он снова китайским болванчиком покивал головой.
— Ух! — выдохнул я со смешанным чувством радости и страха.
Невероятно, что у меня такие возможности. Вернее, здорово, что мне подвластны такие глубины прошлого. Знал и до того, но всё равно дух захватывает.
Мы несколько минут обсуждали, что я могу, а чего должен опасаться или на что обращать внимание, поскольку Симон, уверенно говоря о ближнем прошлом, весьма приблизительно мог прогнозировать моё поведение в дальнем во времени поиске.
